Почти ослепший ветеран передал АП рукопись со своими воспоминаниями о войне

Победа для рядового солдата Петра Ивановича Загибалова из Приамурья наступила 26 июля 1944 года на линии 2-го Прибалтийского фронта в военно-полевом госпитале. Вместо победного салюта вокруг рвались снаряды, а на память хирург вручила немецкую пулю…

— Меня привязали к хирургическому столу, медсестра лишь сказала: «Держись, боец!» и дала полотенце в зубы. Слышал хруст своих перебитых пулеметной очередью ног, — рассказывает Петр Иванович. — Не орал — девчонки молоденькие держали, стыдно было… Хирург — докторша немолодых лет — с третьего раза зацепку сделала, отдала пулю и велела хранить столько, сколько буду жить. Длинная такая пуля, немецкая. От удара в кость у нее аж конец погнулся! Да куда там сберечь во всей жизненной кутерьме… 

Живой свидетель истории в свои 90 лет до мельчайших подробностей описывает знаменитую катюшу, вой которой устрашал врага за много километров, а снаряд превращал землю одним ударом в тонны месива.

Его День Победы — в июле 1944-го

Пуля не сохранилась, но слабослышащий слепой ветеран сегодня рассказывает о событиях прошлого столетия, как будто было все только вчера — словно читает видимую ему одному военную летопись. Живой свидетель истории в свои 90 лет до мельчайших подробностей описывает знаменитую катюшу, вой которой устрашал врага за много километров, а снаряд превращал землю одним ударом в тонны месива. До сих пор почти  ровесник века помнит приемы рукопашного боя и знает, как обращаться с винтовкой, а своего командира и однополчан называет поименно. «О том, что в той атаке на границе Псковской области и Латвии, когда меня ранило, погиб наш комбат майор Карнаух, я узнал, когда пришел в себя в госпитале. Помню, что вернулся я, а докладывать в штабе уже некому…» — рассказывает Петр Иванович.

 — У каждого — свой День Победы, у меня — в июле 1944 года, — философски замечает ветеран. — 10 июля началось наступление войск 2-го Прибалтийского фронта в направлении Резекне,  26-го я получил ранение, 27-го наши освободили Резекне и Даугавпилс!

Дней своей победы в жизни амурчанина, родившегося в 1923 году в селе Бекетове Сковородинского района, пожалуй, было достаточно. Росший в семье старшей сестры, не помнящий родителей, Петр с детства мечтал стать военным. Чтобы быть физически в форме, на подворье соорудил свой «спортзал» из пудовой гири да мешка с песком на подвесах из двух ломов. За физическую мощь был зачислен из призывного пункта на Красной Речке Дальневосточного военного округа в Киевское краснознаменное пехотное училище им. Рабочих Красного Замоскворечья, где был «первым номером». Добровольцем пошел на фронт — из училища отпустили не сразу, даже письмо товарищу Сталину писать собирался насчет воспрепятствования.

— Нас немец панически боялся — наша армия качественно и количественно превосходила во много крат! — не без гордости вспоминает амурчанин. — Мы пошли в дозор ночной с напарником, сибиряком Маланиным — емкий такой. Темень, опушка леса, местность незнакомая. Глядим — вышка, как морковка. Ну, Маланин и поприветствовал наблюдателя кулаком — что там началось! А потом мы увидели женщину — проводили в оказавшееся неподалеку село… 

Враг, квартировавший в сельском сарае, спешно бежал, завидев двух красноармейцев. Замешкавшегося бледнеющего от ужаса немецкого офицера безусые бойцы обезвредили, принеся комбату планшет с картой да оружие, за что получили от начальства нагоняй — «языка живым вести надо было, а пистолет есть от государства и за военные годы и так бок оттянул». 

Юрист один надоумил  украсть мешок зерна, отсидеть два года, чтобы отстали, а так — отказ не принимается, запишут в «болтунки» и на 10 лет закроют.

«НКВД я ненавидел» 

Разговор наш длился порядка трех часов. Рассказал Петр Иванович, что дисциплина даже в военное время была строгая, но относились к молодым бойцам старшие по-отечески.

— Я еще даже не брился, а таких — миллионы. Был случай, когда однополчанин примерно моего возраста прибежал. Он не плакал, он рыдал, узнав о том, что на передовой сложил головы батальон, — делится красноармеец Загибалов, — на что командир сказал: «Товарищ красноармеец, выберете самое толстое дерево и обнимите, как маму родную, дайте волю слезам».

Петр Иванович без лишнего пафоса говорит: на войне было страшно — целыми селами немец уничтожал безвинных людей. Словно гирлянды, на заборах висели трупы – «дедушка, бабушка и маленький внучек». Рулеткой фашисты замеряли груды смерзшихся убитых тел мирных жителей — кого сбрасывали в общие ямы, а кого просто засыпали дезинфектором, вспоминает Петр Иванович.

Страшно было красноармейцу Загибалову, дважды контуженному, дважды раненному, когда в 1944-м его, практически лежачего, комиссовали со штампом «негоден к военной службе» — пришлось все начинать с нуля: учиться ходить, жить, работать, пойти на воровство, чтобы избавиться от преследования «воронков» НКВД. 

— Я тогда кочегаром на пароход устроился, так вот: перебрался жить к топке, чтобы доносчики не одолевали с призывом к сотрудничеству, прятался, с лица сошел — никакой жизни! Юрист один надоумил  украсть мешок зерна, отсидеть два года, чтобы отстали, а так — отказ не принимается, запишут в «болтунки» и на 10 лет закроют. Я НКВД ненавидел — много безвинных людей сгубили, — вспоминает Петр Иванович. —  Так и сделал: украл на зерновом дворе 1,5 кило зерна, разбавил песком — на два года с поличным отправился в лагерь.

 Пришлось доказывать, что фронтовик 

А далее — статус «зека», отсутствие паспорта и возможности устроиться на работу — и снова все сначала. Спустя 20 лет после Победы, в 1965-м, пришлось доказывать, что фронтовик. Это потом, минуя десятки лет, многочисленные медали и ордена нашли своего героя, а тогда, по словам Петра Ивановича,  все решала бумажка, и пришлось долгое время восстанавливать документы. Но красноармеец Загибалов за все судьбе благодарен — много людей хороших встретилось на жизненном пути, помогали как могли. А в лагере он встретил свою Нину, ждал ее три года из заключения. Жизнь налаживалась — устроился в геологоразведку на Южном Хингане, купил шелковый платок, модные туфли и дамские позолоченные часы для любимой…

Я думал, превратят просторы России в глухие резервации. Думал, даже колею Москва — Владивосток будут разбирать и в Китай возить.

В браке Загибаловы прожили более полувека, родили двух дочерей, перебрались в Благовещенск — «чтобы дети не были оболтусами в тайге, как мы». Двое внуков пошли по стопам Загибалова-старшего — в военные. С укором говорит Петр Иванович о «временах Ельцина», когда внук-офицер пришел у деда ботинки целые просить в командировку:  «Застрастили тогда армию, офицеры на работе дневали, а ночами кочегарили, чтоб семьи кормить, паек давали тухлой селедкой. Я думал, превратят просторы России в глухие резервации. Думал, даже колею Москва — Владивосток будут разбирать и в Китай возить, а заводы в Комсомольске стояли — сырья не было». 

Без злобы, но с печалью вспоминает ветеран труда, инвалид Великой Отечественной войны, когда ему, 78-летнему мужчине, по дороге в магазин за хлебом подростки кричали в спину: «недобитыш», «сталинист», «предатель»… 

— Сейчас хорошо — обратили внимание на ветеранов, добавку к пенсии сделали — выкупить дорогие медикаменты хватает и колбасы дорогущей попробовать остается, — протяжно замечает Петр Иванович. — Дай бог здоровья Путину. 

…Рукопись, переданная АП, — еще один подвиг красноармейца Загибалова, ведь писал он ее, будучи практически слепым и оглохшим, доверяя «руку» лишь памяти: «Наша безусая молодость мужала среди святых отцов, старших братьев и сестер. За великую Родину Мать-Россию в аду пыли и дыма мы заплатили столько, сколько стоила победа. Как бы о прошлом ни судили, для нас Великая Родина кланялась в пояс и славила своих сынов и дочерей, у которых всегда было место подвигу. Я написал о войне, в надежде, чтобы каждая мама России была счастлива, была горда за себя, свою Родину, страну и за того, кто стоит у руля власти. Чтобы современные поколения помнили свою историю!»

Возрастная категория материалов: 18+