Японский плен 

— Ирина Александровна, что содержится в тех самых 75 архивных делах с грифом «Особо ценный»?

— Такая пометка ставится на документах, имеющих непреходящую культурно-историческую и научную ценность. То есть это не субъективный материал, а отражающий жизнь общества, всей страны в целом. Например, в личном фонде Новикова-Даурского есть фотографии и документы периода Русско-японской войны. Он же сам через это прошел: в декабре 1903 года был зачислен матросом в бывший Квантунский флотский экипаж, а через год, 22 декабря 1904-го, попал в плен к японцам при капитуляции Порт-Артура. Более того, Григорий Степанович в плену проводил большую работу, ежедневно практически вел дневники, Это очень ценно не только для нас, но и в целом для мировой истории. 

Вот одна из записей его дневника: «17 декабря 1904 г. дни нашего Артура, кажется, сочтены… Снаряды, говорят, приходят к концу; провизия вышла, едим такую дрянь, что свиньям в пору. Например, вчера варили жиденькую кашицу из фасоли и прелого риса, которой, как мы ни были голодны, не могли съесть и по пять ложечек; цинга свирепствует все больше. Казармы наши переполнены цинготными, которые все прибывают, в госпиталях и лазаретах нет места для раненых и больных; служебного медицинского персонала давно уже не хватает, лекарства нет, по городу невозможно пройти не обстрелянным японцами, они стреляют шестидюймовыми гранатами по группам в 2—3 человека…»

Военнопленные флотские офицеры встречают Пасху, 1905 год.

Новиков подробно описывал первую бомбардировку Артура, как в декабре 1904-го Порт-Артур пал, а он вместе со всем гарнизоном крепости оказался в плену. Сохранилось четыре блокнота с записями, где на титульном листе одного из них он сделал отметку: «Принадлежит матросу 2-й статьи Квантунского флотского экипажа Григорию Степановичу Новикову… лагерь военнопленных. Дневник — апрель 1905 по 1/14 октября 1905 года». Новиков не только дневники вел, но даже журнал свой издавал. 

— Это все во время плена?!

— Да. Во время Русско-японской войны такого понятия «лагерь военнопленных», с пытками, расстрелами и казнями как во Вторую мировую, не было. Заточение проходило в самом обширном «приюте военнопленных» в Хамадера, в 18 километрах от города Осака. Там Новиков с апреля по ноябрь 1905-го заведовал товарищеской библиотекой русских военнопленных. И для них по собственной инициативе выпускал журнал «Друг», также сотрудничал и с революционной газетой «Япония и Россия».

Русские военнопленные во дворе лагеря, 1905 год. 

В его воспоминаниях есть интересный факт: когда Россия начала вывозить военнопленных к себе домой, то сами российские власти тормозили этот процесс. В Японии в тот период уже назревали революционные веяния, и самодержавные власти боялись, что эта «зараза» вместе освобожденными из плена распространится по России. Как пишет Новиков, эта задержка сказалась на многих людях. Они ждали возвращения на родину, а родина их не принимала. Многие просто сошли с ума.

Амурский Ломоносов

Г. С. Новиков и инженер-геолог А. З. Лазарев. Каменоломня у Благовещенска, 11.09.1949.

— Какие еще из документов, кроме Русско-японской войны и японского плена, для вас показались особенно интересными?

— Взять, допустим, адресную книжку, куда мы записываем контакты друзей, знакомых. У Новикова тоже такая была. И там более 120 имен, фамилий, адресов. Причем диапазон очень разнообразный — от сторожей, рабочих до писателей и известных ученых; от Ленинграда до Южно-Сахалинска. Есть даже иностранные контакты. Долгое время Григорий Степанович переписывался с профессором, доктором исторических наук, лауреатом Сталинской премии, археологом Алексеем Павловичем Окладниковым.

Если не знать, кому эта адресная книжка принадлежит, трудно предположить, что ее владелец — человек, у которого нет не только диплома о высшем образовании, нет никакой справки даже об окончании начальной школы. При этом Новиков был самым настоящим полиглотом: краеведение, геология, археология, история, библиография, журналистика, филология, статистика, филателия, флора, фауна, география, фольклор… Нет ни одной сферы, которую бы не затронул в своих трудах и исследованиях «самоучка библиотекарь» и «статистик». Настоящий амурский Ломоносов! Всего касался. Причем не поверхностно. По каждой сфере можно книгу писать.

Отец-одиночка

 Г. С. Новиков с дочерью и сыновьями, 30-е годы.

— Его биография — это тоже своеобразный роман: о любви или нелюбви.

— Да, жизнь у него была очень тяжелой — с самого безрадостного детства. Отец считался лучшим каменщиком и печником в городе, но часто пил. И пьяный избивал жену. Мама рано умерла от чахотки. Вскоре отец надолго слег в больницу, а вышел оттуда неработоспособным. Одиннадцатилетнего братишку отдали в работники, а 12-летнего Григория взял в подручные к себе кабатчик. Потом мальчишка батрачил у зажиточных мещан.

Приведу отрывок из его детских воспоминаний: «Управа отдала меня в работники … зажиточному мещанину Силинскому, который занимался хлебопашеством и извозом. Работа оказалась для меня тяжелой, а сам Силинский был человек черствый, часто бранил и даже принимался бить меня. Я не вынес и, обидевшись на хозяина за то, что он не отпустил меня к бабушке в больницу, сбежал от него. Оказалось, что в тот день … она умерла». Потом 14-летний Гриша Новиков поступил на работу в Нерчинскую городскую аптеку, затем работал «у разных людей», сторожем — и так до начала войны. На сборный пункт Григорий явился сам — решил пойти в добровольцы.

Ему повезло вернуться на родину в Нерчинск в феврале 1906 года, хотя были преследования. В течение восьми лет Новиков несколько раз менял место работы. Кем только ни был: и «письмоводцем на золотых промыслах», и продавцом книжного киоска при железнодорожной станции, и экономом, и библиотекарем. В июле 1914 года в поисках заработка и скрываясь от преследования полиции Новиков с семьей переезжает в Благовещенск. И этот переезд стал крахом для его личной жизни. Не выдержав «испытаний и крайне тяжелой в то время жизни на Амуре», жена бросила Новикова-Даурского с тремя маленькими детьми и умчалась за новой любовью. Он один поднимал детей. Один мальчик умер, другие дети выросли. Ученому, исследователю было уже далеко за пятьдесят, когда он встретил женщину, с которой прожил до последних своих дней.  

«Писучий механизм»

 С помощниками за завтраком на полевых исследованиях, Амурская область, 50-е годы. 

— Удивительно, как при такой тяжелой судьбе Григорий Степанович успел столько сделать?!

— Неудержимое стремление Новикова-Даурского брать жизнь на карандаш, скрупулезно описывая каждое мгновение, было сильнее любых жизненных невзгод — раннего сиротства и жестокости, предательства и одиночества, ужасов войны и плена. Григорий Степанович сам себя называл «писучий механизм». И основная научно-исследовательская работа проделана именно в Благовещенске. В 1914 году Новиков вступает в Амурское отделение общества изучения Сибири и изучает Амурскую область: собирает материалы по библиографии региона, хронологии событий для географического словаря Приамурья.

Кроме колоссального трудолюбия Всевышний наделил его уникальным чувством слова и тонким юмором. Благодаря этому и в XXI веке дневники, воспоминания Григория Степановича читаются как увлекательный роман, будь то философские размышления или жизнеописание. Прекрасными иллюстрациями к этому роману являются многочисленные фотодокументы из личного фонда Новикова-Даурского.

«Писучей работой» амурский краевед занимался до последних своих дней — он скончался 13 апреля 1961 года на 80-м году жизни. Его интеллектуальное наследие — это сотни килограммов документов, которые могли погибнуть после его смерти, но чудом были спасены.

Г. С. Новиков с собакой у калитки дома, Благовещенск, июль 1960 года.

Возрастная категория материалов: 18+