Николаю Карнабеде и в 60 хочется работать

Тяжел труд скульптора, но имеет одно замечательное свойство: его творения переживают создателя. Промчатся вереницей десятилетия и столетия, а на набережной Амура усталым, но мудрым взором все так же внимательно будет глядеть на потомков бронзовое изваяние Муравьева-Амурского.

Спросит малыш: «А кто изготовил скульптуру?» Начнет отец или мать искать информацию в Интернете или специальном справочнике, где сухим канцелярским языком будет выдана небольшая справка о Николае Карнабеде. А мы-то с вами, современники, находимся в более выигрышном положении. К автору знаменитой скульптуры сейчас можно запросто прийти в гости. Постучаться в дверь мастерской в Доме художника, что на переулке святителя Иннокентия, и пообщаться. Карнабеда дружелюбно встретит вас в халате, запачканном гипсовой пылью, и обязательно предложит горячего чая.

Пока чайник будет греться, рассмотрите помещение, где создаются творения на века. На полу и на полках стоят фигуры и головы людей, слепленные и вырезанные из дерева. А вот и крохотная копия скульптуры, той, что стоит на набережной Благовещенска. Без нее уже трудно представить наш областной центр. Только не забудьте сказать об этом заслуженному художнику России, члену Союза художников России, лауреату премий Амурского комсомола, а также администрации в области культуры и искусства Николаю Карнабеде. Скульптору услышать это будет особенно приятно — сегодня у него юбилей.

Родился в чистом поле

—  Сегодня открывается моя персональная выставка в областном краеведческом музее, — рассказывает Николай Леонтьевич. — Какая она по счету, мне трудно сказать. Еще труднее подсчитать, сколько раз я выставлялся и сколько работ изготовил за 35 лет творческой жизни... Зал в музее небольшой, поэтому представлю 12 — 15 работ. Будут еще фотографии. Сам не могу поверить, что мне уже 60 лет.

Карнабеда вздыхает: он страшно не любит праздники, в том числе дни рождения —  выбивают из колеи. Чтобы поздравить других, надо ломать голову над выбором подарка. Потом тосковать за столом, потому что раньше посиделки были веселыми. Выпивали сто граммов, песни дружно пели, а танцевали непременно с огоньком, с азартом. Сейчас же в основном только пьют и едят.

— Лучше бы я в праздничный день на рыбалку поехал, с удочкой на берегу посидел, — мечтает юбиляр.

У Карнабеды особенный смех — волей-неволей начинаешь улыбаться в знак солидарности.

—  Я родился в чистом поле, — похохатывает скульптор. —  Родители тогда, в 1948 году, жили под Белогорском, в откормочном совхозе села Низинного. Когда у мамы начались схватки, ее не успели довезти до города. Там, посреди амурских полей, засыпанных снегом, издал я свой первый крик...

Николай Леонтьевич хорошо помнит голодное детство. Выручала корова. Мама продавала молоко в воинской части и на вырученные деньги покупала хлеб. Юбиляру трудно объяснить, почему он занялся творчеством. В пятом классе неожиданно для себя взял мелки и перышком «Звездочка» вырезал голову полководца Суворова и первопроходца Ермака. Одноклассникам понравилось. А зимой он в огороде из снега слепил огромного слона вместе с горкой. Вся деревенская ребятня скатывалась со спины экзотического зверя. Тогда же Коля поклялся себе, что обязательно станет не кем-нибудь, а скульптором.

Жизнь прожить...

—  Мне несложно работать, —  рассказывает Карнабеда, —  с техникой накоротке. Скульптор должен многое знать и уметь. Моя первая специальность — электрик. Окончив сельхозтехникум, вкалывал и на сельскохозяйственной ниве, и в качестве разнорабочего в Амурских художественных мастерских. Научился форматировать, отливать скульптуры из металла.

—  В армии пригодились ваши способности?

—  Как ни странно, нет. Однажды, еще в учебке, старшина спросил нас, новобранцев: «Кто умеет рисовать?» Один, второй выкрикнули, что умеют. А я замешкался, и только собрался расстроиться по этому поводу, как слышу: «Эй, вы, двое художничков, срочно нарисуйте кучу дров. Возьмите топор и пилу...» А с армией уже контактировал на гражданке: я автор мемориала Героев Советского Союза —  выпускников ДВОКУ. Другой мой памятник «Тыл — фронту», посвященный Великой Отечественной войне, поставлен у завода «Амурский металлист». Не успел я дома снять гимнастерку, как отец сказал: «Вовремя ты прибыл, сынок. Нам людей не хватает на посевную. Выходи завтра же на работу». А спустя несколько дней через меня перекатилось бревно, чудом не искалечив. Лежу в больнице и думаю: «Надо уезжать отсюда. Не из-за бревна. Просто не стану я здесь тем, кем уже столько лет мечтаю стать». Еле-еле совхоз отпустил меня в город...

На вопрос, дал ли ему кто-нибудь ценный совет, который определил всю его дальнейшую жизнь, Карнабеда ответил так: «Такое случалось дважды. Во-первых, мне повезло с сельской библиотекаршей. Увидев, что я люблю читать, она стала руководить моим выбором книг. В частности, познакомила с творчеством Сергея Есенина. А бывший директор Амурских художественных мастерских Николай Матвеев посоветовал: «Езжай учиться не в Москву, а в Пензу. Там тоже прекрасные педагоги!»

К тому времени Карнабеда уже был женат, тем не менее насобирал денег на самолет и улетел в Пензу. Поступил в художественное училище с первой попытки. Супруга Людмила несказанно обрадовалась, но в скором времени начала просить забрать к себе ее и ребенка. Мол, вместе рай и в шалаше. Тот, однако, рассудил иначе: «Я насмотрелся достаточно на молодые семьи. Переезжают из квартиры в квартиру, и им некогда учиться. Подождите меня, милые, в Благовещенске четыре года». Чтобы помочь семье, все свободное от занятий время старался подзаработать: отливал скульптуры местных мастеров, даже дворником устроился в детском садике. Когда узнал, что в этом старинном здании учился юный Михаил Лермонтов, убирал дворик с особой тщательностью.

Его последний Ленин

После возвращения из Пензы энергичный скульптор через четыре года был принят в Союз художников СССР. Заказами не был обижен — работал на полную катушку, ведь в семье уже было двое детей. Все было устроено, налажено, организовывались выставки, семинары на творческой даче под Москвой в Переславле-Залесском... Но началась перестройка.

—  В 1989 году я летал в Москву на утверждение памятника Владимиру Ильичу, который впоследствии поставили в Новокиевском Увале, — вспоминает Карнабеда. —  До сих пор перед глазами стоят ухмыляющиеся лица москвичей: как, вы еще делаете Ленина? Наверное, в СССР моя работа была самой последней скульптурой вождя мирового пролетариата.

Поначалу «прелести» рынка не слишком ощутимо коснулись Николая Леонтьевича: в 90-х годах прошлого века он блеснул двумя сильнейшими работами: скульптурами Муравьева-Амурского и святителя Иннокентия. А вот сейчас...

— Больше всего меня беспокоит отсутствие заказов, — говорит мастер. — За последние 2,5 года у меня было всего две работы. Я помог Валерию Разгоняеву сделать памятник Леониду Гайдаю в Свободном и в селе Раздольном поставил бюст Герою Социалистического труда Григорию Пантелеевичу Котенко. И все! Зато на набережной Амура появилась непонятная скульптура пограничника — настоящая пародия на нашего солдата! Фигура несоразмерная, шея длинная, ножки коротенькие. Даже собака на собаку не похожа. Как можно выставлять такое на всеобщее обозрение! Я бы на месте амурских пограничников обиделся и потребовал, чтобы это нечто убрали с людских глаз. Китайцы смеются над ней и над нами...

У Карнабеды много проектов, которые не состоялись и вряд ли уже состоятся. Изготовил он бюст известного амурского композитора Николая Лошманова. Трижды создавал эскизы памятника жертвам политических репрессий для столицы БАМЛага Свободного, и все зря. Никому теперь его работы не нужны. Стоят пылятся в мастерской. Кстати, мастерскую Карнабеды можно образно назвать музеем с действующими музейными реликвиями. Исправно работает тут радиола начала 60-х годов прошлого века. Гармошка еще старше, на ней когда-то любил наигрывать «Подгорную» Колин отец. Сейчас время для невеселых песен. И тем не менее заслуженный художник России говорит на прощание: «Главное — не изменять себе. Честно ко всему относиться. Работать не спустя рукава. Что я и старался делать всю свою жизнь».