Из жизни чудовищ: рецензия на фильм Андрея Звягинцева «Левиафан»

«Безысходность», которую мгновенно приписали сценарию, — это на самом деле трагедия

Картине российского режиссера Андрея Звягинцева «Левиафан» до получения премии «Оскар» остался один шаг. Статуэток режиссеры с паспортом РФ не держали в руках с 1994 года, в номинанты не попадали почти десять лет. Несомненный успех фильма Звягинцева, получившей признание на множестве фестивалей и получившей первый в истории России «Золотой глобус», на Родине по давно сложившейся традиции разделил общество на два лагеря. В начавшуюся вербальную драку уже ввязались и представители власти, и представители Русской православной церкви (РПЦ). Прискорбно, но талантливо снятая история о чудовищах и чудовищности мгновенно потерялась в политике — в не очень-то стерильной бездне, где того и гляди потонет вся цивилизация.

Главной причиной, по которой «Левиафана» до сих пор не показали в стране, где его снимали, стала нецензурная лексика. Подход натуралиста не позволил Звягинцеву подстроиться под закон, и для отечественных кинозалов картину пришлось переделывать. Звучит абсолютно абсурдно с учетом того, что львиная доля аудитории, уготованной фильму, при любых обстоятельствах скачала или скачает его в интернете. Судя по гневным отзывам официальных лиц, греху пиратства поддались многие, в том числе и те, кому это вроде бы совсем не к лицу. Мы, в свою очередь, не станем поддаваться еще большему греху и спорить с многочисленными критиками на тему «антироссийскости», «антицерковности» и «продажности» «Левиафана» — это все не про кино.

Звягинцев, что характерно, не скрывал, что сам замысел картины изначально носил характер, совершенно непохожий на конечный результат, и должен был сниматься в США. Он основывался на истории Марвина Химейера. Этот законопослушный гражданин, потеряв дом, уселся в бульдозер и снес несколько зданий в городе, после чего покончил с собой. Выступление личности против системы — тема, занимающаяся умы художников на протяжении многих веков. Способность системы уверовать в свою безнаказанность и походя сожрать эту личность — тоже. «Безысходность», которую мгновенно приписали сценарию «Левиафана», —  это на самом деле трагедия. Трагедия одной семьи и в какой-то степени одного города. Возможность раздуть ее до масштабов страны — в руках кого угодно, но только не режиссера.

Переместив историю о конфликте между владельцем земли и властью, которой нужно эту землю проглотить, в российские реалии, Звягинцев позволил себе действительно многое. Что бы там ни пыталась теперь запретить губернатор Мурманской области Марина Ковтун, именно в этих краях нашлись виды, способные усилить любую человеческую драму, а Баренцево море и вовсе стало одним из персонажей картины — грозным, опасным и бездушным. В российскую историю идеально вписались актеры, в том числе и те, которых зритель привык видеть бегающими в погонах и с пистолетами в бесконечных сериалах. И даже в эпизодических ролях они раскрываются абсолютно иначе. Наконец, кино, которое обвиняют в «заказухе», рассчитано главнейшим образом на нашего зрителя. Чтобы это понять, достаточно посмотреть его с английскими субтитрами, которые вообще никоим образом не передают суть диалогов иностранному восприятию.

Звягинцев никого из своих персонажей не идеализирует, поэтому они изменяют супругам, пьют водку, когда им радостно, страшно, или пьют ее просто так, поэтому они ругаются матом, когда злятся и бьют близких, когда сердятся на них. Режиссер намеренно усилил отрицательные черты только одного героя — мэра города, но и это понятно: для того чтобы показать чудовище, нужно показать, на что оно способно. При этом мы не становимся свидетелями того, как в пьянстве и разврате тонет население целого населенного пункта. История построена так, что есть мир власть имущих, мир столкнувшихся с ними простых и небогатых людей и весь остальной мир, спокойно и размеренно живущий в возникшей пропасти. Такая бездна могла бы возникнуть и возникает в любом государстве, и дело тут не в водке и не в похоти, увы.

Такова натура общества. Еще вчера мы кляли наших режиссеров за то, что они снимают одни «Ёлки», теперь нам не нравится, какими нам показывают нас самих.

Главный герой, подобно библейскому Иову, познает степени горя и одиночества одну за другой. И в сложившихся обстоятельствах он вряд ли найдет в себе силы обратиться к высшим силам или хотя бы к собственной силе духа, растерянной по пути. Потеряв все, кроме свободы — да и той осталось на пару дней — Николай обращается с вопросом к одному из местных представителей церкви, и тот указывает ему на то, что не стоит ожидать от повстречавшегося на жизненном пути Левиафана кроткости. В это же время совсем другой представитель церкви не менее уверенным языком успокаивает градоначальника, которому неприятности только грозят, да и то несравнимые по уровню моральных страданий. Здесь у каждого свои боги, даже у тех, кто в них вовсе и не верит. И эти боги не привыкли ни помогать, ни отвечать на главные вопросы.

Трагедия, возникшая из вполне обыденной ситуации — по крайней мере, о таких мы часто слышим и читаем в новостях — не приобретает вселенских масштабов, и никакие устои не будут поколеблены. В этом режиссер прав: на возникший по соседству ад люди нечасто обращают внимание, хотя могли бы усмотреть его предпосылки гораздо раньше. Главный герой с самого начала один. Близкие, пытающиеся ему помочь, делают это по естественным и не всегда благовидным причинам. Больше же нет никого, и этой связи с другими жителями города нет. Есть работа, поездки за город с выпивкой, есть даже кому оставить ребенка на попечение в случае беды. Но предотвращением беды и принятием ее последствий, будь добр, занимайся сам. Апофеозом становится экскаватор, который сносит дом Николая в финале: ковш размеренно превращает в пыль плоды труда нескольких поколений людей, в возникшую свалку летят семейные фото в рамках, домашние безделушки, одежда и другие вещи, которые дороги только определенным людям. Тому, кто сидит за рычагами — во всех смыслах — до этого дела нет и быть не может.

В этом и кроется талант настоящего художника. Скажите на милость, кому есть дело до конфликта двух давно сгинувших семейств города Вероны и попавшей под жернова этого конфликта истории двух юных сердец? Тем не менее благодаря художнику эта история с успехом примеряется на любые страны и времена и везде и всегда находит понимание. Человек, как кузнец собственного несчастья, предстает в «Левиафане» очень обласканным внешним миром кузнецом: когда дело доходит до ковки, найдется, кому помочь раздуть меха. Наблюдать при этом за игрой Алексея Серебрякова — а в каждой из полученных наград и «Оскаре», если таковой будет взят, есть великая доля его заслуги — великое удовольствие. Путь от вспыльчивого, но уверенного в себе мужчины до раздавленного случившимся несчастьем ребенка он проходит с такой натуральностью, что — и это правда — местами становится даже слишком страшно.  

Замечателен тот факт, что «Левиафан» уже состоялся. Его не завернули на всех предыдущих уровнях, от него не отказались актеры, он уже нашел своего зрителя, и все то, что теперь о нем говорят, по сути имеет мало значения. Мы показали себе и миру, что умеем отличать «чернуху» от сильного драматического кино, что понимаем, чего сегодня ждут люди сферы кино, а чего —- зрители. И я уверен, в будущем не раз с гордостью вспомним все успехи этой картины. Такова натура общества. Еще вчера мы кляли наших режиссеров за то, что они снимают одни «Ёлки», теперь нам не нравится, какими нам показывают нас самих. В любом случае Звягинцев снял мощное по картинке, мощное по диалогам и мощное по сценарию произведение. В нем сложно искать недочеты, настолько подавляет сила крохотной, в масштабах большой страны, трагедии. Это больно, но стоит смотреть. Это большое кино, за которое не стыдно. 

ЕЩЕ МАТЕРИАЛЫ

«Левиафан» мимо кассы:  мнение о кино журналиста АП Андрея Анохина

Возрастная категория материалов: 18+