Путч, дефицит и ножки Буша: АП вспомнила, как мы выживали в голодные 90-е

Девяностые — как их только не называют: голодные, беспредельные, лихие, а еще бурные, противоречивые, свободные. Они для всех разные. Вспоминаю, как мы, молодые учительницы, после уроков носились за автобусами с туристами из Поднебесной со сковородками и мясорубками. Народная торговля по принципу: сюда — китайцы, туда — русские тогда процветала. Из соседнего Хэйхэ везли полные баулы кроссовок, спортивных костюмов и другого китайского ширпотреба, который во времена всеобщего дефицита расходился по всей стране. За это Благовещенск в шутку называли Адидасовск. Это был один из самых удивительных периодов новейшей российской истории — истории живой, реальной, которая складывается из частных человеческих судеб.

История №1. От Адидасовска до «Амурской ярмарки»

Однажды Анатолий Телюк — основатель «Амурской ярмарки» — в разговоре про девяностые вспомнил старый анекдот.

— Идет человек по улице и встречает знакомого в одном сапоге. «Ты что, сапог потерял?» — спрашивает он. «Почему потерял? Нашел!» — ответил ему другой. Каждый из нас это недавнее прошлое воспринимает с точки зрения человека, который либо нашел сапог, либо его потерял. Для меня лично это было время интересное, необычное, взрывное, давшее новые возможности, — заключил кандидат философских наук, которого, как и многих других, жизнь тогда развернула на 180 градусов.

«У нас работали те, кого выбросило общество — учителя, врачи, боевые офицеры».

Тогда на наших глазах рождался средний класс, который начинал поднимать экономику, развивать торговлю. И «Амурская ярмарка» стала прибежищем для тех, кто был выброшен из жизни. Люди могли стать бомжами, могли уйти в криминальные структуры, лишь бы только выжить и чтобы их семьи выжили. Альтернативой для многих стала торговля.

Для учителя, инженера, летчика, доктора было странным вставать за прилавок. Все же интеллигенция — высокообразованный культурный слой нашего общества. Надо было перешагнуть через себя, потому что дома сидели дети. Разве хотела уйти из престижной науки в коммерсанты Ольга Саяпина, которая в АмурКНИИ исследовала радиационностойкие материалы. Но что было делать, если ученые-аналитики стали не востребованы? И кандидат физико-математических наук создала «фабрику женских грез». Дом красоты «Гармония» стал первым в области предприятием, предоставлявшим все виды услуг по уходу за лицом и телом.

Амурские бизнесмены начинали «кирпичами»

Многие из известных ныне амурских бизнесменов свои первые университеты предпринимательства начали проходить с «челночно-кирпичного» бизнеса с Китаем. Преподавателя сельхозинститута Андрея Землянского, блестяще защитившего диссертацию в МГУ, в бизнес толкнуло разочарование и осознание собственной ненужности. Пробовал все — итогом упорства и поисков стала продуктовая империя под названием «Интеграл». Преподаватель школы-интерната Александр Федорчук, которому не хватало скромной учительской зарплаты, чтобы прокормить семью, «шабашил» в 90‑е на стройках, пока не решился попробовать себя на поприще бизнеса. Его успешная бизнес-история начиналась когда‑то с открытия первого в столице Приамурья ночного клуба «Фортуна», а затем фирмы «Фауст».

Первый глава региона постсоветского периода Альберт Кривченко открывает международную выставку-ярмарку.

Сам Анатолий Телюк тоже немало рисковал, когда создавал новую форму организации коллективной торговли — был пионером в определенном смысле: первые арочные ряды, школьные ярмарки, первые международные выставки-ярмарки. На них приглашали гостей просто для того, чтобы посмотреть другой товар, другие формы организации торговли и производства. Это многое дало «новорожденным предпринимателям», которые делали ошибки, учились, набирались опыта и постепенно, преодолев себя, становились свободными — владельцами своего дела.

История №2.  «Улетали из Москвы накануне расстрела Белого дома»

Для Анатолия Фесенко, самого известного в Приамурье каратиста — чемпиона мира, Австралии, Китая, России в этом виде спорта, девяностые годы были, как и для большинства амурчан, переломными в судьбе. Инженер-строитель приехал по распределению в родную Сергеевку, а вскоре совхоз развалился. Нашел работу в Благовещенске, а через три месяца и эта организация приказала долго жить.

— Для меня самым тяжелым тогда были даже не материальные трудности, а хроническое чувство тревоги: «Что завтра будет с моими детьми, где их учить, кем они станут?!» Это чувство потом преследовало меня еще очень долго, — признался Анатолий Витальевич.

«Однажды в наш киоск гранату бросили. Она была учебная, но запал взорвался. Продавщиц, конечно, до смерти напугали».

В то время как в Благовещенске хирели и разорялись одна за другой федерации популярных видов спорта, Фесенко буквально на пустом месте создал организацию «Киокушинкай Кан», филиалы которой сегодня есть в 21 регионе России. Многие из тренеров — его бывшие ученики, прошедшие школу учи-дешей. Этот спортивный интернат для талантливых ребят, которых собирали со всей области, он тоже создал в те самые голодные девяностые. В отремонтированном своими силами здании бывшего кинотеатра «40 лет ВЛКСМ».

Мне давно рассказывали историю, о которой сам Анатолий Витальевич из скромности не любит вспоминать. Амурские киокушины готовились выступить на чемпионате в Японии. С продуктами было худо, а так хотелось подкормить спортсменов получше. Родители шихана, как называют тренера каратисты, как раз забили в деревне трех поросят: одного для себя и двух для сыновей в город. Анатолий Витальевич своего кабанчика не домой повез родным детям, а отдал в спортивный интернат. Сказал: все разделить на части и каждый день давать ребятам по куску мяса. Подкормил! Двое амурчан вернулись с чемпионата призерами. Только вот супруга такой жертвенности не оценила.

Анатолий Фесенко сражается с известным бойцом карате из Японии, 1990 год.

— После чемпионата в Японии ко мне подошли представители Белоруссии и пригласили помочь им в развитии карате. Мы потом с Владиславом Сикорским и Алексеем Будаем несколько раз ездили и делились опытом. А в сентябре 1993‑го повезли на соревнования туда 50 наших спортсменов, — вспомнил другую историю Анатолий Фесенко. — Приехали в Беларусь, и всех поразил контраст: у нас, чтобы доехать до Москвы и накормить ребят, нужен был мешок денег, а там все дешево и все есть, буквально за копейки, и гостиница хорошая, и питание. Возвращались назад через две недели. Прилетели во Внуково, сели в автобус и думаем: «Что такое — опять восстание?» Баррикады, военная техника по Москве разъезжает… Надо детей быстрее отсюда увозить, вдруг стрельба начнется.

Пока амурчане состязались в Беларуси, президент Борис Ельцин распустил Верховный Совет России под руководством Руслана Хасбулатова. Из-за противостояния двух ветвей власти страна оказалась на грани гражданской войны. Эти события потом войдут в историю под названием «Кровавый октябрь 1993‑го».

— Приезжаем в Домодедово, там объявляют: «В Москве введено чрезвычайное положение. Все рейсы отменяются». Как отменяются?! Я побежал к начальнику аэропорта: «У меня дети! Чем их кормить буду, денег уже не осталось?!» Диспетчер сказал, что наш самолет стоит, рейс пока отменить не успели. Я взмолился: «Ну давай, мы улетим! Давай улетим…» Улетели. В Благовещенске приземлились, смотрим новости: «В Москве из танков стреляли по Белому дому. Десятки убитых и раненых. Многие стали случайными жертвами». Думаю, слава тебе, Господи, мы уже дома.

На вопрос, что в девяностые для него было самым примечательным, известный спортсмен ответил:

— Наблюдать за людьми: как менялись, попадая в бизнес, те, с кем учился, с кем тренировался. Как материальные ценности изменяют психологию человека: вчера был таким, а сегодня, кроме денег, уже ничего не видит. Каждый прошел свой путь в девяностые. Я считаю, что правильную дорогу выбрал. Кто‑то покупал дорогие квартиры и машины, а мы большую часть прибыли, заработанной организацией на торговле с Китаем, тратили на развитие спорта. А начинали с четырех маленьких киосков на улице Ленина. Всякое было — пару раз на наши киоски нападали, — вспомнил Фесенко, как в девяностые каратистов пытались крышевать уголовники. — Требовали, чтобы мы им в «общак» платили. Мы отказались. Однажды в наш киоск гранату РГД бросили. Она была учебная, но запал взорвался — как петарда. Продавщиц, конечно, до смерти напугали. Узнали, кто это сделал, по морде надавали. Разборки в те годы были не редкость. Но свою самостоятельность мы отстояли.

История №3. «Наш бронепоезд стоит около Свободного»

Все СМИ в дни путча писали об одном и том же — о зловредной партии и принципиальных борцах за демократию сторонниках Ельцина. Поэтому читатель радовался чему‑нибудь необычному. Молодого фотокора газеты «Амурский комсомолец» Андрея Оглезнева заинтересовала заметка в «Комсомольской правде» о бронепоезде, стоящем на одном из участков Свободненского отделения железной дороги. Причем бронепоезд был в подвижном состоянии и ждал команды для похода на Москву. И будущий Маэстро АП отправился в Свободный его искать.

— При бардаке, какой был тогда в стране, области и нашей редакции, убытия фотокора никто не заметил, — вспоминает события 30‑летней давности бывший ответственный секретарь молодежки Андрей Кудряшов. — «Ну и как? Нашел?» — поинтересовался я у Оглезнева, когда он поведал мне историю времен ГКЧП. Андрей ответил: «Конечно. Стоит бронепоезд на рельсах. Зачехленный. Охрана — одно название. У железнодорожников спросил, собираются ли они в ближайшее время на нем отправиться в Москву защищать сторонников советской власти и сторонников СССР. Те посмеялись. Но сказали, что бронепоезд на ходу и вполне в состоянии добраться до столицы родины».

Два Андрея — Кудряшов и Оглезнев (справа).

Оглезнев сделал несколько кадров и отправился обратно в Благовещенск. Но в ни в «Амурском комсомольце», ни в другой газете его снимки не увидели свет.

— Я потом спрашивал у Андрея: почему фото бронепоезда не было опубликовано? Он ответил: «А кому это было надо в то время? Вся газета испещрена указами Ельцина да статьями, клеймящими коммунистов за их предательство, подрывную деятельность. А тут бы я вылез с какой‑то пустяковиной, не имеющей даже намека на политическую злободневность. Да и тебя, Кудряшов, не было в редакции, чтобы продавить подобный материал в номер. Сам ты где был в ночь с 19 на 20 августа?»

Это был в то время самый популярный вопрос. Ответ на который отделял своих от чужих, сторонников демократии — от коммунистических апологетов, — рассуждает Андрей Кудряшов.

Сам он как раз был в отпуске в Киргизской ССР в родном Фрунзе, где путч прошел «как прескверный анекдот».

— Во всех автобусах, магазинах, парках трещали, не умолкая, радиоприемники российских каналов. На головы фрунзенцев лилась информация как от ГКЧП, так и сторонников Ельцина. Никого не глушили. Идешь по городу, а тебя обкуривают голоса деятелей, о существовании которых ты и не ведал до сих пор. Неожиданно Москва выдала в эфир: «Члены ГКЧП вылетают в Китай с остановкой во Фрунзе». Вот тут некоторые призадумались. А при чем тут мы? За что нас привлекают к событиям государственного переворота в СССР? Дело в том, что единственным республиканским ЦК КПСС, поддержавшим ГКЧП открыто и гласно, оказался комитет Киргизской ССР. В нашей семье больше всех переживала моя мать, да и то не за себя, а за меня: «Андрюша, как ты в такой ситуации доберешься до своей России?» Она видела дальше, чем я… Мои поездки на родину стали после этого редким явлением, а потом вообще прекратились.

История №4. «Днем преподавал в колледже, а ночами таксовал»  

Александр Першин, председатель Благовещенского городского суда, в девяностые преподавал в колледже сервиса и торговли.

— Я тот период со страхом вспоминаю, — не скрывает Александр Васильевич. — Утром просыпаешься, ребенку в школу надо идти, дочь спрашивает: «Папа, мне надо на завтрак». Посчитаешь деньги, что осталось, и думаешь: «На автобусе на работу ехать — тогда не останется на сигареты, или купить сигареты, тогда придется идти пешком несколько кварталов из микрорайона до колледжа». И такое часто было. Не хотелось, чтобы наши дети или внуки это пережили. Потери людские, которые понесло государство, наверное, мы до конца еще не осознали. Во многих сферах и образовании тоже был провал. Многие педагоги не выдерживали — не только безденежья. Не забуду унизительные моменты, когда приходишь на занятия: 29 студенток сидят в норковых шубах и одна в какой-нибудь «кандебоберной» дубленке, а ты в поношенном овчинном полушубке, обшитом какой-то тканью, и кроличьей шапке. У большинства ребят родители были из сферы торговли, у них было все — красивая одежда, дорогие сигареты, дорогой алкоголь... Им это «право», которое я преподавал, было не особо и нужно. Во взглядах читалось: «Кто ты такой тут прыгаешь перед нами?», «У меня все есть — от тебя ничего не надо!». 

Отцовские «жигули» помогли прокормить семью.

В те годы многие преподаватели от безысходности сами шли торговать чем угодно. Одни мои знакомые (в прошлом педагоги), до сих пор стыдятся того, что им приходилось продавать поштучно сигареты. Выручка была небольшая, но на макароны детям хватало. 

— Торговля тогда была самым простым методом восполнения бюджета. Когда по четыре месяца зарплату не выдавали, надо же было как-то семью кормить. Я вот  таксовал вечерами, — вспоминает председатель горсуда. — Не хотелось, чтобы мой ребенок жил на одной картошке и капусте, а хотелось, чтобы конфеты были, что-то вкусное можно было приготовить. У родителей машина была — «жигули» выручали. Стал выкарабкиваться из финансовых проблем только в 1996 году — когда окончил третий курс юрфака (уже второе высшее получал) и стал заниматься частной практикой. Продолжал так же преподавать в колледже, но стал востребованным, оказывая юридические услуги: составлял исковые заявления, потом стали появляться предприятия на обслуживании и начали появляться карманные деньги. Юридическое образование стало давать свои плоды. У меня товарищи были, которые утром, условно говоря, 10 рублей на рынок принесли, а вечером 500 рублей прибыли оттуда вынесли. Для кого-то 90-е ассоциируются с шальными деньгами, а для меня — это воспоминания о постоянной нужде. 

История №5. У врача-стоматолога было свое место на рынке

Александр Иванов, руководитель стоматологической клиники «СтИв», в начале 90‑х работал в областной стоматологии, а когда заканчивался прием пациентов, шел на городской рынок торговать.

— Во времена перестройки у меня было уже двое маленьких детей. Жили мы в микрорайоне в общежитии. Денег постоянно не хватало. Приходилось как‑то выкручиваться. Я вспоминаю, до того доходило, что сдавал посуду: помоешь бутылки — в детскую коляску их и пошел на пункт сдачи стеклотары. Чтобы хоть молочку детям было на что купить. Где только я тогда ни работал — и там и сям. Время приема закончилось в областной стоматологии, и помчался — в аэропорту подрабатывал, торговал. Да! Я, доктор, вынужден был торговать. Ездил в Китай «кирпичом», покупал там вещи, а потом сидел на рынке. У меня там было свое место. Приходилось крутиться и крутиться. Потом по совместительству открыл платный кабинет. Специально не собирался заниматься частным предпринимательством — жизнь заставила. С самого начала трудовой деятельности была нехватка денег, ограничения, и я привык экономить — это уже в крови, видимо, сидит. Заработанное не мог прогулять. Когда появились свободные деньги, открыл свою клинику. Желания стать бизнесменом никогда не было. Так само получилось.

Возрастная категория материалов: 18+