По рассказам бабушки Акулины, многие ее дети умерли в раннем возрасте.Выжили только пятеро: Антон, Григорий, Мария, Федора и Дмитрий, мой отец. Отслужив срок в солдатах, сыновья создали свои семьи, но жили под одной крышей. Жили впроголодь - муки едва хватало на всех. О строительстве нового дома думать было безнадежно: леса вблизи не было, а приобретать на стороне, везти - очень дорого. Тогда в селах Полесья процветало конокрадство. У деда Кирилла тоже украли лошадь. Вора, однако, поймали, устроили самосуд, забив палками. Родня конокрада грозилась отомстить поджогом нашей хаты. Это и стало одной из причин переезда моей семьи на Дальний Восток. Что надо переселенцу В 1927 году в Белоруссии проводилась вербовка для желающих уехать жить на Дальний Восток. Вербовщики обещали переселенцам «золотые горы». Соблазн был большой, ведь земли разрешалось брать столько, сколько сможешь обработать. Государство давало льготную ссуду плюс деньги от продажи дома и имущества. В марте 1927 года три семьи Блоцких сели на станции Житковичи в вагон, где были железная круглая печь, нары. А спустя месяц выгрузили на станции Архара. Первое время жили у зажиточного архаринца Полищука, который имел два амбара, летнюю рубленую кухню, большой дом с просторным двором. Дед Кирилл с сыновьями уехали выбирать место жительства. Где они только ни побывали - на станции Тихонькой (ныне Биробиджан), в Облучье, ездили в Бурею, Завитую... Им показали безлюдный участок за селом Новосергеевка, через которое проходила в свое время «колесуха» - старая почтовая дорога. Дорога, на удивление, не была заросшей, и по ней можно было доехать до села Пашкова, что на Амуре. Дубовый лес, луга, ключ чистейшей ледяной воды, вытекавший из-под ближней сопки, что еще переселенцам надо?! Здесь и обосновались семьи Блоцких, построив два дома. Затем в новое село начали прибывать семьи других переселенцев из Брянска, Орловской, Черниговской областей. Поначалу они, как и мы, строили временное жилье, рыли землянки, возили лес. К 1941 году в Ключах (так назвали свою новую родину) было более 30 домов. Трудно было новоявленным амурчанам обустраиваться на новом месте. Ведь, кроме пахоты и сева, первые годы старшие занимались раскорчевкой леса под огород возле дома. Площадь огорода сначала была 25 соток, а перед войной увеличилась в несколько раз. Но всех радовали хорошими урожаями целинные земли. До сих пор мне помнится запах свежего хлеба. Кроме картофеля и овощей, дед Кирилл сеял немного... конопли, но совсем не для той цели, с какой ее используют сейчас. Из конопли переселенцы плели неплохие веревки. А мой отец еще сеял лен для холста, из которого мать шила нам рубахи и штаны. С колхозом помирил нас «Фордзон» В марте 1930 года в нашем новом доме, который был побольше других, состоялось первое собрание сельчан по вопросу коллективизации. В избе стоял дым коромыслом, потому собрание на второй день продолжалось уже на бревнах у дома Ивана Федосовича Исаченко. Первым председателем колхоза «Первый ключ» избрали Стефана Маевского, счетоводом - моего дядю Антона Блоцкого. Не забылось и через столько десятилетий, как женщины плакали, отводя своих буренок на общий колхозный двор, как мужчины хмуро разбирали частные амбары и перевозили тоже на ставший общим зерновой двор. Обобществление скота, лошадей, хозяйственных построек проходило тяжело. Все ходили, понурив головы, без улыбок, но открыто выражать недовольство боялись. Волну людского недовольства и неопределенности «сбил» приезд в деревню первого трактора «Фордзон» с двухлемешным плугом. Тракторист Петр Букатнев, житель недалекой Новосергеевки, заявил собравшимся по такому случаю нашим мужикам, что поля колхоза - 70 гектаров - он вспашет за одну неделю. Этим всех и успокоил. Слово свое «фордзонщик» сдержал, дав отдохнуть тем самым колхозным лошадям. Всю глубину событий того времени я стал понимать лишь десятки лет спустя. В школу ходили за тридевять земель В тот же памятный 1930 год я стал учеником первого класса. В селе отдельного дома для начальной школы не было, мы занимались поначалу в доме Стефана Маевского, семья которого разместилась в меньшей половине. За хорошую учебу меня премировали заячьей шапкой-ушанкой, чему я был очень рад. До этого такой мягкой и пушистой шапки я в жизни не носил! Во втором классе за хорошую учебу выдали мне кусок цветной фланели на рубашку - и это тоже было безмерным счастьем. Так бы я учился и дальше, но в ту осень родители меня не пустили в пятый класс: был маленького роста, и мать боялась, что не смогу садиться по ходу поезда. Ведь нужно было ехать в Аркадьевку, что в нескольких километрах от Архары. Туда я должен был сначала дотопать через Новосергеевку до станции Богучан, а оттуда ехать дальше - чаще всего в товарняках. Оставшись дома, я все лето 1934 года вместе с дедом Кириллом пас колхозных коров. Зато на заработанные деньги мне впервые купили сапоги! Как я гордился обновкой, ведь обычной обувью для сельской детворы были лапти. Работы детям хватало и зимой: вместе с братом Андреем мы пилили и кололи дрова, чистили в стайке, привозили воду в бочке на салазках. Уставали, конечно, сильно, но когда было все сделано - до звезд катались на прикрученных к валенкам коньках. Восьмой класс после учебы в аркадьевской, а затем и в урильской школе я окончил в Архаре. В те давние годы ни в Ключах, ни в Новосергеевке не было ни электричества, ни радио. Люди покупали в Архаре керосиновые лампы, хотя стекол к ним частенько не было, как и керосина. Мои отец и дед при свете «керосинок» занимались ремонтом обуви. Хочу особо подчеркнуть: свет лампы давал надежду моим землякам -идешь вечером по улице, и так приятно на душе от зримых желтых окон. Вспоминается такой случай. Возвращались мы как-то большой группой из аркадьевской школы со станции Богучан. И еще не доходя до родных Ключей, увидели на дороге ворота из жердей, а наверху фонарь, обтянутый красной материей. Организовала такую «иллюминацию» в честь Первомая учительница нашей начальной школы. Природа вокруг наших сел была в те годы нетронутой. В лесу за огородами можно было встретить косулю, зайцев, фазанов, на болотах - уйма уток, о рыбе и не говорю. Короче, кто не ленился, того природа кормила досыта. Зима для нас была временем учебы, а летом мы помогали старшим. Бригадир полеводства Данилка (Данил Лисеенко) часто собирал нас, подростков, и с тяпками отправлял на прополку овощей, после дождей, в слякоть мы ходили за ягодами и грибами. А по воскресеньям нас ждала речушка Ганукан, что текла в шести километрах от села. В Ключах для этой забавы водоема не было. Когда я учился уже в пятом классе, учительница начальной школы в Ключах Валентина Волкова решила организовать торжественное собрание в честь 18-й годовщины Октябрьской революции. Написала она доклад и попросила моего дядю Антона Блоцкого прочитать на праздничном вечере. Но получилось так, что вместо него (дядя простудился и охрип) докладчиком стал я, мальчишка. С 1929 года к нам в Ключи один раз в месяц стали привозить еще не озвученные фильмы. Зимой показывали в школе, а летом на улице. Грамотные люди читали вслух текст на экране. А сколько после просмотра было споров-разговоров, расходиться селяне не торопились. Не знали даже слова такого - подарок Как и во всей стране, годы сталинских репрессий не обошли Ключи стороной. В числе первых арестовали моего дядю Антона Блоцкого, Ивана Беляева, Ивана Барбасова. Через год дядя и Иван Барбасов вернулись измученными от допросов. Нелегко было и тем, кто работал на земле - налоги одолели. Помню, как по вечерам дед, отец и мать вели невеселые разговоры: на сколько времени хватит зерна и муки, как рассчитываться с государством? Для налогов откармливали бычка или кабана. В сельских домах тогда не устраивали веселья, подобные организуемым в нынешнее время застольям. Никогда спиртного не выпивали. Жили скромно, обедали за одним столом, черпая поочередно ложками из большой миски суп или борщ. Мясо отец делил, раздавая всем по кусочку. Не отмечали тогда дней рождения, а о подарках даже не слышали. Да и где родители могли взять денег на подарки?! Кроме меня и Андрея, в семье появились Женя, Иван, Нина, Мария, Лида и Света. В октябре 1939 года я с двумя ключевскими парнями поступил в фабрично-заводское училище при заводе имени Молотова в Хабаровске (сейчас «Дальдизель») на специальность слесаря. Через год закончил учебу, и меня оставили в одном из цехов. Весной 1941 года, уволившись по собственному желанию, вернулся домой, чтобы вновь и надолго уйти из родных мест. Началась война.

Возрастная категория материалов: 18+