«Уважаемые зрители! Большая просьба, на время спектакля отключите звук своих мобильных телефонов, — голос легендарного актера театра и кино Константина Райкина, донесшийся из-за кулис большого зала ОКЦ, было нельзя не узнать. — А теперь для тех, кто не понял с первого раза, повторю еще раз: пожалуйста, отключите свои мобильные телефоны. У нас еще не было ни одного города, в котором бы во время спектакля не зазвонил телефон. Пожалуйста, уважайте труд артистов!»
Добрая половина зала начала доставать мобильные телефоны из сумок и карманов и давить на кнопки, остальные равнодушно наблюдали за процессом. Через минуту под бурные аплодисменты любимый поколениями артист вылетел на сцену, чтобы рассказать благовещенцам «Самое любимое» — именно так назывался его моноспектакль.
Я отношусь к тому типу зрителя, который, придя на концерт или спектакль, перед началом восемь раз проверит, включен ли бесшумный режим телефона, и столько же раз уточнит, не забыл ли это сделать мой спутник. Потому что безумно уважаю труд артистов и представляю, что чувствует актер, распахнувший зрителю душу, когда в ответ в зале начинают пиликать или орать голосами звезд мобильные телефоны.
Актер стоял в очереди вместе со всеми пассажирами. Я не вытерпела, подошла, поблагодарила за вчерашний спектакль и извинилась за безответственного благовещенского зрителя.
За мобильную культуру зала я была спокойна, ведь зритель пришел интеллигентный: ректоры, депутаты, известные бизнесмены, преподаватели, врачи, работники культуры, пенсионеры. Тем более сам Райкин попросил — дважды. Первые полчаса прошли отлично. Когда артист делился воспоминаниями о детстве и семье, в зале стояла полная тишина, люди ловили каждое слово. Когда перешел к веселой юности и поступлению в театральное училище, зрители хохотали до слез и награждали его аплодисментами. Но вскоре раздался первый звонок — нудная электронная мелодия телефона «Нокиа».
В этот момент актер читал стихи одного из своих любимых поэтов Давида Самойлова. Я не знаю, было ли стыдно владельцу мобильника, но по залу прошла волна негодования. Райкин на какое-то мгновение сбился, но тут же продолжил декламировать, заметно повышая голос. Когда закончил, раздались бешеные аплодисменты — зрители как будто извинялись за неловкую ситуацию. Но телефоны продолжали звонить: когда актер рассказывал о друге — замечательном актере Зиновии Гердте (любимом дяде Зёме), когда читал стихи репрессированных гениев советской поэзии Николая Заболоцкого и Осипа Мандельштама. Не повезло даже великому русскому поэту Александру Сергеевичу Пушкину — во время чтения отрывка из «Евгения Онегина», который театральный гений превратил в настоящий спектакль, раздался очередной, несомненно крайне важный, звонок.
Мне хотелось сгореть со стыда. Я с ужасом ждала момента, когда у артиста сдадут нервы и он уйдет со сцены — он имел на это полное моральное право. Но он читал, эмоционально жестикулировал, кричал, излучал невероятную энергию. Не знаю, он действительно не слышал или просто делал вид, что не замечает этого мобильного свинства. Спектакль продлился почти два часа, зал приветствовал актера стоя, благодарил цветами и овациями, балкон кричал «браво», «спасибо»! Константин Аркадьевич трижды выходил на поклон к зрителю. Интеллигентному, культурному зрителю города Благовещенска, который до сих не научился уважать труд артиста. Как бы он об этом ни просил.
На следующий день мы одним самолетом прилетели в Москву и оказались рядом в зале получения багажа. Актер стоял в очереди вместе со всеми пассажирами. Я не вытерпела, подошла, поблагодарила за вчерашний спектакль и извинилась за безответственного благовещенского зрителя. «Да я и не слышал! — пытался сначала отрицать Константин Аркадьевич, но потом все же улыбнулся: — Ну да, было пару моментов! Но ничего — все равно большое спасибо».