Фото: orenpolit.ruФото: orenpolit.ru

Первые документальные свидетельства о горимости лесов бассейна Буреи мы можем найти у выдающегося исследователя Сибири и Дальнего Востока А. Ф. Миддендорфа, который первым из ученых побывал в 1844 году в верховьях реки Буреи. Несмотря на то что маршрут по Бурее Миддендорф совершил зимой, в своем труде «Путешествие на север и восток Сибири», опубликованном в 1877 году, он приводит интересные объяснения причин горимости лесов. По словам Миддендорфа, «конные тунгусы», являющиеся китайскими подданными, специально пускали палы, чтобы оттеснить «оленных тунгусов» (русских подданных). Пожары уничтожали кормовую базу северного оленя — мхи и лишайники. На гарях хорошо росла трава, являющаяся кормом для лошадей. «Вследствие травяных палов конные тунгусы отодвигают оленных тунгусов в горы еще выше, чем это обуславливалось первобытной природой. Впрочем, наши тунгусы тоже жгли низменности для получения сочных лугов, на которых они потом подстерегают оленей». Граница между конными и оленными тунгусами в середине XIX века проходила в районе реки Тырма.

Тунгусы не были коренными обитателями здешних мест. Первые поселения на Зейско-Буреинской равнине появились еще в палеолите. Основными занятиями людей были охота, рыболовство и собирательство. В верхнем неолите на равнине зародилось мотыжное земледелие. В ранний железный век (конец II начало I тысячелетия до н. э.) ведущая роль принадлежала уже земледелию и животноводству — охота и рыболовство отодвинулись на второй план. Люди жили небольшими селениями по берегам рек. Их жилищами были каркасные землянки. Есть данные о существовании более 700 селений — городищ людей железного века. По данным Н. К. Шульмана, опубликованным в 1993 году в сборнике «Амурский краевед», к приходу русских в середине XVII века на Зейско-Буреинской равнине проживало не менее 8 тысяч хлебопашцев и скотоводов. Жители оказывали существенное влияние на скорость уничтожения лесов, так как система земледелия была подсечно-огневой. При такой системе лес сначала вырубали, а потом сжигали. Удобренное золой поле несколько лет давало хороший урожай, потом земля истощалась. Требовалось вырубать и сжигать новые участки леса.

К приходу русских в середине XVII века на Зейско-Буреинской равнине проживало не менее 8 тысяч хлебопашцев и скотоводов, которые оказывали существенное влияние на скорость уничтожения лесов.

Русские поселенцы, начавшие в конце XIX века заселять бассейн Буреи, также умышленно пускали палы. По этому поводу С. Д. Корнеенко в брошюре «Лесоустройство в Амурской области за период 1910—1920 гг. и его ближайшие перспективы», изданной в далеком 1923 году, приводит эмоциональные слова: «Со времени колонизации Амурского края в сознании водворяющегося населения, искавшего свободных для сельскохозяйственного пользования площадей, укрепилась идея борьбы с лесом и истребления его всеми возможными способами, как то: рубкой, выкорчевыванием, выжиганием. С течением времени, однако, и при дружном натиске со стороны населения, сопротивляемость лесов слабеет и падает, особенно при применении такого могучего средства борьбы как огонь…»

Выжигали тайгу не только в сельскохозяйственных целях, но и для охотничьего хозяйства. В отчете А. В. Афанасьева, датируемого далеким 1934 годом, приводятся сведения, что пойма и прилегающие к реке Бурея сопки от поселка Чекунда до поселка Усть-Умальта представляют собой молодые гари. На месте выгоревшей лиственничной тайги появляется разнообразная лиственная древесная и кустарниковая растительность. Под ее пологом развивается густой травяной покров, создаются угодья, богатые копытным зверем: изюбрем, косулей, лосем.

Рукотворные пожары до неузнаваемости изменили облик амурских лесов. Один из основоположников дальневосточного лесоводства А. А. Строгий (1923 г.) в подтверждении этому приводит такие строки: «По единодушному свидетельству всех таксаторов в Амурской губернии нет ни одного клочка, не посещенного огнем».

Какие изменения произошли с растительностью бассейна Буреи? Б. Б. Полынов, опубликовавший в 1911 году «Почвенно-географический очерк Тырминской горной тайги», приводит такие выводы: «После палов растительный покров различных склонов, иногда даже и северных, начинает принимать отчасти характер растительного покрова южных склонов. К такому заключению привели нас наблюдения над растительностью гранитных сопок берегов Тырмы верстах в 80 выше устья ее, где мы наблюдали все признаки прошедшего пала: обгорелые маяки лиственниц, обожженная листва березовой поросли, обугленные пни, лежащие стволы деревьев и т. д. Здесь даже северные склоны были уже лишены и мохового покрова, и багульника. Камни обнажились даже на пологих склонах, но между ними и в трещинах их на самом ничтожном, тощем слое, буквально на щепотках пепла, появилась уже пестрая растительность, обычно свойственная южному склону».

«В Амурской губернии нет ни одного клочка, не посещенного огнем», — писал один из основоположников дальневосточного лесоводства А. А. Строгий.

В начала XX века ученые вели бурную дискуссию на тему влияния пожаров на растительность Приамурья. С. И. Коржинский (1892) считал, что палы, «уничтожая скопления отмерших стеблей сухих трав», осушали заболоченные места Зейско-Буреинской равнины. После палов «почва обсыхала и становилась плотною». Подтверждая это, Г. Е. Грум-Гржимайло (1894) пишет, что палы «безусловно благотворны». Но эти скоропалительные выводы были сделаны в те времена, когда крестьяне отвоевывали у леса земли под пашни. Применение огня давало быстрый результат, но выигрыш был ничтожно малым. Гораздо крупнее были потери. Повсюду были уничтожены высококачественные хвойные леса. Не случайно по этому поводу Миддендорф приводит легенду коренных обитателей Сибири, гласившую, что, как только в их лесах появится «белое дерево», так их покорит «белый царь». «И вот в XVI столетии белая береза появилась посреди хвойных лесов, и вместе с ней появились русские завоеватели, подданные «белого царя» (1867). Впрочем, даже вырастающая на гарях белая береза погибает от новых пожаров, оставляя безжизненные пространства.

Когда же закончится эта огненная вакханалия в наших лесах? Наверное, когда от лесов останутся пустыни. С этим столкнулись уже в начале XX века жители безлесных районов Зейско-Буреинской равнины. Агроном Переселенческого управления И. Ф Крюков (1911) писал: «Ощущая острый недостаток в дереве, жители некоторых селений и заимок стали проявлять заботу о сохранении уцелевших рощиц и с этой целью опахивать их в ограждении от палов».

Опираясь на историю, современные правнуки русских землепроходцев должны приложить максимум усилий, чтобы сохранить те немногие таежные уголки, которые уцелели после многовекового огненного шабаша.

Возрастная категория материалов: 18+