Однако это повод уже для другого судебного разбирательства, и разговор на эту тему Нина Лесик считает преждевременным: Гособвинение, скорее всего, будет опротестовывать решение городского суда в высшей инстанции. О том, что ей пришлось пережить за это время, о давлении и ошибках следствия, Нина Васильевна рассказала «АП» в своем откровенном интервью.
Меня уговаривали не бороться
— Нина Васильевна, какие чувства вы сейчас испытываете?
— Я рада, что восторжествовала справедливость, потому что в моих действиях и действиях моих коллег не было нарушений. А та недостоверная информация и непроверенные слухи, которые выдавали в эфир некоторые СМИ, принесли ущерб не только мне и моим близким — пятно легло на все амурское здравоохранение, на многих медицинских работников, которые по сей день достойно трудятся в лечебных учреждениях области. Моя престарелая свекровь, посмотрев недавно сюжет по одному из местных телеканалов, где меня в очередной раз показали в клетке и сообщили, что мне грозит до 10 лет лишения свободы, с приступом попала в больницу. У нее случился инсульт. Недавно ей разрешили вставать, но речь к ней так и не вернулась. Как теперь мне с этим жить?! Когда меня посадили, было и больно, и обидно, но когда страдают твои близкие, больно вдвойне. Я понимаю теперь всех, кто пережил 37-й год, когда люди оговаривали себя ради семьи.
— Вам такое предлагали?
— Да, меня тоже уговаривали, чтобы я не боролась, соглашалась со следствием, признала вину. Но я решила идти до конца, и будь что будет. Несмотря на все то психологическое давление, которое оказывали на меня, моих родных и коллег.
— И в чем это выражалось?
— Например, коллег уговаривали дать показания, что губернатор дал мне квартиру незаконно. Хотя я пять лет стояла на очереди на расширение. Мы жили в двухкомнатной квартире жилой площадью всего 27 «квадратов» впятером — я, муж, сын, невестка и внук. В порядке очереди по решению комиссии мне выделили дополнительную площадь. Сейчас сын учится в Санкт-Петербурге в политехническом университете, прописан здесь, а там снимает жилье. Квартиру, которую мне дали, я приватизировала только в 2009 году, когда было прекращено уголовное дело по данному факту, надеюсь, что сын сюда вернется и будет в ней жить.
Кроме этого, было возбуждено еще несколько уголовных дел — по факту работы моего племянника в онкодиспансере и по факту приобретения в 2004 году компьютерного томографа для областной детской больницы. Эти три дела вначале объединили в одно большое — вместе с уголовным делом в отношении меня по закупу медицинского оборудования по завышенным ценам. Потом их вывели в отдельные производства, а после дополнительной проверки по всем этим фактам было отказано в возбуждении уголовного дела.
И еще по двум фактам расследование было прекращено на стадии доследственной проверки. В том числе по налоговым преступлениям (невыплате департаментом здравоохранения 150 тысяч рублей на приобретение компьютеров в 2008 году, хотя я на тот момент уже была освобождена от должности) и по проведению конкурса на оказание услуг ОМС для неработающего населения, который в свое время выиграл «Дальмедстрах». Конкурс хотели признать недействительным, а здесь цена вопроса была 2 миллиарда 700 миллионов рублей! Все эти дела «рассыпались», но вы можете представить, какое на меня и моих коллег тогда оказывалось давление. Страшно об этом даже вспоминать…
Я догадывалась, что в разработке
— А жалобы о правомочности следствия в Генпрокуратуру писали?
— Писали. Нам ответили: «Следователь такой-то ошибся с вашим задержанием и заключением под стражу». Так вышло, что и судья тоже «ошибся», когда избрал меру пресечения — заключение под стражу. Сегодня этот человек уже не работает в Благовещенском суде. Но мне от этого не легче. Две недели мне пришлось провести «за решеткой», после чего я попала в больницу.
— Ходили слухи, будто вы вполне здоровы и просто тянете время.
— До этого я действительно считала себя здоровым человеком и не болела. Но когда приходят сотрудники при погонах и не знают, в чем тебя обвинить, не показывают результаты экспертизы и приписывают тебе то, что ты не совершала, это шок. В следственном изоляторе у меня повысилось давление, случились две ишемические атаки, я лежала в больнице, потому что мне действительно было очень плохо. Тогда многие вопросы я не могла оценивать так, как оцениваю это сейчас.
— Вы могли предположить, что такое произойдет в вашей жизни?
— Я догадывалась, что нахожусь в разработке. Мне звонили и открытым текстом говорили, что «я буду стрелочником и мне придется за все отвечать». В лечебных учреждениях начались проверки. Но я так воспитана, что всю жизнь верила в правосудие. А теперь я понимаю, почему люди негативно относятся к правоохранительным органам. Там должны сначала собрать доказательства, а потом обвинять. К сожалению, в моем случае получилось наоборот. Меня обвинили, а потом в течение почти трех лет мне с адвокатами пришлось доказывать свою невиновность, хотя по закону это обязанность органов уголовного преследования. Это право гарантирует нам Конституция России.
Что я пережила за это время, не передать словами… Сначала в 2006 году возбудили уголовное дело по статье «халатность», где я проходила свидетелем. И вдруг ко мне приходят и задерживают на 48 часов для дачи показаний. Но санкция этой статьи не предусматривает лишения свободы. Когда это поняли, срочно решили исправить ошибку, и… «родилась» новая статья — без возбуждения уголовного дела по статье 285 УК РФ, без предъявления какого-либо обвинения составили акт о переквалификации статьи «халатность» на 285-ю ч. 3 — «злоупотребление служебным положением специальным субъектом».
Очередной блеф
— Следствие объясняло свое решение взять вас под стражу тем, что у вас есть загранпаспорт и вы можете скрыться за границей — ведь рядом Китай.
— Это очередной блеф. Если бы даже у меня возникла такая идея, мне бы никто не отдал паспорт — он хранился в «белом доме». Я руководила департаментом здравоохранения, а у чиновников такого уровня, допущенных к гостайне, заграничные паспорта находятся не на руках, а хранятся в службе собственной безопасности или отделе кадров госучреждения. И это не было тайной. К тому же я уже почти год сотрудничала со следствием и готова была оказывать помощь.
К товароведческой экспертизе, проводимой по инициативе следствия, впоследствии возникло много вопросов. Например, эксперты торгово-промышленной палаты в суде пояснили, что одна из них ходила по больницам, осматривала рентгенологическое оборудование, а другая производила оценку, даже не глядя на это оборудование — по фотографиям.
Сначала Гособвинение возражало против проведения повторной экспертизы, потом дало согласие. Когда все ознакомились с результатами ООО «Дальневосточная экспертиза и оценка», выслушали доводы эксперта в суде, больше вопросов не возникало о том, «бэушное» ли это оборудование или нет. Экспертиза показала однозначно: все оборудование новое, оно было закуплено по среднерыночным ценам. Однако гособвинитель не учел приобщенные судом документы, хотя они были изъяты и находились в деле с 2006 года, отсюда и получились те самые 4 миллиона ущерба. С учетом этих документов — и с этим согласились эксперты — выходит, что мы даже сэкономили бюджетные деньги при закупе оборудования.
К слову об оборудовании: все оно работает, а слухи о поломке томографа в областной больнице — неправда. Там всего лишь проводили настройку. Был единственный случай, когда пришлось заменить рентгеновскую трубку в одной из ЦРБ, но это был даже не заводской дефект. Поломка была вызвана перепадами силы тока в электросети.
— Правда, что когда вы уже находились под следствием, вновь назначенный глава минздрава Тураев привез вам домой цветы?
— Да, он поздравил меня с Новым годом и днем рождения. Это нормальный человеческий поступок. Я много лет была в органах власти и всегда работала только по документам. В любой работе присутствует субъективизм. Но очень страшно, когда это случается при проведении следствия, постановке диагноза или при формировании общественного мнения. Не зря в народе говорят: есть три профессии от бога — учить, лечить и судить.
Возрастная категория материалов: 18+
Добавить комментарий
Комментарии