Анжелика Неволина: «Сейчас люди восхваляют Сталина»

— Анжелика, ваша героиня странным образом чувствует себя счастливой даже несмотря на то, что ее жизнь оказалась искалечена сталинской системой. Каково вам было браться за эту роль?

— Изначально я категорически этого не хотела и очень боялась. Я всегда внутренне уходила от этого страшного периода жизни нашей страны. Моей семьи это почти не коснулось, я ничего об этом не знала. То, что я читала, вызывало ужас. Поэтому когда от режиссера Олега Дмитриева поступило предложение, у меня была оторопь и нежелание за это браться — казалось, что ничего не получится именно по причине отсутствия точки соприкосновения с ролью. А потом я ее нашла, причем в самом тексте Светланы Алексиевич в достаточно недлинной фразе: «А мы есть: старые, больные, со страшными воспоминаниями, затравленными глазами». Я просто стала видеть этих людей на улице, и мне захотелось об этом рассказать.

— Спектакль получился этаким евангелием наоборот: вместо сына в жертву себя приносит мать. Думали ли вы во время работы над спектаклем о христианских мотивах? 

— Я о них думаю каждый день, поэтому они там, наверное, присутствуют. А вообще я могу сказать, что теперь, когда мы сделали этот спектакль и играем его, при всей тяжести и сложности роли она тащит меня как человека, как Лику куда-то вперед и к свету. Проходя весь этот путь матери, выходишь из роли освобожденным, а не задавленным. Какая-то тут кроется тайна. Но во время репетиций я, конечно, раздваивалась. Как человеку, мне довольно омерзительно произносить имя Сталина, а тут мне надо его любить, и не просто любить, а боготворить. Представляете, как это тяжело? Поэтому пришлось полностью входить в оболочку этой героини, и Дмитриев с большим трудом меня туда вколачивал. Это было адово, но теперь я понимаю, что будет не так просто это перевесить какой-то другой ролью. 

— Вы жалеете свою героиню? 

— Конечно. И даже больше того — я ее воспринимаю как очень интересную и очень сильную личность. Я ее уважаю и люблю. Если бы таких людей было больше на земле (неважно, верят они в Мао Цзэдуна или в кого-то еще), мир был бы лучше. 

— Согласны ли вы с идеей спектакля, что ради нормального будущего мы должны все время разбираться со своим прошлым? 

— Если честно, я часто задаю себе этот вопрос. Как не очень умный человек, я себе отвечаю «нет, не хочу». Потом я понимаю, что раз умные люди все время обращаются к истории, значит, это нужно. Если читать Розанова, Бердяева, Соловьева, там же все время это звучит. Кто-то разбирается с царем, мы в этом спектакле разбираемся со сталинским прошлым и так далее. О царе, которого мы не видели и не знали, наверное, проще говорить. Сталина мы, конечно, тоже не знали, но эта эпоха все равно к нам ближе, а значит сложнее. Но если честно, мне кажется, что даже если разобраться с прошлым, все как было, так и будет. Все поколения будут проходить один и тот же путь, испытывать те же чувства. 

— Люди мало меняются. 

— К сожалению. Конечно, были времена и страшнее, и чудовищнее. Когда некоторые сейчас говорят, что мы живем в непростое время, я думаю: господи, да какое непростое? А поживи-ка ты при Иоанне Грозном, татаро-монгольском иге или том же Сталине, когда могли в любой момент схватить, арестовать, расстрелять. Поэтому когда я начинаю переживать по поводу какой-нибудь ерунды — что меня толкнули на улице или не так ответили — я говорю себе: «Лика, побойся бога. Живи и радуйся». 

— Ваша героиня с горечью замечает, что мода на Солженицына уже прошла. А вам как кажется, востребована ли сегодня тема репрессий? 

— Нет, не востребована. Уже понятно, что Сталину так и не объявят настоящий приговор и не назовут всех палачей и убийц по именам. Тогда, в 90-е годы, к этому были предпосылки, но сейчас все прошло. Наоборот, сейчас люди восхваляют Сталина. 

— Неужели люди перестали бояться повторения этого ужаса? 

— Не то чтобы перестали, просто им сейчас плохо. Поэтому им кажется, что тогда, когда был порядок, было хорошо. А про смерти, которыми достигался этот порядок, люди стараются не думать, это как-то выносится за скобки. 

— Анжелика, как, по-вашему, должен ли человек искусства следить за происходящим вокруг или лучше оставаться в своей раковине? 

— В своей раковине невозможно остаться, это надо жить на необитаемом острове. Мир — он же рядом, везде. Единственное — я аполитична. Плохо это или хорошо, не знаю. Я очень люблю свою Родину. На этом, собственно, и заканчивается весь мой интерес к политике. 

— То есть для вас окружающий мир — это все что угодно, кроме политики? 

— Да. В свое время, когда я была еще маленькой и мало что в этом понимала, один близкий мне человек сказал: «В политику идут одни мерзавцы». И чем старше я становлюсь, тем больше с ним соглашаюсь. Это все игра. А мы все, бедные-несчастные, в этом должны существовать. Они решают свои проблемы, делят свои деньги, делят власть, а гибнут люди. Так было, так есть, и, к сожалению, так будет.