В 1933 году отца поставили заведующим фермой и послали в райцентр учиться на курсы. Не думала я тогда, что в нелегкую, но все же размеренную жизнь нашей семьи придет первая беда. Прямо с курсов отца арестовали, ему было тогда 47 лет. Нас же, рыдающую маму и пятерых детей, младшему из которых шел восьмой год, дождливым октябрьским днем, кто в чем был, спешно погрузили на конную подводу и повезли из родного села. Напуганные ребятишки жались к плачущей матери, оборачиваясь на удаляющуюся деревушку. Никто из нас не знал, где сейчас отец, за что арестован, зачем и куда везут. В соседнем селе, в конюшне, мы прожили несколько дней, потом поездом в Хабаровск. Сейчас даже вспоминать не могу, что мы ели долгой дорогой. Помню, что одолевали вши, различные болячки, мучило постоянное чувство голода. Наш путь лежал на прииск «Весенний». 60 километров мы добирались на лошадях, голодные, холодные. Осенний ветер пробирал до косточек, ведь ехали кто в чем был. В двух семьях, следовавших вместе с нами, умерло трое детей. Хоронили прямо в лесу. Поселили нас всех в трех км от прииска, в тайге, расселили в огромном деревянном бараке с длинными нарами. На весь барак были две большие железные печки. Но что они могли согреть, если через дыры в стенах мы считали звезды и оттуда залетал снег? Хорошо, что кругом была тайга, и топили круглосуточно. Согревшись, засыпали на нарах, мечтая о краюшке ржаного хлеба. Все женщины в бараке - все, кто умел держать в руках пилу и топор, - ходили на лесозаготовки. До сих пор помню, как наша мама, спасая детей от голода, обменяла у китайцев последние три подушки на картошку. Я же с младшим братом ходила ежедневно за три км в поселок собирать картофельные очистки. Мама их варила и, растерев, пекла на печи лепешки. К весне обитатели барака оживали: появлялась молодая крапива и лебеда, из которых варили похлебку. Летом раздетых, босоногих обитателей барака перевели на жительство на прииск. Перебралась и наша многодетная семья. Вокруг поселка было много отработанных разрезов, где золотодобывающие артели мыли золото. Там и нам разрешили «промышлять». Мыли золотосодержащий песок лотками, целый день стоя по колено в ледяной воде на пронизывающем ветру. Да и сколько могла намыть тогда я, одиннадцатилетняя девчушка, с десятилетним братом? Намывали золотого песка на «спичку», как тогда говорили, то есть на рубль золотом. Все это мать сдавала в золотоскупку, обменивая на крупу и муку. Тогда через три голодных года мы впервые попробовали хлеб, который стоил недешево, но какая это была радость для голодных детей! В 1936 году освободили отца, нашел он свою семью, вернулся к детям. Часто мы спрашивали его: за что арестовали, почему? В ответ видели, как нервно дергались у него щеки, как до хруста в суставах он сжимал кулаки. Одно только рассказал отец, что вместе с другими заключенными строил город Комсомольск-на-Амуре... Со слов Татьяны Карповны Черкасовой, отличника народного просвещения, записал Владимир Корнилов. Свободный.