Были пажеские и кадетские корпуса, училища правоведения, гимназии - это один слой. Духовные семинарии, духовные и епархиальные училища - другой. Для купечества и буржуазии существовали реальные и коммерческие училища, а также торговые школы. Ниже стояли начальные школы и училища с 3-, 4-классным обучением. Учебные заведения и учителя первых категорий находились в более привилегированном положении - у них были лучше учебные здания, а заработная плата в несколько раз превышала ту, что получали их коллеги в народных школах. На особенном положении была учительница. Ей платили за труд на треть меньше, чем мужчине. Есть любопытные документы в областном краеведческом музее: прошение Серафимы Александровны Перевозниковой на имя государственного инспектора по народному образованию разрешить ей выйти замуж и письмо, скрепленное гербовыми марками и печатью, - ответ на это прошение. Хотя в конце XIX века это было лишь формальностью, отголоском былого строгого правила, однако оно характеризует отношение к учительской службе и женщине-учительнице. Казаки грамотных почитали Именно на таком фоне формировалась структура народного образования в Амурской области. Первые восемь школ были открыты в 1858 - 59 годах в казачьих станицах Черняево, Бекетово, Константиновская, Поярково, Коршуново, Бибиково, Касаткино, Джалинда. Здания тех школ не сохранились, сведений об учителях в музее нет. Самые ранние сведения об учителях есть по Благовещенску. Они относятся уже к 90-м годам девятнадцатого века, когда структура просвещения в своем развитии продвинулась довольно далеко. Широко известна обзорная записка военного губернатора «О состоянии народного просвещения в области за 1896 г.», где называются уже 73 школы: 15 - в Благовещенске, 31 - в казачьих станицах, 25 - в крестьянских селениях и 2 - на Верхне-Амурских промыслах. К этому времени в Благовещенске уже открыты духовная семинария, мужская и женская гимназии. В духовной семинарии было 48 учащихся, в духовном училище при семинарии - 121, в мужской гимназии - 273, в женской - 425. Если проследить остальные цифровые данные этой записки, то выясняется, что больше всего учеников обучалось в казачьих школах (около 1,5 тысячи). Это и неудивительно: казаки раньше всех обосновались на Амуре и весьма серьезно относились к обучению и воспитанию своей молодежи. Каждая казачья станица имела свою школу, хотя бы начальную, двухклассную, но не каждое крестьянское селение могло позволить себе открыть школу, а лишь те, в которых находилось волостное правление. Например, на 19 населенных пунктов Бурейского района работало 6 школ, в Селемджинском из 3 тысяч детей школьного возраста училось 229, в Верхне-Зейской волости на 24 населенных пункта было 12 школ. Под контролем священника Настоящим бедствием системы образования и тормозом на пути его развития было отсутствие учителей, а также крайне низкий качест-венный состав учительских кадров. Только у 30 процентов учителей народных училищ было среднее образование. Многие учителя имели образование 6 - 7 классов, а чаще - начальное или домашнее, т. е. они не имели вообще документов об образовании. Лишь в 1913 году была открыта учительская семинария, выпускавшая 15 - 17 учителей в год. До 1894 года народными школами никто не руководил, и все обучение шло по усмотрению учителя. Лишь в отдельных школах оно было подконтрольно местному священнику. Известен приговор казаков Екатеринославки от 29 октября 1897 года, который лучше многих описаний и свидетельств освещает положение дел в области просвещения в эти годы: «Во имя отца и сына и святого духа. Аминь. ПРИГОВОР. Мы, нижеподписавшиеся крестьяне Ивановской волости Амурской области, деревни Екатеринославка, в присутствии нашего сельского старосты крестьянина Павла Терещенко слушали личное предложение господина пристава 1-го участка Амурского округа и настоятеля Песчано-Озерской церкви священника о. Владимира Венчаева об устройстве в деревне молитвенного дома, который в то же время мог бы быть школой. Для сего мы, домохозяева, обсудили между собой купить продававшийся в нашей деревне дом за 120 рублей, принадлежащий крестьянину Глебу Шаповалову. Этот дом отделать так, чтобы внутри было помещение под школу, каковой к работе приступить теперя, определив на это от себя 50 рублей. Временно до отделки дома детей учить в частной квартире. Учителем нанять нашего сельского писаря, окончившего курс в сельском народном училище. Вознаграждение, которое ему потребуется, мы обсудили платить частью от учеников, а частью от общества. Этот приговор нерушим и считаем навсегда окончательным. В том и подписуемся. Неграмотны мы. За всех подписался писарь». А учителю - остаток завтрака Не менее ярко состояние народного образования описано в отчете Амурского военного губернатора за 1909 -10 годы: «Область переживает острую нужду в просвещении. Ремонт, отопление, освещение, учебные пособия оплачиваются сельским обществом. Частью по неаккуратности, частью, чтобы досадить нелюбимому учителю, все это отпускается со значительным опозданием. Учителя зависят от сторожа, писаря, попечителя-мужика. В школах мерзнут чернила, а учитель сидит впотьмах... Учителя живут впроголодь и более энергичные бросают службу. Школы ютятся в тесных избах. Учителя недостаточно подготовлены». Далее сознательно пропустим период смут, революций и Гражданской войны, когда амурская школа в своем поступательном, пусть трудном развитии была отброшена назад. Школьные здания занимались под постой воинских формирований. Трогательное правило принимать многочисленных гостей в здании школы, которое соблюдалось в наших селах всегда, в те тяжелые времена оборачивалось для школы настоящей бедой. Она прекращала свое существование, тем более что постой был не единственной тому причиной. В гражданскую тяжбу втягивалось все взрослое население, и учителя тоже. Детей некому было учить. Нелегким был и период после Гражданской войны. Об этом времени в областном музее есть несколько любопытных документов. Общая картина понятна: нет школьных зданий, нет учителей, а те, что есть, плохо относятся к победившей власти и работать в школу не идут. Нет учебных планов, школьных программ, пособий и принадлежностей. Как вспоминала Марта Васильевна Нехорошева, «Я не знала, чем заняться с учениками. Доходило до того, что приду в школу и плачу. Тогда сторож сказал, что он может выручить меня. Отстрогал дощечки по одной на каждого ученика. С ними дети стали ходить в школу. Из дому брали угольки. На этих дощечках угольками дети писали, считали, а домашнее задание я давала - почистить доску так, чтобы завтра на ней можно было снова работать». Еще один документ стал достоянием нашего музея. Это воспоминания Екатерины Алексеевны Тайнолюбовой. Идет 1925 год... «Мы с отцом, Алексеем Степановичем Чернецким, были направлены в Сохатино Мазановского района. Он завшколой, а я учительницей. Прибыв на место, мы собрали сход крестьян и сказали, что мы учителя и просим нам объяснить, на каких условиях они нас примут. Крестьяне нам сказали: «Ни на каких. Японцы нас крепко разгромили: надо чинить дома, дворы, самим кормиться нечем. Вас принять не можем». Тогда мы сказали, что никуда не уедем, потому что нас послали в эту школу, и мы будем работать здесь. Дети не виноваты, что их некому учить; раз мы уже здесь, назад не вернемся. В конце концов крестьяне согласились: оставайтесь, но школу обихаживать будете сами, а кормиться тем, кто что даст. Так мы и жили. Кто ведро картошки принесет, кто кочан капусты. А бывало и так: накормит крестьянка свою семью утром, соберет остатки пищи в узелок и говорит своему школьнику: «Отнеси это на завтрак учителям». Кормили по очереди, как пастухов На сходе в Ивановке в те годы решили, что в конце месяца будут выделять специальную подводу учителям для того, чтобы они могли по селу собрать то, чем люди заплатят им за обучение детей. Евтихий Михайлович Игнатенко писал в своих воспоминаниях: «Мы так и собирали плату за свой труд, объезжая все дома в селе, в которых были школьники. Потом, дома уже, вынуждены были срочно сортировать продукты на те, которые быстро портятся, и те, которые можно хранить». - В Дамбуках, - вспоминает Николай Андронович Кочергин, - учителей кормили по домам по очереди, точно так же, как и пастухов. Не намного лучше стало и тогда, когда учителей перевели на государственную заработную плату. Из воспоминаний Е. А. Тайнолюбовой: «Платили проволокой, овсом, гвоздями - на выбор. Платили в 1927 году серебряной царской монетой: за один рубль 1927 года - 2 рубля 40 копеек серебром. Платили золотым песком в специальных мешочках. Крестьяне же ни серебра, ни золота в обмен на хлеб не брали, и такая зарплата проблемы питания для нас нисколько не решала».