Участники маньчжурской операции рассказывали корреспондентам АП разные случаи, которые происходили в самом начале боевых действий. Вот один из них. Наши войска готовились отбить у японцев одну из китайских станций, когда издали увидели, как к одному из взводов приближается священник. На фоне черной рясы хорошо был виден красный флажок. Мужчина все время размахивал им, благодарно кланяясь в пояс нашим бойцам и офицерам. Он прекрасно изъяснялся на русском языке.

Когда священнику приказали удалиться, он пошел к другой группе бойцов по соседству. Там он все также раскланивался, взмахивая флажком. А потом быстро зашагал в сторону. Буквально через пять минут японцы открыли по этим подразделениям яростный огонь. Пехотинцы успели задержать сомнительного гостя. И каково же было их удивление, когда он оказался японским офицером. В мешке у «служителя господа» артиллеристы нашли офицерский костюм с японскими орденами и медалями, а в тряпье — пистолет и патроны.

На допросе пленный заявил, что он корректировал огонь своей батареи, а костюм священника он одел для маскировки. Такие же случаи происходили и на других позициях. При похожих обстоятельствах получил ранение в ногу старший лейтенант Илья Толоконников. Танкисты увидели, что к их подразделению идет человек с красным флагом в руках. Было похоже на то, что он сдается в плен. Офицер вышел из танка, и тут раздались взрывы — по боевым советским машинам ударила японская батарея. Один из осколков снаряда попал старшему лейтенанту в бедро. Наш снайпер уничтожил вражеского корректировщика.

После таких вот вылазок советские солдаты и командиры стали более осторожны. Японцы, видя лояльное отношение бедных китайцев и маньчжуров к нашим войскам, чувствуя свой близкий и неизбежный крах, готовы были на все. Смертники маскировались под мирных граждан, чтобы любыми путями попасть в тыл советских войск и совершить диверсии.

Из отчета 3-й стрелковой дивизии:

«Противник... имеет в своих боевых порядках большое количество белогвардейцев и знающих русский язык. Вызывая на провокацию, они кричали из ДОТа: «Командир роты Морозов, когда поведешь в атаку свою роту 27-го года рождения? И не старайтесь наступать, мы вас все равно всех перережем»…»

Каждую ночь наши части, особенно тылы, подвергались нападениям со стороны японских диверсионных групп. Жестокость самураев не знала границ. По фронтам ходили слухи о вырезанном японскими смертниками советском госпитале. Всю правду об этой кровавой истории и о жестоких боях за Хомоэрцзинский узел сопротивления — крепость Шеньшань, грозные строения которой сохранились до наших дней, мы расскажем в следующем субботнем спецвыпуске проекта «Приказано победить».

Шанго, шанго!

Китайское население с ликованием встречало советские войска

Быстроходный катер круто разворачивается возле пристани. На берегу толпятся сотни людей. Почти у каждого — красная повязка на рукаве. Это собрались маньчжуры — жители Сахаляна. Встречая воинов Красной армии, они радостно улыбаются, снимают шляпы, что-то оживленно говорят.

Нищее население города от души благодарно Красной армии за освобождение от японского ига. Японские купцы, торговцы, содержатели публичных домов перед вступлением наших войск в Сахалян поджигали магазины, некоторые дома. Все, что могли, они вывезли, чего не могли вывезти — разбили, уничтожили. Советская военная комендатура прилагала все усилия к тому, чтобы жизнь города вошла в нормальную колею, чтобы предприятия и учреждения работали нормально, чтобы были изжиты случаи грабежа и краж.

Из воспоминаний майора Терехина и старшего лейтенанта Байдерина: «Мы идем по городу. Только что покинув Благовещенск и вступив на тротуары Сахаляна, сразу почувствовали, как велика разница между этими двумя городами, стоящими на разных берегах Амура. Улицы в Сахаляне кривые и узкие — состоят из самых разнотипных домов. Рядом с запущенным двухэтажным зданием ютится ветхая хижина, крыша в зеленой плесени. В домах-хижинах — полумрак, сырость, пахнет затхлостью и мышами. Грязь — всюду. По узким улочкам текут зловонные ручьи. На тротуарах, покрытых гнилыми, поломанными досками, валяются кучи морковной и свекольной ботвы, всевозможный хлам и мусор, к которому здесь, по-видимому, привыкли. На всю эту грязь и антисанитарию никто не обращает никакого внимания. Нам удалось побывать в одной из сахалянских «гостиниц». В темной комнате с низким и закопченным потолком с трудом можно было разглядеть два яруса нар, застланных рванью и тряпьем. Возле нар — длинный засаленный стол. Тут приезжие кушают, играют в карты, упаковывают свои пожитки. Те, кому не хватает места на нарах, сидят на сыром земляном полу. Советскому человеку все эти картины «иностранной» жизни кажутся дикими. Мы такое видели только в кинофильмах, в которых показывалась жизнь мастерового люда до революции».

Советских бойцов поразила нищета местного населения. Вернувшись домой, они рассказывали, что всюду их встречали толпы маньчжур с восторгом. Царил великий душевный подъем. Китайцы наперебой рассказывали о тяжелой жизни под японским гнетом. О том, что японцы считали их своими рабами. Они заставляли крестьян трудиться на земле днем и ночью, а весь урожай забирали себе. В магазинах для японцев отпускались лучшие продукты: рис высшего качества, белая мука, а китайцам давали ничтожное количество гаоляна и кукурузы. Наши бойцы бросали с автомашин в толпу хлеб, сухари, колбасу, сахар. Голодные маньчжуры благодарили солдат, старые люди брызгали на бойцов «святой» водой и выкрикивали лишь одно слово по-русски: «Живите, живите, шанго, шанго!»

Бойцы от усталости засыпали на марше

Выписки из дневника Кирилла Чибулина

Впервые публикуем на страницах нашей газеты страницы из личного дневника Кирилла Чибулина — участника Маньчжурской наступательной операции. Сам фронтовик ушел из жизни еще 2 декабря 1994 года. Но остались записи — память прошлого, которую ветеран Великой Отечественной запечатлел для своих потомков.

Кирилл Яковлевич родился 30 октября 1922 года в Бурятии. Прапорщик-мичман отдал военной службе 32 года. В ряды рабочей крестьянской Красной армии был призван 9 февраля 1942 года. В январе 1944-го его часть, которая дислоцировалась в Читинской области, перевели в Приамурье на станцию Ерофей Павлович. Воевал с японцами в составе отдельного горнострелкового полка. После войны служил в Благовещенске в 185-м отдельном стрелковом батальоне. В апреле 1973 года вышел на пенсию. Ветеран Вооруженных сил СССР, погранвойск.

Его дочь, Елена Кирилловна Кислицина, рассказала, что отец вел свой дневник с самого детства. Щемящие рассказы о трудной молодости, довоенной жизни, личных переживаниях поражают своей пронзительностью и глубиной. Всего несколько страниц в нем посвящено войне с Японией:

«Мороз под 50 градусов, конюшен нет, лошадей привязывать негде. Стали строить конюшни, возводить ограду вокруг военной части. С большим трудом все было построено. Учеба пошла своим чередом. Отправка на запад затягивалась, так как наши войска стали гнать немцев на запад. Довольствие плохое, овес едим нешелушеный. За обнаружение овса в карманах наказывали — до 10 суток гауптвахты.

1 июля 1945 года нас перевели на новую норму довольствия: хлеба было 600 граммов — стало 800 в сутки, добавили и многое другое. Офицерский состав перевели на казарменное положение… Часть нашего полка вышла к селу Игнашину на Амуре. Напротив город Мохе. 11 августа наш резерв, разведывательный взвод, побывал в Мохе, а на следующее утро мы курили японские сигареты. Затем в Ерофей Павловиче погрузились в военный эшелон и двинулись на Восток…

Прибыли в Благовещенск 16 августа. Шел мелкий дождь, такой изнуряющий. Город без огней, куда следовать, никто из нас не знал. Помню, по улице Калинина дошли до пристани, началась погрузка на баржи. К утру мы причалили к тому берегу, а дождь идет. Все промокло. Военная форма стоит колом, спать хочется. Походным маршем двинулись в глубь Китая. Как нам сказали, на подмогу 614-му дивизионному полку, который несет большие потери в районе Айгуня.

…Я не верил, что можно спать на ходу на марше в колонне. И когда самому пришлось, то убедился: можно спать на ходу. Идешь пешком и спишь, а лошадь, как привязанная, идет следом. Видимо, животные и те чувствуют обстановку.

Подошли к Айгуню. В 20 километрах мощно укрепленный район японцев. И когда наши войска 396-й стрелковой дивизии хотели взять его с ходу, не тут-то было. Высокая сопка. Бетонированные укрепления… Вся местность вокруг была прострелена японцами. Здесь 614-й стрелковый полк нес большие потери. Здесь мы встречали раненых, везли их на двуколках. В бой мы не вступали.

На второй день командир полка получил приказ двигаться дальше, в обход укрепленного района. Японцы выпустили 4 мины, полк рассыпался по долине, и они прекратили стрельбу. Были ранены 4 человека из роты ПТР.

…20 августа 1945 года начались переговоры с японцами о капитуляции. Я видел, как автомашины с нашими офицерами следовали на Айгунский укрепрайон. 21 августа 1945 года японцы стали сдаваться в плен организованно. Офицер едет на лошади с белым флагом, а за ним его подчиненные — гуськом. Дисциплина у японцев действительно была железной…

Наш полк дошел до города Мэргень. Получили приказ возвращаться назад. Остановились в 14 километрах от Сахаляна (Хэйхэ). Разместились в японском гарнизоне, выполняя задачу эвакуации японского имущества. За образцовое выполнение задания командования полк был награжден орденом Красной Звезды».

Возрастная категория материалов: 18+