Татьяна Бедина: «Люди не хотят смотреть драму»

— Татьяна Федоровна, театр — одно из самых древнейших искусств. Раньше спектакль был чуть ли не единственным культурным событием. Сегодня ситуация поменялась. А сильно ли изменился ваш зритель?

— Зритель, конечно, поменялся, поменялось и восприятие. У людей сегодня, и особенно у молодежи, созрело клиповое сознание. В клипе показывают первую картинку и последнюю, начало знакомства — и вот они уже в постели. Промежуток между этими событиями либо дается в виде голой информации, либо — додумай сам. А в театре повествовательно рассказывается законченная история. Действие происходит чаще в одном месте и длится не менее двух часов. Не всем это нравится, ведь надо при этом думать, сопереживать.

— Какого возраста ваш зритель?

— От года (малыши приходят к нам на новогодние представления) и до бесконечности. Одной нашей постоянной зрительнице 92 года — смотрит абсолютно все спектакли. Много молодежи, школьников. Единственная проблема — это тинейджеры. Они уже не хотят идти в театр кукол, а наш театр не специализируется на тюзовском репертуаре.

— Театр — это не кино. Сюда в джинсах не придешь. Люди соблюдают дресс-код?

— Не все, но очень многие приходят нарядными. Даже если в будни прибегают прямо с работы на спектакль в 18:30, то всегда опрятны, доброжелательны. А некоторые приходят в открытых платьях, туфли с собой берут, у нас есть комната для переодевания. Уже много лет наблюдаю: ходят папа с сыном. Начинали ходить, когда мальчику было шесть лет. Оба в костюмах, с бабочкой. И вот я буквально перед Новым годом встречаю их — сын уже взрослый высокий юноша. Но все так же оба в костюмах и с бабочкой. Это дорогого стоит.

— Культура поведения в театре не страдает? Попкорн, семечки…

— В девяностые годы, когда мы только начинали работать в этом театре, дети приходили с кульками семечек. Тогда какая‑то мода пошла, даже бабульки торговать ими приноровились поблизости. Спектакль заканчивается, контролеры смотрят, а между рядами ворох шелухи. Давали веничек, совочек — подмети за собой у всех на виду. Было и такое. Потом страсть к жвачке началась. Контролеры подходили с кулечком — плюнь, пожалуйста. И наплевывали по полкулька. Взрослые головные уборы не снимали, пакеты в зал несли. Говорим: давайте оставим в гардеробе. Не хотели, возмущались, мол, что цепляетесь по пустякам, к вам хоть не ходи! А мы им культурно: ваше, мол, право! Но театр — это храм искусства, и здесь нужно соблюдать правила этикета, элементарной вежливости и уважения к себе и окружающим.

— Что нельзя делать в театре?

— Мы не разрешаем в зале есть, пить. Нельзя — потому что нужно слушать текст. И если сам слушать не хочешь, то не мешай другому. Перед началом представления звучит ненавязчивая просьба отключить мобильные телефоны, потому что актеры в такой обстановке работать не могут. И в основном в зале тишина хрустальная. И с семечками уже не ходят, и жвачку не жуют. Воспитали!

— Любые постановки идут на ура?

— Все люди с разными вкусами. Бывает, не воспринимают классику, не хотят смотреть драму. Аргумент: «Драмы и в жизни хватает. Ни телевизор включить, ни радио — везде драмы да трагедии. То ли дело — пришел на комедию, развлекся». Поставили «Калеку с острова Инишмаан» ирландского драматурга Мартина МакДонаха. Его ставят во всем мире. О юноше — инвалиде с рождения, которого бросила мать. А соседи на этом суровом острове, которые не любят показывать свое сочувствие, сострадание, его подобрали и воспитали. Так он вырос порядочным, добрым и внутренне более красивым, чем многие люди, здоровые и красивые внешне. И много мыслей в этом произведении, которые, как казалось бы, должны были затронуть амурчан. Главный персонаж говорит: а может, наш остров и не такая уж дыра, если к нам приезжает снимать Голливуд? Может, мы не такая уж дыра, если сюда возвращаются люди? И, может, Амурская область не такая уж дыра… Ведь надо любить свою малую родину. Но спектакль идет трудно. Зрители заморачиваться не захотели. Он ранит, царапает — очень уж не простая судьба показана… Мы же часто, если не хотим напрягаться, просто абстрагируемся. Так и здесь получается.

— Сейчас у нас в принципе взят курс на развлечение. Каждый телеканал выпускает как минимум парочку юмористических передач — Comedy Club, Comedy Woman.

— Не слишком ли много смеемся? «Камеди», «Смехопанорама», «Субботний вечер», где новые русские бабки всех смешат, «Перисхилтон», «Девчата». И все что‑то мы народ веселим и веселим. Порой такая вопиющая пошлость на сцене, а в зрительном зале показывают счастливые смеющиеся лица, причем медийные. Да ведь это просто стыдно!

— В репертуаре вашего театра тоже много спектаклей такого развлекательного жанра, как комедия.

— Комедия комедии рознь. И у нас есть комедии, но они не смешилки в привычном понимании. «Вишневый сад» Чехов определил как комедию. Россию рубят, сад рубят, жизнь рубят! Да это же трагедия!

— Вы считаете, что нужно не идти на поводу у общественного вкуса, а воспитывать его?

— Впереди надо быть. По Станиславскому — не опускаться до уровня зрителя, а поднимать зрителя до уровня высокого искусства. Мы, конечно, даем спектакли на разный вкус. Есть у нас и такие комедии, над которыми люди смеются. Но в любой нашей комедии точно нет пошлости, а обязательно есть смысл, выводы. Они заставляют думать. Я часто родителей, которые ждут детей в фойе, спрашиваю: почему вы не смотрите спектакль с детками? Они говорят: да мы тут подождем. А о чем вы потом разговаривать‑то будете? Мы же не просто развлекаем, мы стараемся объяснить какие‑то вещи, что есть добро, зло и т. д. Театр не только воспитывает, театр пробуждает чувства и мысли.

— Как вы подбираете репертуар? Ведь большинство современных драматургов почти не пишут без мата.

— Современная драматургия — это наша боль. Мы все время в поиске. Пьесы находят актеры, ищем в интернете, смотрим, что ставят другие театры. Бывает, начинаю читать и понимаю, что ни за что в театр не возьмем, каким бы модным этот драматург ни был.

Вот молодая девушка Ярослава Пулинович написала пьесу «Наташкины мечты», которую многие ставят как раз для тинейджеров. Открываешь первый лист — а там сплошь отборные маты. Разве надо это на сцену тащить? Драматург Волошин издал в твердом переплете сборник своих пьес, в которых тоже матерщина. Ладно, мат можно заменить. Но чернуха в идеях, чернуха в действиях, выводах. Я не хочу это показывать в театре.

— Но ведь некоторые театры, пытаясь выжить, показывают и сплошную чернуху или веселуху. Они процветают?

— Не буду говорить за другие театры. Но, как мне кажется, такого контингента, которому это было бы интересно, на самом деле не так много. Посмотрел один, второй, третий — и все. Людям хочется отклика, ответа на свои вопросы и позитива, душевности. Помню, когда я еще здесь не работала, в театре шла комедия «Мурлин Мурло» Николая Коляды. Люди плевались — что за чернуха! Спектакль быстро сдулся, сошел и забылся.

—  Есть ли связь между посещением театра и уровнем общей культуры?

— Потребность в театральном искусстве у нас не культивировалась. И мы ее воспитываем сейчас. Например, когда‑то я написала письмо руководству одного крупного благовещенского предприятия: давайте водить ваших сотрудников в театр! Если будете ходить коллективно, не буду поднимать стоимость на билеты, даже на премьерные спектакли. Прошли годы — они дружно по сто человек пересматривают у нас все! Привили вкус. Другой коллектив лет 15 выкупает центральную ложу и весь сезон по графику ходит в театр. Мы пришли к ним на юбилей — какие творческие сотрудники! Люди сами сочиняют скетчи, интермедии играют — просто замечательно! И я подумала, что, возможно, мы тоже приложили к этому руку и душу.

Это трудный процесс — работа по формированию потребности в театральном продукте. Я знаю людей, которые театр не приемлют как жанр. Но это не означает, что они необразованные, бескультурные, с плохим вкусом. Просто у них другие приоритеты.

— Татьяна Федоровна, как вы думаете, когда‑нибудь театр исчерпает себя?

— Вопрос всех времен и формаций вот уже две, а то и четыре тысячи лет. Театр — сложнее, чем КВН, чем концерт. И так хорошо, что у нас есть театр! Люди приходят в театр разные, с разным настроением, одни едут на машинах, другие на автобусах, они совершенно не знают друг друга… И все смотрят в общем‑то придуманную историю. Замок на песке. Он уходит — завтра будет другой, не повторится. Но в конце спектакля все в едином порыве встают и вместе переживают это великое чудо и радость — театр! И получается: зашла толпа, а вышел народ. Не умрет театр никогда. Никакое кино, никакой интернет над ним не властны!

330 мест в зале 

250—260 спектаклей в год

6—7 новых спектаклей в год

 68—70 тысячей зрителей ежегодно