Во время очередного визита на родину президент Санкт-Петербургского отделения Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока РФ, ведущий научный сотрудник Института лингвистических исследований Российской академии наук Надежда Булатова побывала в гостях у АП.

Пуповина — символ жизни

— Надежда Яковлевна, эвенки — маленький, но очень интересный народ, который живет среди нас и о котором мы почти ничего не знаем. Расскажите о нем, давайте начнем с самого рождения. Как рождаются эвенки?

— Рождаемся мы, как все, обычным способом (смеется). Конечно, у каждого народа есть свои традиции. История моего же рождения совершенно потрясающая. Когда в 1946 году родилась я, мама с отцом были на покосе. Время было тяжелое, послевоенное. Моим предкам досталось, почти все родственники воевали. В нашей семье было девятеро детей, но в живых осталось четверо. Остальные умерли от голода и болезней. Папа оленевод, возил продукты на фронт. Потом был председателем совхоза «Улгэн». Жили мы в селе Якутская Стойба Селемджинского района — сейчас этого населенного пункта нет на карте, как нет Лукачка, Мариинска и других. Роды были преждевременными, моего появления на свет ожидали гораздо позже. Когда начались схватки, папа повез маму в русский поселок Селемджинск, там в фельдшерско-акушерском пункте я родилась. Без ногтей, не видно было глаз и носа. Мама моя русского языка не знала. Папа приехал через три дня, спрашивает, кто у нас родился? Мать ответила: «Не знаю, мне никого не приносили». Отец пошел разбираться с главным врачом. Тот заявил ему, что ребенок недоношенный, не жилец. Я лежала в подсобном помещении и умирала. Меня не кормили, не поили. «Отдайте ребенка, мы похороним», — сказал папа. Меня принесли, я еще дышала. «Пока жива, надо кормить», — заявил отец. Через несколько лет меня возили к этому главврачу показывать, какая я большая стала.

— А вообще, как рожают эвенкийские женщины?

— Традиционно эвенки считали женщину созданием нечистым. Как подходили роды, ей ставили отдельную палатку, клали все необходимое: воду, еду, тазики, пеленки. Вместо подгузников — мелкие древесные стружки. Их подкладывали под ребенка. Все из подручного материала, поэтому эвенков и называют «дети природы». Роженицу оставляли одну. Мужчинам и молодым женщинам нельзя было и близко приближаться. Хорошо, если в семье есть бабушка, у которой климактерический период позади. Тогда она имела право находиться рядом с женщиной. Также роженице оставляли навьюченных оленей. Весь род уезжал на расстояние около пяти километров. Как только новоиспеченная мать приходила в себя, она клала в берестяную люльку ребеночка, привязывала ее к рогам оленей и отправлялась в путь. Когда она входила с ребеночком в стойбище, ее окуривали веточками можжевельника, делали обряд очищения. Детские пуповины сохраняли — это символ жизни, здоровья и долголетия. Терять символ связи человека с матерью, землей нельзя. Иначе — беда. Когда кочевой народ переезжал с места на место, все пуповины вместе с нехитрым скарбом, дровами, едой брали с собой. У меня тоже была пуповина, мама мне ее не раз показывала.

Если тебя понюхали, выходи замуж

— Как хоронили людей?

— По давней традиции на земле строили домик из лиственницы, ставили его повыше, чтоб медведи и грызуны не достали. Клали одежду, посуду, питание — все, что может человеку пригодиться. Считалось, что у него будет другая жизнь. Убивали оленя, собаку. Трогать ничего было нельзя. Умерших детей подвешивали в люльках на молодые лиственницы. Когда мне было лет десять, мы кочевали с родителями и наткнулись на такую могилку. Сразу развели дымокур, привязали к дереву разноцветные тряпочки. Всякое было в тайге, однажды нам встретились беглые заключенные. Они были хоть и вооружены, но сильно истощены. Мы их накормили, папа нарисовал карту местности, дал с собой еду и попросил, чтобы эти люди ушли. Воров у эвенков не было, чумы всегда открыты, продукты в лабазах, спрятанных от медведей. Чтобы выжить в экстремальных условиях, надо быть открытым, честным человеком.

— А свадьбы пышные играли?

— Свадьбы были скромные. В основном жениха и невесту подбирали родители. Начинали поиски пары сразу после рождения детей. Узнавали, из какой семьи, сколько оленей в стаде, какие люди добрые или нет и так далее. Были строгие правила. Если у русских можно было на кузинах жениться, у эвенков — табу. Никакого кровосмешения. Могли еще до свадьбы дать невесту в чум жениха на испытательный срок, чтобы посмотреть, ленивая девица или нет. Никаких близких отношений быть не должно, молодые будут лежать рядышком в тесной палатке, между ними бревно. Но если к тебе подошел мужчина и понюхал — это знак, что надо замуж выходить. Народного гулянья с застольем не было. Родителям невесты дают калым оленями, выделяют молодым отдельную палатку, и они начинают жить. Никакого пьянства — у нас даже традиционного национального напитка нет.

Счастливое детство

— Как воспитывают эвенки своих детей?

— У эвенков счастливое детство. У нас не принято, как у славян, назидать, ругать, кричать, бить ребенка. Воспитательный процесс проходит тихо, молча, без укорительных взглядов. Но я не могу сказать, что дети были разбалованные. Уже в пять лет они могли себя обслужить, настрелять из специального приспособления рябчиков, разделать шкурки. У эвенкийских детей много обязанностей. Малыши следят за оленятами, привязывают их, кормят солью, отгоняют гнус, следят за дымокурами, поддерживают костер. Мы с братом и сестрами сами себе вырезали игрушки из ольхи, из веточек делали игрушечные чумы, маленькие стада оленят. В семь лет я умела не только вышивать, но и знала, как выжить в тайге. А подростки уже выполняли взрослую работу. Исследователь Севера Туголуков называл эвенков всадниками на оленях. Приструнить, оседлать и запрыгнуть на это дикое животное, которое не поддается дрессировки, дорогого стоит.

«Доча, как ты здесь живешь?»

— Как вы оказались в Санкт-Петербурге?

— После интерната я поступила в педагогическое училище Санкт-Петербурга. Затем работала в Бомнаке Зейского района учителем начальных классов. Пришло три направления в Ленинград, в институт Герцена на отделение народов Севера. Поехала с подружками. Девчонки, отучившись, не выдержали — сбежали. Я осталась, но до сих пор не считаю себя петербурженкой. Эвенки сложно приживаются вне тайги. Они стеснительны, замкнуты, чувствуют себя неловко. Все чужое: климат, другая пища, большой город. У многих открывается туберкулез. Трудно было. Единственный человек, который меня пожалел, был мой папа. В 1972 году он приехал ко мне и говорит: «Доча, как ты тут живешь в каменном доме? Ходишь по камням, кругом машины. Дышать нечем. Это ужас, поехали домой». Но я осталась, вышла замуж за русского — где же я в Ленинграде эвенка найду? Мне предложили аспирантуру. Стала заниматься наукой, но корни свои не забыла. Мой сын хоть и ленинградец, но любит охоту, рыбалку. Муж этого терпеть не мог. Внучка знает эвенкийский язык, танцует народные танцы. Я думаю, она продолжит мою деятельность.

— Это правда, что амурские эвенки считаются самыми талантливыми?

— Это действительно так. Много моих земляков выбились в люди и стали известными на всю страну. Среди них ученые и писатели. Агния Романова из Бомнака — первый кандидат педагогических наук. Анатолий Сафронов из Тынды — кандидат политологических наук. Тамара Андреева, с которой я за одной партой сидела, и Галина Варламова из Зейского района — писательницы. И, конечно, не стоит забывать об эвенке Улукиткане из Бомнака, знаменитом охотнике, спутнике Григория Федосеева.

Аминь, да будет так

— Расскажите о своей работе над переводом Библии на эвенкийский язык.

— Институт перевода Библии в Стокгольме обратился с этой просьбой в Российскую академию наук. Мне предложили этим заняться. Моя коллега сказала: «Надя, кроме нас с тобой, это никто не сделает, таких специалистов мало, давай сделаем памятник своему языку, приобщим людей к эвенкийской культуре». Это был трудоемкий, интересный и почти научно-исследовательский процесс, который длился десять лет. Я внутренне совершенно не была готова к этой работе. Мы были далеки от христианства, хотя эвенки одни из первых были крещены 400 лет назад. В нашей семье не было икон, но я видела, как другие люди их с собой возили. Они не знали ничего об изображенном святом, но им сказали — это Бог. Понятие бога есть у всех народов. У нас есть свой бог — творец Сэвэки. Я в него верила. Сначала начали переводить рассказы о Боге, потом «Иисус — друг детей», затем «Евангелие от Луки», последней была «Библия для детей». Это оказалось востребованным. Рассказы читали на красноярском радио. Люди звонят, спрашивают: а дальше что, где продолжение? А мы еще не перевели. Были и сложности, одно дело переводить «Сказку о рыбаке и рыбке», другое — Библия. Здесь много заимствований, а перевод надо делать средствами своего языка. Постоянно приходилось проводить параллели. Я постоянно советовалась с верующими эвенками. «Что такое аминь?» Они отвечают: «Аминь — это аминь». Я говорю, а можно скажу: «Да будет так?» Так и перевели: «Ты кан ты бегин».

— За десять лет перевода Библии в вашей жизни произошли знаковые события?

— Произошли. Я сама пришла к Богу, приняла христианство, покрестилась два года назад. Хотя признаюсь вам, посты соблюдаю частично. Грешна.

— Надежда Яковлевна, и напоследок: охарактеризуйте свой уникальный народ.

— Еще первые путешественники замечали, что от эвенка не исходят запахи, даже если в жару они не моются несколько дней. Они всегда чистые и нарядные, настоящие щеголи. Поэтому нас называют французами Сибири. Из-за морозов организм иначе работает, чем у европейцев. Кожа у нас другая, не так быстро женщины стареют, но живут мало. Эвенки — это уникальный народ. Даже среди кочевых. В мире больше такого нет народа, который расселился на огромной территории: от Алтая до Сахалина и от Таймыра до Монголии и Китая.

1 300 эвенков насчитывают в местах их традиционного проживания в Приамурье.

38 тысяч эвенков живут в России.