«Ковчег» наш насущный

«Говорим и показываем» 

«Ковчег» уединился на просторах Свободненского района — в глуши, возле деревни Дубовка, в корпусах бывшей психиатрической больницы. Огороженная зеленой сеткой территория, несколько зданий, овощехранилище, огород, теплица и такой вкусный грибной воздух, что, кажется, уже им одним можно исцелиться. 

На территории ведется видеонаблюдение — для поддержания порядка. «Если б мы в тайге находились, то, наверное, только от медведей бы защищались. А так вокруг местные жители, которые имеют свойство прийти и посмотреть — где что плохо лежит», — объясняет и. о. заведующего центром Ашот Аршакян, кутаясь в куртку. В центре пока не начался отопительный сезон, а потому свежо. 

По статистике, сюда обращаются те, кто лечился от алкогольной зависимости. Нередко попадают пациенты с 25-летним стажем пития. Бывшие наркоманы приходят реже: сейчас в «Ковчеге» 21 реабилитант, только у двоих из них — наркотическое прошлое. Центр рассчитан на проживание 40 человек. По словам Ашота Марспетовича, к зиме он заполнится — пока люди убирают овощи и копают картошку на своих огородах, а потом придут лечиться. 

На входе в двухэтажный жилой корпус вахта со стеснительным охранником — так, на всякий пожарный случай, который если и бывает, то крайне редко.

 — Был однажды случай, когда разбуянился местный житель — его мучила большая безответная любовь к одной из соседок, — рассказывают работники. — Ничего, пришли охранники, укольчик поставили — он успокоился. 

Перед зданием — газон, усаженный кустами смородины. Двор с беседкой и клумбами. Все это немного смахивает на детский сад. В каком-то смысле это он и есть. Люди, оказавшиеся здесь, начинают все с нуля, и учить их порой приходится элементарным вещам. 

 — Они порой приходят и не умеют правильно себе постирать, не умеют заправить кровать — за 20 лет на той стороне жизни уже разучились. Мы их всему учим, — говорит социальный работник Людмила Лелекова.

 — Я учила отжимать тряпку половую, полы мыть, — вторит ей постовая медсестра Евгения Бесчастнова. — И мужчин, и женщин. Посмотрю, как они моют, а потом беру швабру и показываю, как надо. Некоторые приходят почти потерянные — многие разучились себя обслуживать, следить за собой. Воспитываем их, учим разговаривать, чтобы не матерились — они ведь, бывает, приходят — и мат-перемат. А потом ничего — поживут и привыкнут.

9 месяцев, чтобы начать заново

Через Евгению Бесчастнову прошли все реабилитанты «Ковчега» — она работает здесь с 2010 года, с момента основания. 

 — Мы принимаем их и живем с ними. Или они с нами, — смеется она. — Мы знаем, чем они жили раньше, чего хотят, когда уйдут отсюда. После лечения держим с ними связь. Несколько раз уже в городе (Свободном — Прим. авт.) встречала наших бывших реабилитантов. Они радуются: «Ой, Евгения Евгеньевна!»

Курс реабилитации обычно длится 9 месяцев — символический срок для начала новой жизни. За это время люди успевают узнать друг друга, подружиться, а некоторые — даже создать семью. 

 — Здесь маленький круг общения, поэтому отношения дружеские складываются — цель-то одна у всех, — объясняет Евгения Бесчастнова. — У нас даже есть такие реабилитанты, которые семью образовали. Люди молодые — около 30—35 лет, оба страдали от алкогольной зависимости. Здесь встретились, познакомились и вышли отсюда уже вместе. У них сейчас все хорошо: живут вместе, оба работают и не пьют. Еще был случай, когда лечились муж с женой. Тоже вышли и сейчас работают, ведут здоровый образ жизни.

По словам сотрудников центра, тех, кто вышел, нашел работу и ведет здоровый образ жизни, всего процентов 5—10.

Не застрахован никто 

Внутри жилого корпуса все просто и опрятно — убираются и сами реабилитанты, и технический персонал. В холле второго этажа — диванчик, стол с шахматами, в аквариуме живут своей тихой жизнью рыбки. Тишина и покой царят сейчас и в палатах — днем все чем-то заняты. Это время трудотерапии, которая обычно занимает четыре часа. В палатах светло и начего лишнего: кровать, стол, тумбочка. У женщин уютнее: комнатные цветы, вязание, у мужчин — книги на полках, нэтбуки с телевизионными адаптерами, кое у кого есть даже доступ в интернет. 

Пока мы с фотокором разглядываем местный быт, по второму этажу проносится стайка женщин. «Можно с вами поговорить?» — спрашиваю я. Они смущенно улыбаются: «Мы сейчас заняты очень, торопимся» — и убегают. Мужчины оказываются прямолинейнее: «Не, не будем разговаривать, спасибо». Однако, посовещавшись, находят «делегата». И вот передо мной невысокий темноволосый парень с живыми карими глазами — тот самый Денис. 

— Сюда сам пришел. Допился в один прекрасный момент до белой горячки. Сначала курс лечения прошел — 21 день в больнице. Там мне подсказали, что есть центр такой, дали направление, и я с этим направлением на следующий день и приехал. Думал, что попаду в такую атмосферу, где лежат бывшие наркоманы, пьяницы. Я, если честно, был удивлен разнообразием «пациентов», — признается собеседник. — Были такие люди — хорошие должности в обществе занимали, работа и все такое. В общем, приличные люди, если бы не этот недуг. От этого никто не застрахован. 

Среди реабилитантов были врачи, предприниматели. 

— Не поверите — был кораблестроитель, — рассказывают сотрудники «Ковчега». — Инженер-конструктор по образованию, 25 лет по специальности отработал. Вот когда у нас начали все предприятия закрываться, многие сошли с пьедестала, начали употреблять, ушли в никуда. Он у нас пролечился, сейчас социализировался, евроремонтами занимается — он же все умеет делать.

Пить или жить?

Судьбы у реабилитантов разные, но зачастую пить их провоцирует горе — потеря ребенка, семьи, работы. Денис стал прикладываться к бутылке после смерти мамы. А как начал зарабатывать, понеслась веселая жизнь: «кабаки, танцы-шманцы, девчонки молодые. Воспоминаний потом много», — рассказывает он. Все это перестало радовать, когда переросло в пьянство.

 — Стало уже по фигу, где и как, в каком количестве, в каком виде. Многие говорили: ты пацан вроде бы не плохой, а пьешь — ни к чему это, — вспоминает он. — Вот ближе к 20 годам понял, что это зависимость. Если постоянно употреблять алкоголь, то и жизни практически не замечаешь. Да и здоровье — оно ж не железное. Я уже просто стою перед выбором: или жить, или пить.

Перед этим выбором однажды встает каждый, чью жизнь зависимость завела в тупик. Те, кто оказался в «Ковчеге», выбирают жизнь. Случается, люди покидают центр досрочно — решив, что избавились от зависимости. «У нас не то чтобы свободный режим. Режим — у Хуссейна, — смеется и. о. заведующего Ашот Аршакян. — У нас такой распорядок, что каждый может отпроситься по уважительной причине или по желанию прервать лечение. Нередко те, кто покинул центр раньше времени, потом возвращаются». 

«Да хоть бы они перемерли!»

В обычной жизни реабилитантов поджидают искушения, которым без подготовки трудно противостоять. 

 — Часто те, кто хочет вылечиться от алкоголизма, опять начинают пить, когда возвращаются к друзьям: «Давай отметим!» И все! — констатирует Евгения Бесчастнова. — По-хорошему нужно менять круг общения, но они возвращаются в те же компании или в свою семью — у многих родители, братья пьют. 

«Да хоть бы они уже перемерли все!» — говорит в сердцах о своей непутевой компании один из реабилитантов «Ковчега». А «они» и правда умирают — некоторые едва миновав 30-летний порог. «Друг от наркотиков умирал — всего 33 года, — вспоминает один из ковчеговцев. — Так ему их в больницу носили — знали, что не жилец, вот чтобы перед смертью в последний раз...» Когда спрашиваешь, по какой причине парень оказался в «Ковчеге», он отвечает, опуская глаза: «Пожить хочется. А мы же умрем быстро». 

С душой и строгостью 

В столовой, где реабилитанты собираются трижды в день, красуются банки с соленьями — плоды трудов женской половины «Ковчега». Засолка идет больше месяца, и сейчас в овощехранилище ждут своего часа почти 200 банок законсервированных овощей. Все они приготовлены по фирменным рецептам местного соцработника Людмилы Лелековой, которую тут любовно называют мамой или просто Васильевной. 

 — Я по специальности агроном. Ну и агроном до мозга костей, — признается она. — Дома все выращиваю и в центре тоже — я здесь чувствую себя как дома. Все, что здесь есть, с моей и божьей помощью садится, обрабатывается. Некоторые, кто приходит, никогда в жизни к земле не прикасались, за 9 месяцев они учатся, как к земле подходить, что с ней делать, как обрабатывать — с какой любовью можно посадить все и вырастить.

Сейчас главная ее забота — собрать и засолить урожай. По мере возможности помогают все: мужчины собирают помидоры, огурцы, кабачки, баклажаны и перцы с огорода, а женщины целые дни проводят в пищеблоке — моют, чистят и солят овощи.

 — Вот тут у меня кабачковая икра варится в бачке, — приговаривает Людмила Васильевна, помешивая поварешкой в кастрюлище литров на 20. — Мы много деликатесов сделали: и капусту в бочках, и огурцы. Рецепты беру из книжек и свои семейные, наши ведь ничего такого не умеют. Смотрят и говорят: будем потом дома готовить. А закручивать банки никому не доверяю — все сама. 

Она еще много чего делает сама: устраивает подопечных на работу, записывает к врачам, возит на операции. 

 — Помогаю получить паспорт, документы, сделать операцию, ходатайства пишу, — перечисляет она круг своих забот. — На сезонные работы устраиваю их к дорожникам, в лесхоз, к фермерам. В город группами вывожу на машине на работу и обратно. По организациям хожу, прошу, чтобы взяли на работу, езжу на биржу труда. Последний раз устроила девочку завхозом в детский сад через биржу. Она год уже проработала — живет припеваючи и про все, что было плохое, забыла. Второго мальчика устроила дворником. 

Лелекова относится к своим «мальчикам» и «девочкам» со всей душой, они отвечают взаимностью. 

«Как мы не умерли!?»

Среди тех, кому помогла Людмила Васильевна, — одна из самых старших здешних жительниц Татьяна Ивановна. Сейчас ей 61 год, выпивать начала после 30.

 — Работала, конечно, работа-то была. Где-то за 30 лет я начала употреблять. Я работала на заводе — у нас коллектив дружный подобрался, мы там все дружненько и припивали. Сейчас свою молодость вспоминаем: как же мы раньше столько пили? Как мы столько выдержали и не умерли?! — смеется Татьяна Ивановна. 

В «Ковчеге» она оказалась в декабре. Первое время было тяжело.

 — Поначалу еще никого не знаешь, и я даже плакала. Я была слепая — никого в лицо не видела. Я обрадовалась только, что могу есть, что тепло и хорошо. Конечно, что-то где-то сопротивлялось. Представьте, всегда сама по себе — а тут надо приноравливаться ко всем. Я поначалу думала: все, последний день, и я уйду. А потом зайду в комнату, посижу и подумаю: ну, че психую-то? А потом у нас начались занятия, вот это хорошо повлияло. 

После того как Татьяне Ивановне стараниями Людмилы Лелековой сделали операцию по удалению катаракты, со всеми пришлось знакомиться заново. 

 — Я и работать теперь могу, а так ничего не могла. Останусь еще здесь — тут прекрасно. И работы много. И семья — как эту семью оставить? Мы до отбоя все вместе: кто телевизор смотрит, кто кроссворды гадает. Да и сотрудники в нашу шкуру влазят, понимают нас. Куда мы без них, без Васильевны?! — саму себя спрашивает Татьяна Ивановна. 

А «Васильевна» врачует реабилитансткие души простым человеческим подходом. 

 — Мы все делаем, чтобы они почувствовали, что они нужны здесь, нужны обществу, нам. Чтобы они вышли и задумались, что можно жить нормально, как люди, — объясняет она. — Их поднять со дна нужно. А поднять только добротой, честным отношением к ним, конкретной помощью и учением, как вернуться в нормальную жизнь. Приблизить к себе, не унижая их достоинства. Не попрекать их прошлым. Говорить только хорошие слова: ты абсолютно здоровый, нормальный, ты будешь жить хорошо, у тебя все получится. Только такие слова.

Пироги за свой счет

— Условия у нас, можно сказать, санаторные. Некоторым, кто сюда попадает, жить негде. А здесь и питание хорошее, и одежду кое-какую выдают, — говорят сотрудники «Ковчега». 

Питанием ведает диетсестра — она составляет меню на каждый день. 

 — Реабилитанты хорошо кушают — аппетит у них замечательный, — улыбается повар Олеся Павлова. — Когда приходят, у них жор начинается — отходят от алкоголя, они ж не ели. Готовить приходится почти то же, что и в ресторанах. Салаты, борщи, свекольники, рассольники, запеканки творожные, омлеты, булочки. На праздники — торты делаем. В последний раз торт был на всю духовку — полметра длиной. 

Торты и пироги на праздники в «Ковчеге» стряпают и пекут на «спонсорскую помощь», а проще говоря — за свой счет.

 — Я варенье принесу, кто-то яйца, маргарин, муку — и напекли им пирогов. Купили на свои деньги призы сладкие — это наша личная спонсорская помощь, — говорит соцработник Людмила Лелекова.

— Одежду выдаем: куртки суконные, сапоги, «Аляски», когда холодно. И если дома есть что ненужное, тоже несем, нам не жалко, — говорит завхоз Нина Фокина.

Силами сотрудников в «Ковчеге» собрана небольшая библиотека. В ней есть книги на любой вкус — от Льва Толстого до детективов и романов про вампиров. А если кому-то чего и не хватает, то местные отпрашиваются и ездят за книжками в городскую библиотеку в Свободный. 

Есть в центре и небольшая молельная комната для православных. Раньше здесь проводили службы, бывало, на спонсорские деньги даже вывозили реабилитантов в церковь. Теперь все это поутихло, но в «Ковчеге» говорят, что готовы призвать батюшку, если кто-то попросится на службу. Пока таких пожеланий никто не высказывал. 

Лидия Рыбальченко, главврач областного наркологического диспансера:

 — Мы столкнулись с тем, что люди готовы принимать препараты, заниматься с психологами, но не желают работать. Как правило, это люди, не привыкшие работать. И такая проблема во многих подобных центрах. Это огромный труд тех, кто там работает. Я не хочу, чтобы вы думали, что там пионерлагерь. Там местные таксисты привозили водку прямо к ограде, говорили: «Ребята, алкоголь никому не нужен?» И люди срывались. Сложно, но мы и стараемся. И после того, как человек пролечился, определяем его к наркологу — и врач дальше ведет его. По закону, мы наблюдаем алкозависимых в течение трех лет, наркозависимых — в течение пяти.

147 человек прошли курс лечения в «Ковчеге», по данным на июнь 2012 года. 89 лечились от алкоголизма, 58 — от наркомании.

В 2011 году среднероссийский показатель заболеваемости алкоголизмом был 1478,1 заболевших на 100 тысяч населения. В среднем по Амурской области эта цифра была 1843,7, по ДФО — 1990,2. 

Уровень заболеваемости наркологическими расстройствами в прошлом году в среднем по стране составил 2222,4 человека на 100 тысяч населения, по ДФО — 2831,88, в Приамурье эта цифра 2535,8. 

20 тысяч амурчан состояли на учете у нарколога в прошлом году. В предыдущем таких было более 21 тысячи. Три четверти страдают алкоголизмом, еще более двух тысяч человек — наркоманией. Больше всего обращаются к наркологам с алкогольной зависимостью в Белогорском, Свободненском и Зейском районах, с наркозависимостью — в Тамбовском, Октябрьском и Ивановском.

Возрастная категория материалов: 18+