— Они уже вот такие вымахали, — Фаина Ивановна примеривается рукой чуть ли не на высоту своего невеликого росточка. И смотрит на пустое место под ладонью так, словно видит там обугленные деревца. — Это были новые сорта, которые мы готовили для включения в госсортоиспытания. Пожар просто отбросил все назад на годы. А сколько у меня этих лет осталось?

Полцарства за коня

Чтобы создать новый сорт, требуется как минимум 30 лет. Не всегда хватает человеческой жизни, чтобы закончить исследования и дождаться плодов. Поэтому так важно, чтобы у селекционера были ученики, последователи. Они подхватят его дело, продолжат и доведут до логического конца. Просто цепочка не должна прерываться. Если заглянуть в недлинную историю садоводства на Амуре, окажется, что доцент ДальГАУ селекционер Глинщикова от знаменитого Мичурина совсем недалеко. Между ними всего четыре фамилии. Это И. Ефремов (1867 — 1939), который был лично знаком с Мичуриным и по его совету занялся созданием амурских сортов яблони. Затем селекционер-самоучка из Зейского района П. Меньшиков (1896 — 1980), на селекционном фонде которого созданы амурские сорта сливы, малины и смородины. И вот уже М. Русаков (1891 — 1958) и Г. Госенченко (1896 — 1974), работавшие над созданием амурских сортов груши. Фаине Ивановне, которая считает себя последователем Госенченко, достались в наследство рукопись диссертации, на защиту которой Григорий Иванович не рискнул поехать в 60 лет, и почетное право (или долг?) довести до конца начатую работу. Тот сорт груши Глинщикова так и назвала — Память Госенченко. Потом она добьется более тонкого и изысканного вкуса, крупных, красивых, ярко окрашенных плодов. Но лучшего по надежности сорта ей пока вывести не удалось.

В общей сложности Фаина Ивановна стала автором почти 40 сортов плодовых и ягодных культур. Смородина, малина, груши, вишни, сливы, абрикосы... Огромный сад! Многие сорта уже так привычны, что не верится, что когда-то их не было в наших садах. Дочь Амурчанки, каждая малинка которой с три обычных, вишня Желанная, слива Людмила, у ярко-желтых плодов которой так легко отделять косточки, крупный сладкий абрикос Ореховый... И это у нас, в суровом дальневосточном краю, в зоне рискованного земледелия! ...Наверно, чтобы подарить людям такой сад, нужно что-то большее, чем знания, упорство или даже талант. Я не спрашиваю об этом мою собеседницу, но она сама заводит разговор — о том, как важно найти не просто работу, а дело своей жизни. Это, конечно, крест. Но уж коли он тебе достался — неси. Даже если под него придется класть всю прочую жизнь.

— Вы думаете, просто жить в одной семье с селекционером? Я же постоянно на участке головой вниз. Все время — саду, все разговоры, волнения — о нем. Дети выросли между работой. Приведу с собой, на качели усажу, а сама к саженцам...

Тайны амурских садов

На свою Ладу амурскую Фаина Ивановна наткнулась в 70-х годах, когда работала над диссертацией. Научная работа была по сливе. Но разве селекционер пропустит что-то интересное? Необычное грушевое деревце она увидела в Архаринском районе. Плоды желтые, крупные, на деревьях по соседству давно осыпались, а здесь висят. Ни до этого, ни после Глинщикова такой груши не встречала. «Тут на карьере дед жил, у него саженец брали» — вот и все, что удалось узнать. Вначале в документах груша так и шла под названием Дедова. Потом уже Глинщикова назвала ее Ладой. Более 30 лет работы понадобилось, чтобы сделать из нее сорт, который необычайно быстро пошел по амурским садам. А в прошлом году груша получила окончательное признание — ее включили в государственный реестр. Конечно, новый сорт можно получить опытным путем. А можно, обследуя сады, отыскать след чьего-то таланта и труда и не дать ему пропасть в забвении.

Фаина Ивановна уверена: амурские сады раскрыли ученым еще далеко не все свои тайны. Какой-нибудь палисадник за домом в десяток деревьев может хранить такие открытия... И моя собеседница рассказывает, как 15 лет назад на выставке плодов и цветов в городском парке заметила среди прочих необычно крупную сливу совершенно черного цвета. «Откуда такое чудо?» — спросила хозяев, молодую пару. «Из папиного сада». Выпросила адресок, встретилась с садоводом, привез он ее на свой участок.

На Дальнем Востоке известен только один сорт чернослива — Маньчжурский. А тут плоды в два раза крупнее, и их очень много, да и крона у деревьев другая. И, главное, хозяин утверждает, что деревца не привиты, а выращены из корневой поросли. «Где взяли?» — «Да кто-то дал, уже и не вспомню...»

Фаина Ивановна сразу не стала докапываться, хотелось скорее набрать черенков и проверить свои предположения. А когда через несколько лет убедилась, что это не клон Маньчжурского чернослива, а совершенно оригинальный сортообразец, не известный селекционерам, и позвонила хозяину, то услышала: «Папа умер».

— И тут не смогла добраться до начала, — жалеет Глинщикова. — А ведь кто-то же поработал и над этим черносливом, и над Ладой. Я бы с удовольствием поделилась с этими людьми авторством, дала бы сортам их имена — пусть потомки помнят и гордятся.

— Как вы назвали чернослив?

— Просто — Благовещенский.

— Фаина Ивановна, а почему вы ни одному сорту не дали своей фамилии?

Моя собеседница тушуется: — Зачем это? Вот придумали...

Фруктовый край

— Почему именно Приамурье? — спрашиваю собеседницу. — Все-таки при нашем климате садоводство — немного экстрим. Это не средняя полоса России, где под тяжестью яблок ветки ломаются.

— Я бы вообще Амурскую область с Нечерноземьем не сравнивала. Я в тех краях выросла и не видела ни хорошей сливы, ни абрикоса. Да, яблоки возами возили — и только. Здесь возможностей гораздо больше. В какой средней полосе, как здесь, прямо в лесу растет абрикос, слива, виноград... Конечно, это их дикие формы, но тут такой простор для творчества селекционера, только работать некому: вся садоводческая наука сгруппирована поближе к столице.

Что ж, нежелание идти проторенными тропинками всегда отличало настоящих ученых. А в Приамурье молодого специалиста-агронома встретили просто непроходимые заросли. Научных учреждений, которые бы занимались садовыми культурами, в 60-х годах в области не было. Впрочем, если быть справедливым, это не мешало амурским садам цвести и плодоносить. Без особых изысков, конечно, но твердые кислые груши, ранетки, малина со смородиной выращивались и в колхозных садах, и рядом с домом. Сорта из чужих краев в нашем климате плодоносили не очень охотно, а своя селекционная работа была на нуле. Даже наследие Ивана Ефремова, амурского Мичурина, было утеряно. Два сорта яблок уцелели, а где десять сортов ефремовских слив, два сорта груш?

В 1965 году через Москву удалось пробить открытие в Приамурье первого научно-производственного учреждения по садоводству — государственного сортоиспытательного участка. И спустя шесть лет пошли на испытания груши, яблоки, сливы и ягоды амурской селекции. А Глинщикову пригласили на преподавательскую работу в сельскохозяйственный институт. Соглашайся, убеждали ее коллеги, это же такой простор для творческого роста!

Необязательный предмет

— Знаете, что такое селекция? — улыбается Фаина Ивановна. — Это курица, которая разгребает огро-о-омную кучу навоза, чтобы найти жемчужное зернышко. Впрочем, это определение подошло бы любой научной деятельности. Кто-то ищет свои жемчуга, согнувшись над страницами древних фолиантов. Кто-то — в лаборатории под микроскопом. А селекционер — на опытном участке.

Три гектара земли закреплены за научно-исследовательской лабораторией селекции плодово-ягодных культур ДальГАУ — детищем доцента Глинщиковой. С ранней весны до поздней осени посадки, прополки, прививки, подкормки, обрезки... А зимы не хватает, чтобы все бумаги оформить, все результаты наблюдений в порядок привести. И так год за годом. Наука не терпит приблизительности — требуется определенное количество лет, чтобы цифрами подтвердить собранные сведения, прежде чем можно будет отпустить новый сорт "в люди". Сколько этой работы делается впустую — никто не считал. Как говорится, отрицательный результат — это тоже результат.

Опытный сад, где Фаина Ивановна проводит времени куда больше, чем в стенах собственной квартиры и вуза вместе взятых, расположен в пригороде Благовещенска, за Широтной станцией. От дома Глинщиковой в Плодопитомнике — 40 минут пешком. И в любую погоду женщина давно пенсионного возраста меряет шагами эти километры. Потому что саженцы и подвои, как маленькие дети, их не оставишь одних. А штат лаборатории — всего два сотрудника: она да аспирант.

— Я всегда поражалась ее упорству, — говорит Валентина Федоровна Косицина, заведующая областным сортоиспытательным участком. — Того, что она сделала, уже на три диссертации хватит. Но Глинщикова разве остановится! Я не знаю другого такого целеустремленного человека. Вы видели, как она ходит. За ней же не угонишься. Она во всем такая.

Почти 30 лет преподает Фаина Ивановна в ДальГАУ. Садоводов аграрный университет не готовит: предмет «Плодоводство», который она читает, изучают будущие агрономы и экологи. Зажечь и увлечь сегодняшних студентов тайнами межвидового скрещивания не просто.

— На садоводство всегда смотрели как на что-то второстепенное, — не обижается моя собеседница. — Груши с яблоками — это не хлеб и не соя. Нынешней осенью даже урожай весь не сняли — не нашлось в университете для сада рабочих рук...

Но все-таки появляются, пусть и не каждый год, студенты, которых ее «необязательный предмет» не оставляет равнодушными. Берут тему для диплома, пропадают вместе с ней на опытном участке... А потом, глядишь, появился новый кадр в плодопитомнике или поступил вчерашний студент в аспирантуру, или опубликовал свою первую научную работу. Или, как аспирант Александр Зарицкий, стал преподавать на кафедре рядом с тобой.

— Это я себе замену готовлю, — признается Фаина Ивановна. — Пора подумать, на кого это все останется. Саша еще абитуриентом был, а я его уже приглядела, с первого курса в саду держала. Теперь в аспирантуру поступил, преподает, диссертацию пишет...

Я понимаю — это тот самый ученик, который встанет следующим в той цепочке, ведущей от Мичурина.

Возрастная категория материалов: 18+