Довоенная часть фильма, занимающая не менее часа, выглядит настолько убедительно, что последующее разочарование ощущается вдвойне сильнее. Мокрицкий снимал байопик Людмилы Павличенко, постаравшись снизить до минимума идеологическую составляющую, не дать вырваться наружу столь частому в жанре пафосу и остаться в рамках трагедии человека на фоне трагедии страны. Эти планы рушатся, как и многие другие в реальной жизни, 22 июня 1941 года. С наступлением сюжетной войны у сценаристов в первую очередь, а следом — у режиссера и актеров все начинает валиться из рук. До последнего держится только оператор, сумевший впечатлить зрителя в немногочисленных батальных сценах, невзирая на откровенную сценарную чушь. Хотя первая и чуть ли не главная неувязка смотрит на нас с рекламных постеров — битва за Севастополь остается за кадром.

Юлия Пересильд в начале картины отлично справляется с ролью девушки, воспитанной жестким отцом-военачальником, а потому лишенной стандартного для ее сверстниц набора эмоций и стремлений. В то, что Людмила лучше и охотнее стреляет глазками, нежели пулями, легко верится: при этом на дворе стоит 1937 год, а по экранному пространству в кои-то веки не носятся энкавэдэшники с рыбьими глазами, перетягивая сюжетные линии в свои кровавые застенки. Зрителю предоставляется возможность спокойно оценить старания декораторов, гримеров и костюмеров и успеть проникнуться картиной мира, зная, что скоро она сменится на куда менее позитивные портреты и пейзажи. Уверенная поступь фильма слегка сбивается при появлении в кадре 41-летнего Анатолия Кота в роли молодого летчика: негодяев он играет хорошо, но здесь так сильно выбивается из общей картины, что сценаристам приходится незаметно отправить персонажа на тот свет.

Неловкость и лукавство авторов сценария начинают набирать обороты еще до первой в жизни Людмилы передовой: зритель охотно смеется над курсантами-снайперами, пытающимися прикинуться деревом, но уже ощущает отсутствие серьезных военных консультантов при работе над картиной. Дальше начинается: подразделение обученных снайперов, которые на вес золота, бросают в окоп сражаться с танками («есть два способа остановить танк — забросать гранатами и убить водителя через смотровую щель»), в условиях повальной мобилизации, эвакуации войск и прочих реалий 1941—42 годов герои-друзья идут по войне неразлучно... Когда дело доходит до сцены нападения самолетов на конвой, празднования Нового года с шампанским и мордобоем на глазах у высокопоставленных командиров и организации бракосочетания медсестры и летчика, зритель уже устает злиться. Фильм превращается в повторяющую саму себя череду военно-полевых романов, война уходит куда-то на задний план, а с появлением персонажа Евгения Цыганова и вовсе превращается в приятное и увлекательное хобби.

С Цыгановым, кстати, тоже подвох. Трейлер и прочие маркетинговые уловки позиционируют его как второго по значимости персонажа, тогда как ждать его приходится два часа. К тому же времени, отведенного актеру при окончательном монтаже, хватает только на пару классических его фразочек и тоскливых выражений лица — бам, бабах, мина, выноси, Людмила, еще одного готовенького. Героиня мечется от одного воина к другому, по пятам несется военврач-еврей, хорошо — немцы ведут себя настолько безответственно, что настрелять три сотни мог бы и менее обученный и одаренный военнослужащий. Герои вроде как обороняют Севастополь, находясь при этом в 13 километрах от линии этой обороны, и спят в горах у костерка, в то время как по казармам шляются какие-то дети, на досуге декламирующие известные строки Симонова. Снайпер Павличенко, миновав стадию садизма, постепенно превращается в машину уничтожения, с которой никто не в силах совладать: непременное противостояние с немецким суперснайпером смазывается, такая же судьба ждет и финал картины.

Вполне себе любопытная параллельная линия, посвященная визиту Павличенко в США с пропагандистскими целями, вылившемуся в дружбу с супругой президента, грешит стереотипами, но выглядит намного увереннее основной. Это тем более странно, ведь перед сценаристами, похоже, не ставилась задача создавать основу для стандартного патриотического продукта, который нам будут демонстрировать весь год и даже дольше. «Битва за Севастополь» как первый опыт Сергея Мокрицкого в кино такого плана, безусловно, идет ему в зачет, однако не освобождает от обязанности ответить на ряд вопросов. Связаны они, в том числе, и с отсутствием в картине хоть сколько-нибудь способного на поступки командования, и с позиционированием войны не как «работы», но как «жизни», и со здравым смыслом вообще. Впрочем, вопросов можно и не задавать, просто обидно, что хорошая основа не послужила причиной для создания достойного военного кино.