Фильм рассказывает о взаимоотношениях Достоевского с любимыми женщинами — Марией Исаевой, Аполлинарией Сусловой, Анной Сниткиной.

— Андрей Евгеньевич, расскажите, как создавался этот фильм. 

— Такую картину снять было очень проблематично, сейчас в кино другие тенденции. Сценарий был написан 15 лет назад, и все это время Евгений Иванович не мог воплотить его в фильм, продюсеры отказывались. Наконец долгий поиск продюсеров и денег дал результат, съемочный процесс начался. Но он тоже двигался с большими паузами. Эта растянутость во времени с огромным количеством остановок и фальшстартов очень затрудняла. Учитывая возраст Евгения Ивановича, а ему в декабре будет 85 лет, это убийственный режим. Была заложена зимняя натура, съемки зимой, а деньги появились после нового года. Ну, значит, доснимете следующей зимой. Зиму снимали в марте. В результате в июне за месяц сняли все интерьеры на «Мосфильме», и Францию сняли там же. Был бы бюджет картины больше, можно было снять реально за границей. Марк Захаров однажды сказал, что у него был бы инфаркт, если бы его картину законсервировали. Евгений Иванович все стоически выдержал. 

— Четверо Ташковых на съемочной площадке — это уникальный случай. (Евгений Ташков в главной роли снял старшего сына, во второстепенных — свою жену Татьяну Ташкову и младшего сына Алексея. — Ред. АП ) Как вам работалось?

— Сейчас уже нормально (улыбается). 

— А когда вы снимались у отца впервые, какие были ощущения?

— Когда снимался «Подросток», мне было 25 лет, и это была роль на сопротивление. Я хотел на экране как-то закрепиться более мужественным, а здесь роль шла в сторону ослабления, открытости, в сторону возраста, который не играется — его сыграть невозможно. Для меня это была внутренняя ломка, физиологически было неприятно идти в эту сторону. На экране интересен человек со слабостями, меняющийся изнутри, когда его душа находится в поиске. Если человек не меняется, он не имеет права быть героем, если говорить о драматургии. Это, во-первых. А во-вторых, рядом человек, который очень требователен, который тебя очень хорошо знает и который спуску не даст. 

По тем временам, в силу меньшего внутреннего опыта, мне было сложно. К тому же мы еще и жили вместе. И на съемочной площадке мне хотелось вести себя повеселее, пооткрытее, шутить. Но я был лишен этой возможности — ведь все будут внимательно смотреть: он так свободен, потому что сын режиссера? И ты все время находишься в этом колпаке, не в своей тарелке. 

— Вам понравился тот герой, которого сыграли?

— Я не о герое говорю, а о преодолении внутренних препятствий, о состоянии души в момент съемки, чтобы, несмотря на все ограничения, любовь внутри была, вот что самое главное. Я считаю, что внутренне, по-человечески, я это прошел. 

— Вы, как никто другой, близко подошли к личности Достоевского. Правильно ли изучать Достоевского в школе?

— Вопрос в том, как изучать — важно отделять, изучается ли произведение литературы или картина мира. Надо начинать с картины мира, должны быть ответы на самые главные вопросы: кто мы, откуда и куда идем. Дальше входим в зону литературы — чем она занимается, какими способами воздействия обладает, что такое художественный образ и что такое вкус. Почему о вкусах не спорят, но о них рассуждают. И когда на все вопросы есть ответы, я начинаю высказывать свою точку зрения. И мне уже любопытно посмотреть: а как тот или иной писатель справляется с задачами, которые на него возложены, как отражение космических и божественных законов. И какой есть зазор между человеком и писателем, как влияет его человеческое несовершенство на то, что он делает в творчестве. А сам он понимает эти космические и божественные законы или он решает только свои проблемы, в том числе и денежные? И где потолок воздействия литературы? Может она дойти до философии или только намекнуть на нее? В школе изучать можно любого автора, но нужно иметь ключ. Все можно как возвысить, так и испортить.

— А вы с Достоевским как познакомились? 

— Как все, в школе. «Преступление и наказание» читал, как все. То есть где был острый сюжет, я читал, а где видел паузы и чувствовал, что меня автор водит за нос, те страницы я, разумеется, перелистывал. И потом я убедился, что Достоевский очень любит гнать страницы. И видна поспешность часто — если бы его время не подгоняло, разве так бы он написал тот или иной фрагмент? Нет, думаю, гораздо лучше. Но что мы будем его тут судить? У него не было выбора — была такая ситуация. 

— Сегодня очень мало, если не сказать, что совсем нет биографических фильмов о жизни русских писателей…

— Чтобы фильм прошел по телевидению — я бы очень этого хотел. Хотя мне кажется, что сейчас поздно обращаться к Достоевскому. Сейчас нужно обращаться к христианству. Сейчас общий нравственный кризис, и нужно обращаться не к тому, что говорил Достоевский, а к тому, что говорил Христос о любви в своем сердце. Литература — это слишком долгий путь, чтобы к этому выйти.

Возрастная категория материалов: 18+