В ИК № 3, иначе говоря, Среднебельскую колонию строгого режима, просто так, с улицы, не попадешь, как, впрочем, и в любую другую. У нас, меня и фотокора, пропуска временные, бумажные, у наших проводников — именные корочки. Мы минуем несколько участков, отделенных друг от друга высокими «сетчатыми» стенами, и попадаем в зону. В зону особого внимания. С этих пор нас всюду преследуют испытующие взгляды не привыкших к гостям «сидельцев». Проходим мимо пекарни, бани и помещения ШИЗО в школу — конечный пункт нашего путешествия. Сюда мы ехали, чтобы узнать, кто, зачем и чему тут учит и учится.
182 по лавкам
Вечерняя школа находится на втором этаже неприметного здания. В «подъезде» на входящих смотрит с массивного портрета Михаил Васильевич Ломоносов, на стенах — зеленые поля, далекие деревенские дома, и главное, за что цепляется взгляд, — церковь. Навстречу нам из классов в коридор высыпали «школьники» — дети, как их называет Ольга Вышинская, директор школы с момента ее образования. Всего их здесь 182. Самым младшим — по 18, а старшему — уроженцу Чечни Хамиду — 54 года. Входим в компьютерный класс, за семью машинами сидят школьники — постигают основы пользования ПК, учатся работать в различных программах. Компьютеры соединены в локальную сеть, на главной машине есть Интернет. Его провели в прошлом году во все «колониальные» школы в рамках нац-проекта «Образование». Сами осужденные в паутину не «лазят» — запрещено. Если что-то нужно, например текст книги или материалы для подготовки, они обращаются к педагогу. -
— «Сетку» налаживали сами, — говорит директор. — У нас Слава в этом разбирается.
Ольга Алексеевна указывает на бойкого паренька лет двадцати в очках. Этот парень-самоучка — главный здешний «программист». Заглядываем в класс биологии — на стенах цитаты ученых, вырезанные из пенопласта школьными умельцами. В кабинетах почти все сделано их руками. И портреты светил науки, и сельские пейзажи на стенах, и настенные карты, также сделанные из пенопласта, и модели Пизанской башни с Колизеем, и даже макет Зейской ГЭС. Автор всех этих «чудес» Сергей — родом из Зеи, больше месяца корпит над Биг-Беном. Мы застаем его за работой в кабинете географии, и он, поначалу застеснявшись, со светящейся в глазах гордостью демонстрирует свое творение.
Таких учебных материалов не найти даже в частной школе. В каждой колонии есть библиотека, главный смотритель среднебельской, молчаливый Алексей, рассказал, что охотнее всего идут фантастика и детективы. Любят и читают классиков русской поэзии Пушкина, Фета и других. В почете Аксаков, Толстой и Достоевский. «Недавно заказывали Набокова», — раскрывает пристрастия читателей Алексей. На отдельных полках — учебная вузовская литература. Ее немного, но основное, что требуется для обучения, есть. Кстати, почти все эти книги — подарок АмГУ.
Офицер и осужденный — за одной партой
Тесная дружба между колонией и АмГУ началась в 2004 году. Ее результат на сегодняшний день — 65 студентов-заочников, получающих высшее образование на экономическом факультете и факультете социальных наук. Сначала «заочка» была доступна осужденным лишь на ФСН. Поэтому специальность «социальная работа» пользовалась такой популярностью — других просто не было. Теперь ребята учатся коммерции и торговому делу.
— Ежегодно АмГУ дает десять бюджетных мест — так что среди ребят тоже существует конкурс, — объясняет Вышинская. — Те, кто его проходит, учатся бесплатно. Это 40 человек из 65. Остальные вносят посильную плату.
В этом году на экономический факультет руководство вуза нашло возможность взять 17 бюджетников вместо 10. А с этого года сотрудники колонии тоже могут заочно получать образование, что называется, без отрыва от производства. И теперь четыре офицера сидят за одной партой вместе со своими подопечными. Замечу, что офицерский состав учится платно. «Это надо было видеть — как они вместе сессию сдавали! Сидят за партой офицер и воспитанник и списывают друг у друга», — смеется Ольга Алексеевна.
Будущие коммерсанты и без пяти минут соцработники собрались в аудитории для беседы. Часть собравшихся — здешние выпускники. На вопрос о сложности обучения чуть не хором отвечают:
—Сложностей масса, в основном с литературой. Она есть, но не в том объеме, в котором нужна. Выкручиваемся как? Один прочитал, второму пересказал, тот третьему — так и учимся.
— Конечно, Интернет помогает в обучении — почти всю литературу оттуда берем. У нас, в принципе, как и везде: преподаватель дает списки текстов, есть методичка, чтобы готовиться к экзаменам.
— Очень много помогают родственники, — рассказывает Ольга Вышинская. — Сестры, братья, жены передают сюда информацию на дисках и учебники.
Образование дает надежду
— Главная сложность в том, что, когда человек освободится, ему на воле нужно будет в колею войти, чтобы совмещать учебу свою и работу, — говорят собравшиеся. И они правы. Не все осужденные, кто поступил в АмГУ, доучиваются до конца. Видимо, сказываются здешние «идеальные условия» для учебы.
— Там, на воле, жизнь диктует свои условия, — констатирует Вадим, отец четверых детей.
— 50 процентов тех, кто освобождается, не продолжают обучения, — говорит Ольга Алексеевна.
Правда, есть случаи из разряда курьезных. Поступивший здесь в АмГУ парень продолжал учиться на воле, но, совершив очередное преступление, «загремел» обратно и вновь вернулся к прерванному высшему образованию. Жизнь и тут диктует условия. Беседуешь и не подозреваешь о том, что и сюда, в школу, добралась строгая иерархия, тюремные «понятия», что сидящие за первыми партами — самые авторитетные здесь, а обитатели школьных «камчаток» — внизу, у основания этой пирамиды. На вопрос, что дает образование, студент в тюремной робе Игорь ответил за всех: «Надежду. Уверенность в завтрашнем дне». Но уверенность в будущем здесь довольно призрачная. «Сейчас обычные выпускники на работу устроиться не могут. Что уж говорить про нас? Мы — люди второго сорта», — слышится с мест.
— Работая по специальности «социальная работа» в пенитенциарной системе, наши выпускники были бы на хорошем счету, — уверена Ольга Вышинская. — Они через это прошли.
— Да и коммерсанты из нас неплохие, — шутят студенты.
Принимать экзамены и вести занятия в колонию приезжают профессора, кандидаты и доценты из АмГУ.
— Приятно с образованными людьми пообщаться. Этого не хватает, особенно здесь, — замечают мои собеседники. — Для нас это такое окно в мир!..
— Преподаватели сами говорят мне, мол, мы давно таких благодарных студентов не видели, — рассказывает директор. — В обычной жизни, на воле, студента сложно заинтересовать. А наши очень много вопросов задают, всем интересуются.
— Главное, дай бог, чтоб дали работу. А то весь этот труд -— и наш, и вузовских преподавателей — пойдет насмарку, — подытоживают заочники.
Школа — отдушина
В школе Среднебельской колонии строгого режима порядки свои, гораздо более мягкие, чем за ее стенами. Обучение, по словам учеников, для них отдушина в атмосфере постоянного напряжения. Здесь вспоминают, как живут на свободе, учатся этому заново. Спрашиваю у 31-летнего девятиклассника Владимира, что толкнуло его пойти в школу.
— Стимул изменить свой образ жизни. У меня это уже третья ходка с 1998 года. Теперь вот стремлюсь узнать что-то новое, — объясняет он. Владимир как в шестом классе подрался с директором, так больше в школе не появлялся. Потом были полгода интерната, армия, тюрьма, короткий миг свободы, и снова тюрьма. «Как-то не до учебы было», — говорит он. Пошел сразу в восьмой класс. Поначалу, говорит, учился неохотно, а потом пристрастился. Более того, добился приличных результатов — четверки и пятерки в ведомости. Освоил компьютер, работает во многих программах.
— Отсюда в барак не хочется — там 126 человек, а здесь как-то отвлекаешься от всего этого. Учителя, работающие в колонии, получают различные льготы, не сравнимую с любой педагогической зарплату и более ранний выход на пенсию.
— С преподавательским составом у нас проблем нет. Этот вопрос решен. К нам даже очередь стоит, —шутит один из наших проводников, старший инструктор по воспитательной работе с осужденными УФСИН РФ по Амурской области Анатолий Яременко. Самой молодой здешней учительнице 24 года. Ольга Ольхова преподает русский язык и литературу.
— Поначалу боязно было, думала: мама дорогая, как здесь работать! — признается она. — Но потом ничего, привыкла. Даже знакомого тут встретила — когда-то в одной школе учились.
— Пять лет назад, когда я только пришла сюда, я, честно скажу, умничала, старалась выражаться по-научному. Были повышенные требования, — вспоминает Ольга Вышинская. — А когда услышала чтение по слогам, поняла: нужно начинать с азов.
Перерывы в образовании многолетние — у большинства от пяти до десяти лет! Что после этого вспомнишь? Поэтому мы в пятом-шестом классе и читать, бывает, заново учим, и писать, и таблицу умножения. На вопрос, есть ли в школе за решеткой какие-то особые правила поведения, Ольга Алексеевна отвечает: «Мы как-то сразу для себя определили, что в осужденных нужно видеть именно людей. Потому относимся к ним как к ученикам, школьникам, даже детям. Конечно, если почитать дела каждого, на все это начнешь смотреть иначе. У каждого своя судьба, сломанная. Если постараться понять ребят, то работать становится легче. Я долго коллектив убеждала, что нужно все делать с душой, тогда и отдача будет».
И отдача есть. Листаем школьный альбом. Выпускной, который отмечают традиционным концертом. На следующих снимках ребята в академических шапочках — настоящая научная конференция. А главное — всюду веселые лица, и не подумаешь, что все это происходило на территории колонии строгого режима. Один из методов поощрения — благодарственные письма родственникам: ваш сын хорошо учится, разносторонне проявляет себя. Чем больше разговариваешь с учителями, тем меньше задаешься вопросом, что здесь творит чудеса: теория пенитенциарной педагогики или отзывчивые добрые сердца. Хотя тут не все так гладко. Есть, например, проблемы с посещаемостью.
— Некоторые не видят смысла в образовании. Приходит в школу человек и спрашивает: «Зачем мне это, если еще 20 лет сидеть? За колючей проволокой надо выживать. Другим голова занята, например, где курево на сегодня достать». Но у нас есть пример, когда ученик, забросивший школу, через два года опять к нам пришел. Не все благополучно и с успеваемостью. Но тюремная школа — школа контрастов. У здешних учеников либо очень низкий уровень знаний, либо, наоборот, встречаются начитанные лучше учителей. И тогда на уроках литературы всерьез дискутируют о том или ином мотиве поведения героев Достоевского. Есть и свои отличники. В восьмом классе, который ведет Ольга Ольхова, даже два. «Мы все здесь учимся друг у друга», — говорит молодая русоведка. Беседуем с Ольгой Вышинской, а в дверь директорского кабинета робко заглядывает парень с озорными карими глазами. Это Владимир, он пишет стихи и собирается поступать в АмГУ. Принес сборник тюремной поэзии, куда вошло и его произведение. Он проучился в школе три года и окончил ее. Говорит, писать начал с 14 лет и теперь сочиняет, когда «Пегас наскакивает». Времени то переизбыток, то не хватает на творчество. Вот и сейчас Володя как будто куда-то спешит.
— Ну куда тебе торопиться в ближайшие 16 лет, — мягко произносит Ольга Алексеевна. Повисает пауза. Спешить некуда. А вообще, Володя, кроме того что поэт, еще и рисует. «Стараюсь из жизни выбирать самое хорошее, надоело уже плохое», — говорит он.
О том, что ты в местах не столь отдаленных, в школе тоже напоминает система безопасности. Два года в храме науки ее вообще не было, кроме дежурного на этаже. В каждом кабинете — видеокамера и тревожная кнопка на всякий случай. Ведь есть и неспокойные ученики. У них на прямоугольной бирке с именем, вшитой в робу, красная полоса. Увидишь такую — значит, перед тобой товарищ особо опасный, склонный к побегу. «Такую с Володи недавно сняли за хорошее поведение», — буднично замечает Ольга Алексеевна, имея в виду поэта.
В ИК № 3 девять отрядов, в каждом из которых живет по 120 — 140 человек. По короткой дорожке перед таким «общежитием» прохаживаются двое. Идут, увлеченно обсуждая что-то, и, дойдя до какой-то, видимой только им точки, поворачивают обратно не прерывая разговора. Внутри, за резными дверями, комната начальника отряда, импровизированный спортзал (помещение с тренажером, гирями) и спальня на 120 человек. Двухъярусные койки: сбоку ФИО, фотография и время пребывания здесь — от и до. И те же самые школьники, только притихшие и посерьезневшие. Между кроватями — 40 сантиметров «личного» пространства — реализуйся как хочешь. «У нас перенаселение, — говорит директор школы. — Скоро придется возвращаться к трехъярусным койкам».
Свой путь к Богу
Небольшая уютная церковь святого Иоанна Предтечи, собственноручно построенная местными обитателями, приютилась недалеко от школы. Кого-то к надежде на лучшие времена приводит жажда знаний, кого-то — вера в Бога. Колония — маленькая модель того, что происходит за колючей проволокой. За сердца и души осужденных борются православная церковь и баптистская. И у обеих есть свои последователи, которые друг друга не жалуют.
— Они, можно сказать, сектанты, — угрюмо говорит староста церкви Александр, человек с прозрачно-голубыми, пронзительными, словно освещающими его лицо, глазами. — Молятся в вагончике, обрядов не признают.
Он сначала подался к сектантам, а уже потом пришел в лоно православия. Огромное, ручной работы здешних умельцев кованое паникадило, священный престол, на стенах иконы, на полочках сбоку — божественная и проповедническая литература...
В церкви, как и положено, пахнет ладаном. Здесь тепло и тихо. Негромкое церковное пение, доносящееся из колонок старого магнитофона, дает ощущение покоя. «Мы молитвы читаем ежедневно, какие можно мирянам читать без священника, — охотно рассказывает наш новый знакомый. — Свечи сами делаем из огарков». Священник среднебельского прихода Олег Кузнецов появляется в здешней церкви раз в неделю, чтобы провести службу или обряд. В новой церкви уже прошло несколько венчаний и более тысячи человек приняли крещение. Тут же крестились и учителя.
...Мы уезжали, увозя с собой подарки — изящные резные шкатулки и пожелания приезжать чаще. Уезжали, оставляя школу, ее учеников и черные сетчатые «стены», сквозь которые большинству из них еще много лет смотреть на свободу. Ивановский район.
ТОЛЬКО ФАКТЫ
Колонии в селе Среднебелом Ивановского района — 23 года. Здесь отбывают срок больше тысячи совершивших преступления. Здешним «сидельцам» от 18 до 70 лет. Они не просто преступили черту закона, а сделали это много раз или единожды, но так, что теперь в ближайшие лет десять им некуда торопиться. На строгий режим обречены грабители, воры, насильники и убийцы — люди, чьи сроки начинаются с трех и заканчиваются 25 годами. Почти все амурчане. Лишь 182 человека из этой тысячи учатся в школе. Не имеющих законченного среднего образования гораздо больше, есть и совсем безграмотные, не умеющие писать. По закону среднее образование должны получить в тюрьме те, кому от 18 до 30 лет. Учеников в возрасте 25–30 лет в школе большинство — почти 60 процентов. Школы при колониях в РФ открыли заново после десятилетнего перерыва в 2002 году. Из семи амурских пенитенциарных учреждений (шесть колоний и СИЗО) подобные очаги образования существуют в четырех — там, где достаточно ученического контингента. В общей сложности образование получают около 600 человек. Вечерняя школа при колонии предполагает обучение с пятого по 12-й класс, но от вечерней школы одно название — уроки идут в две смены по обычной школьной программе, нет только музыки и физкультуры. При колониях есть ПУ. В Среднебельской, например, можно за два года стать кочегаром, печником, автослесарем, каменщиком. Многие совмещают занятия в школе с обучением в профучилище.
Возрастная категория материалов: 18+
Добавить комментарий
Комментарии