Надежда Симонова все пережила, но ничего не забыла.Надежда Симонова все пережила, но ничего не забыла.

— Надежда Павловна, как в ваш дом пришла война?

— Мы с семьей жили в Смоленской области. В октябре 41-го немцы заняли наш поселок Дегирево. Сразу, как вошли в деревню, забрали у людей всех кур, поросят, коров. Люди даже картошку не успели выкопать. В моем доме располагалась их комендатура — мы же ютились на печке. С жителями эсэсовцы не церемонились: тех, у кого близкие ушли на фронт, полицаи старались уничтожать в первую очередь. Бесполезных стариков и детей сжигали прямо в хатах. Молодых девушек вагонами отправляли на работы в Германию.

— А что стало с вашей семьей?

— Весной 1942 года маму и нас, четверых детей, сгрузили и отправили в концлагерь на границу Белоруссии и Польши. Брату тогда было 10 лет, сестре — 5, мне — 3, а еще одна наша сестра была новорожденной. Там нас и другие семьи поместили в деревянные бараки с нарами в пять ярусов. Окон там не было, двери запирались на засов. Утром нас открывали, выпускали на улицу. Выдавали небольшие миски, в них, помню, был какой-то суп черного цвета, и кусочек хлеба на всех. Утром взрослых забирали на работы, возвращались они только вечером. Рядом с бараком была колючая проволока, за которой находились наши раненые военнопленные. Нам нельзя было к ним даже подойти или бросить кусочек хлеба — за такое немцы расстреливали на месте.

— Как долго вы были в заточении?

— До 1944 года. Потом наши солдаты освободили всех узников. Мы два месяца то пешим ходом, то на машинах добирались до Дегирева. Когда добрались, увидели, что деревня сожжена, жилья нет — только один немецкий блиндаж, вырытый в земле. Внутри было по колено грунтовой воды, тоже стояли нары. Там мы и жили первое время. Те, кто передвигался по воде, рано поумирали — вода была ледяная.

— Как жила «голая» деревня?

— Мы стали понемногу восстанавливать поселок. Нашли какие-то старые пилы, которыми женщины пилили березы. Теперь этими деревьями уже никто не любовался: на них немцы вешали односельчан. Построили сарай, стали жить там.

Есть было нечего, мы ходили на поля, копали уже сгнившую картошку 41-го года. На костре жарили картофельные лепешки — драники. Даже костер разжигать было нечем.

— А ваш отец… что довелось пережить ему и как он нашел вас после войны?

— Папа участвовал и в финской войне 1939 года. Когда началась Великая Отечественная, его сразу призвали на фронт. У него было много ранений. Пулю из левой руки хирурги решили не вынимать — чтобы не нарушить жизненно важные функции. Отец одной правой рукой переплывал Днепр. Дошел до Германии. После очередного ранения его отправили в госпиталь Хабаровска, поближе к дому, так как в Белогорске жила его мать. А что стало с нами, отец тогда не знал, ведь мы были на оккупированной территории. Когда он выздоровел и война закончилась, стал разыскивать нас. Почтальон принес нам в поселок письмо-треугольник: «Сообщите, кто живой, где моя семья?» Ему ответили, что мы дома и все живы. Тогда он приехал за нами и забрал в Белогорск.

— Хотите что-нибудь пожелать молодому поколению?

— Каждый раз, встречаясь с молодежью на занятиях, я стараюсь передать им не только знания по дисциплине, но и привить нравственность. В современных условиях молодежь недолюбливает пожилых людей, обходит их стороной. Я бы пожелала им быть более внимательными и снисходительными к окружающим. Мы со студентами бываем и в школах — сегодня ребенок в 9 лет может не поздороваться. В войну моему брату было столько же, на его плечах были три сестренки. И он уже был мужчиной! Немцы заставляли людей чистить дороги. На Западе снега были большие. И брат чистил свою долю и долю матери.

А сегодня дети в таком возрасте еще в игрушки играют. Воспитание и дисциплина сейчас им крайне необходимы.

Арина Степкина, студентка АмГУ

Возрастная категория материалов: 18+