«Поваляться на лавочке» — так невинно в редакции окрестили это задание, для выполнения которого от меня требовалось спровоцировать милосердие — сыграть на добрых чувствах прохожих, чтобы выяснить, дадут ли мне тихо умереть или все‑таки не оставят в беде.
Сколько раз за этот мучительный час я услышала фразу «Девушка, вам помочь?», что чувствуешь, когда приходится врать из самых лучших побуждений, почему женщины добрее мужчин и почему ангелом-хранителем может стать каждый — читайте в этом материале.
Представление начинается
Время отсчета — 12:00. Едва передвигая ноги от волнения и страха, я направляюсь к остановке, которой на ближайший час предстоит стать подмостками для моей смерти. Это большая автобусная остановка в районе пересечения улиц 50-летия Октября и Амурской. Здесь останавливается великое множество автобусов — за час обеденного перерыва через нее проходят сотни спешащих по своим делам суетливых, погруженных в собственные проблемы благовещенцев.
Я сажусь на свежевыструганную лавочку и уже через три минуты начинаю сползать с нее, полуприкрыв глаза и мучительно сдвинув брови. Мысленно представляю себе, как должен выглядеть человек, которому сделалось дурно, и мне действительно становится нехорошо — то ли от страха, то ли от переменчивой погоды. Во мне, как две ледяные змеи, сплетаются два страха — я ужасно боюсь, что меня не спасут, и боюсь, что спасут.
Большого актерского таланта не понадобилось — уже через пять минут мой взгляд пытается поймать женщина средних лет: «Девушка, вам нехорошо? Скорую вызвать?» Как и положено по легенде, я отказываюсь от скорой. «Ну, если что — зовите», — говорит она и отходит, чтобы через несколько минут сесть в свой автобус.
Я продолжаю «умирать», исподволь оглядывая остановку, полную людей. Кого здесь только нет: прячутся под цветными зонтиками молодые девушки, стоят, нахохлившись, парни в трениках, ветхие бабульки с трудом волокут неподъемные кули, задумчиво прохаживаются женщины бальзаковского возраста, озираются по сторонам потрепанные мужички. Сколько людей — столько эмоций: кто‑то просто косится на меня, кто‑то, едва взглянув, отводит глаза, кто‑то оглядывает с подозрением, кто‑то — с любопытством.
По словам врача скорой помощи, за 12-часовую смену бригада может выезжать на вызовы к тем, кому стало плохо на улице , до 15 раз и чаще.
Под навес остановки, прячась от дождя, заходят двое молодых парней. Я вижу их спины — на одной из них большими буквами написано Russia. Они всецело поглощены происходящим на экранах своих телефонов. Вот кто‑то бежит в моем направлении — я зажмуриваюсь и замираю — шаги проносятся мимо — девушка запрыгивает в отходящий автобус, едва не уехавший без нее. Мимо спешит коллега — знакомый тележурналист, торопливо бросает взгляд на тело на лавочке и так же торопливо прячет глаза.
Но долго ждать помощи не приходится — спустя 15 минут после первой попытки спасения меня трогает за рукав молодая женщина: «Девушка, что с вами?» Я бессовестно вру, что у меня низкое давление, спрашиваю, нет ли у нее таблеток, и, конечно, отказываюсь от скорой. Через минуту моя спасительница подходит к печатному киоску, после разговора с продавщицей набирает номер, куда‑то звонит. «Я вызвала вам скорую — вы посидите, они сейчас приедут — или таблетку дадут, или укол сделают», — подойдя, ободряет она меня.
Спасение погибающей
Я и не рассчитывала, что меня, умирающую понарошку, будут спасать по‑настоящему. Сижу и морально готовлюсь к разговору с доктором, которому мне сейчас предстоит признаться в содеянном обмане. Уже через несколько минут водитель и врач ведут меня в подъехавшую прямо к остановке машину скорой. В салоне я объясняю, что вызов — ложный, а происходящее на остановке — журналистский эксперимент. «Какой эксперимент?» — как‑то грустно и даже почти не удивившись, переспрашивает женщина-доктор. «Вы знаете, мы с 8 работаем и нигде сегодня не задерживаемся, даже на станцию не выезжаем — с вызова на вызов, — говорит она, набирая по сотовому номер руководства. — Это тринадцатая. Здесь журналистский эксперимент». Трубка переходит в мои руки.
На том конце провода — разгневанный женский голос: «На каком основании?! У нас и так много вызовов — а вы шутите! Нам поступило два вызова по поводу девушки, лежащей на лавочке. Это вы?» Я оправдываюсь, объясняя, что отказывалась от скорой, прошу прощения, после чего голос на том конце провода смягчается.
— Мы каждые сутки по нескольку раз выезжаем на такие вызовы — и днем и ночью. Зря вы так плохо о людях думаете, — говорит мне врач. — Иногда скорую вызывают даже не прохожие, а те, кто мимо на машине проезжал. Конечно, часто вызывают к пьяным, лежащим на тротуаре. Но бывает, что у кого‑то с сердцем проблемы, с давлением. Один раз, приехав на такой вызов, мы уже ничем не смогли помочь — только зафиксировали смерть.
Умирай на здоровье
Машина скорой уезжает, а у меня впереди еще полчаса мучительного угасания. Но не проходит и пяти минут, как меня возвращает из небытия голос еще одной сердобольной женщины: «Девушка, вы что, спите?» Я благодарю ее за беспокойство, признаюсь, что мне не очень хорошо, но я справлюсь. Еще через несколько минут другая женщина спрашивает, не вызвать ли мне скорую. «Уже вызвали», — говорю я, почти не соврав.
Остановка в очередной раз пустеет и в очередной раз наполняется людьми. Я чувствую себя реквизитом детективного сериала до тех пор, пока ко мне не подходит пожилая женщина. «Вам нехорошо? Помочь?» — спрашивает она и, услышав мой ответ, смущенно отходит подальше. В следующие 20 минут мне предоставляется шанс умереть в центре города от чего больше понравится — от сердечной недостаточности или недостатка сердечности. Поток доброжелателей иссяк — ко мне не подходит больше ни один человек.
Из всех вызовов, поступающих от прохожих и свидетелей, примерно 80 процентов приходится на тех пациентов, кто изрядно перебрал. Но, конечно, вызывают не только к пьяным — часто людям становится плохо в автобусах, на автовокзале. Порой кто‑то может потерять сознание на улице из‑за инсульта, инфаркта, нарушения сердечного ритма, — рассказывает врач скорой помощи с 17‑летним стажем.
«Вообще‑то люди у нас отзывчивые», — говорит Марина, продавец из печатного киоска на остановке. Это к ней подошла моя вторая спасительница в поисках таблеток от давления. Уже по окончании смертельного часа я признаюсь ей, что все это был эксперимент, а она мне — что повторно вызвала скорую.
— На этой остановке нередко кому‑то становится плохо. Люди всегда реагируют — просят меня вызвать скорую или вызывают сами. В прошлом году бабушка упала, сломала руку — ей люди скорую вызвали. Года два назад молодой человек сознание потерял. Как‑то дедушка на лавочку упал — разбил лицо. Обычно люди помогают, — говорит Марина. — За исключением пьяных. Если видно, что человек пьяный — подойдут, посмотрят, дышит не дышит, и дальше пойдут.
Марина рассказывает, что всегда носит с собой целый ворох разных таблеток — для себя. Но как‑то раз, несколько лет назад, с помощью этой аптечки она привела в чувство пожилую женщину, в изнеможении присевшую на бордюр. И пяти минут чужого внимания порой бывает достаточно, чтобы спасти кому‑то жизнь.
Час моего «умирания» давно истек, а я до сих пор вспоминаю встревоженные лица пятерых моих спасительниц, без участия которых мой погибающий персонаж давно бы отправился на тот свет. Теперь я твердо знаю: умереть в центре города мне не дадут — правда, если повезет и вокруг окажутся женщины. Потому что, по какой‑то неведомой мне причине, ни один из 20, а то и 30 представителей сильного пола, прошедших мимо меня, не догадался предложить помощь лежащему без чувств человеку. Эпидемии равнодушия...
Возрастная категория материалов: 18+
Да. Был подобный случай. Группа девушек вечером шла позади меня и вдруг начинают истошно визжать: «Спасите, человеку плохо!» Разворачиваюсь, бегу как сайгак на помощь. Лежит девушка, вроде без сознания, начинаю щупать пульс на шее, она вскакивает. Девицы довольны, оказалось тоже что-то вроде эксперимента ставили. Только и смог сказать им: «Дуры!!!»
— Ленин (гость)Имя журналиста, прошедшего мимо коллеги, в студию!
— Позор! (гость)Сердечная недостаточность или недостаток сердечности:) Прекрасная игра слов, Ксюш.
— Анна Репина (гость)