Фото: womansanga.ruФото: womansanga.ru

Кавалеры умоются, дети пойдут

Вероника росла сиротой, и детдомовское воспитание давало о себе знать. В молодости высокая, кровь с молоком, могла легко устроить драку на сельской дискотеке. Между делом вместе с другими третьекурсницами текстильного техникума Ника помогала убирать урожай в колхозе «Кумач». Осенняя практика была для нее делом веселым. Местные механизаторы табуном ходили за неуправляемой бестией. Их подругам такое положение вещей, естественно, не нравилось.

Однако сельские девки быстро устали замазывать боевые царапины. Потому утратили видимый интерес к диковатой Веронике. Знали, что ее пребывание в колхозе не вечно, с первыми заморозками уедет в свой техникум учить азы кроя пододеяльников. Они же останутся, их чумазые кавалеры после уборочной наконец умоются, а там, глядишь, и дети пойдут.

Ошиблись они только в одном — в Николае. Первый парень на деревне разбивал сердца направо и налево, а утром, как ни в чем не бывало, садился в пыльную кабину своего самосвала. К вечеру история повторялась, но уже в другом конце села, с новым действующим персонажем. Начальство на выходки передовика производства смотрело сквозь пальцы. Приручить его действительно хотели многие, но споткнулся он только на Веронике.   

— Ты до конца практики, однако, не доживешь, — сказал он как-то ей во время обеденного перерыва. — Мне Верка Витькина вчера призналась, пакость тебе готовят. Убить не убьют, а покалечить — покалечат. Врагов много здесь у тебя…

— А у тебя? — нисколько не смутившись, вызывающей улыбкой зыркнула в его сторону Ника.

В техникум она не вернулась. Спустя пару дней после памятного разговора Николай нагрянул в общагу.

— У меня жить будешь! — безапелляционно заявил он.

В душе пели фанфары. Сиротское детство подошло к неожиданному и весьма обнадеживающему финалу.

Песня в зародыше

Свадьбу отыграли быстро. Николай оказался совершенно равнодушен к спиртному и, как выяснилось, к друзьям. Отсидев за общим столом пару часов, демонстративно засобирал захмелевшую публику к выходу. Народ хотел было заупираться и даже скандировать традиционное «Горько!», однако песня была задушена в зародыше. Своего свидетеля, колхозного тракториста Витьку, Николай обхватил двумя руками, донес до распахнутой двери и швырнул в морозную темноту осеннего вечера.

— И только мне попробуй продолжить. Завтра на работу как штык! — захлопнул жених входную дверь.

— Ты мне пока еще не начальство, — обиженно вякнул в распахнутое для проветривания окно Витька. — Че раскомандовался?

— Не переживай, это все временно, — парировал Николай, закрывая последний доступ в пятистенное, из соснового бруса семейное гнездо.

Вероника, словно оглохшая, сидела на краю мягкой пуховой перины. Хотелось праздника, гармошку, плясок, а под хмельную радость хорошую драку с визгом и косами.

— Борща свари, — буркнул Николай, даже не посмотрев в сторону законной жены. — И да — на работу больше не пойдешь. Утром в магазин сходишь, сапоги себе на зиму купишь новые, деньги дам. К вечеру стайки почистишь...

— А если не буду? — с вызовом выпалила Ника.

— Куда ты денешься, сиротинка? — лениво усмехнулся Николай.

— Ты мне пока еще не… — и тут же осеклась ошарашенная Ника, стягивая с головы накрахмаленную фату. Сиротинкой ее не называли даже в детском доме.   

Стерпится — слюбится

Вероника жила извечной бабьей надеждой: стерпится — слюбится. Николай и впрямь быстро пошел в гору. Дослужился до завгара, а еще через пару лет занял кресло главного инженера колхоза-миллионера. Дом напоминал полную чашу, вот только появлялся он в нем два-три раза в неделю. Все больше мотался в город да по району, выбивая запчасти и дизельное топливо под очередную страду. Вечера проводил с Веркой, товароведом местного сельпо. Ника тащила на себе не простой деревенский быт и воспитывала дочку.

Муж первым делом, не раздеваясь, шел к печи, снимал и ставил на стол шкварчащую сковороду или кипящую кастрюлю. Ел молча, забыв элементарно поздороваться с женой. Насытившись, Николай наконец смотрел по сторонам, замечал дочку, сажал на колени.

— Мать тебя не обижала? — спрашивал он ее первым делом. Потом они играли в «козу», смеялись. Вероника смотрела на игры дочери и мужа, оттаивая сердцем. Может, так и должно быть? — думала она в такие моменты.

— Грех ли тебе жаловаться? — раздраженно выговаривала бывшая одноклассница. — Муж не пьет, в начальники выбился. Сама одета-обута. Не работаешь, а серьги опять новые.

Он и правда денег на жену не жалел, но Вероника чувствовала себя, скорее, украшением успешного и делового человека. Блестящей цацкой, купленной по престижной райкомовской разнарядке. Какое-то время она пыталась найти отдушину в единственной дочери, но Диана росла избалованной и грубой.

— В комнате приберись, — как-то мимоходом попросила Ника.

— Сама приберись, — огрызнулась 14-летняя дочь. — Это ты у нас дома сидишь, а мне уроки делать надо. Дочь росла вся в отца — целеустремленная, надменная и равнодушная. Радовалась лишь приходу Николая. Знала, что принес очередную обновку, которой обзавидуются одноклассники.

На 15-летний юбилей совместной жизни Вероника нажарила баклажанов. Заправила их майонезом, чесноком. Впервые попробовала их очень давно, еще в детдоме. Они показались ей самым вкусным блюдом на свете. Теперь же хотела устроить теплый семейный вечер. Николай молча снял с печи сковородку и в один присест руками, хрустя корочкой, умял почти весь ужин, всю ее надежду на большое и светлое чувство. Потом крякнул от удовольствия, вытер руки о чистое вафельное полотенце и молча ушел в спальню. Устал.

Она копала картошку на огороде, заливаясь горючими слезами. Муж в это время спал, дочь учила уроки. Никто не вышел на помощь, когда семейный урожай надо было спускать в погреб. Два дня после этого Ника пролежала на неизменной пуховой перине, мучаясь болями в спине.

— Пожрать где? — хмуро спросил муж, появившись на пороге.

Она ничего не ответила. Но все для себя решила.

— Забыла, кто тебя в люди вывел? — злобно шипел он, когда Вероника одевалась. — Запомни, дом мой, ты тут никто. С бомжами жить будешь, под уголовниками спать придется.

Плач старика

Спустя пару месяцев жизни в городе на съемной квартире Вероника получила уведомление из суда. Николай времени зря не терял — они больше не были мужем и женой. Из деревни приходили слухи — по дому Николая теперь хозяйничала Верка. Успокаивало одно: Диана уже училась в институте, поэтому душа за дочь не болела. На пороге матери она появилась неожиданно.

— Мать, собирайся… отцу плохо. Инсульт у него. Про Верку не спрашивай. Сбежала Верка, а мне учиться надо, — закрыла тему дочь.

Николай не вписался в новую экономическую реальность. Заезжие молодцы за пару дней скупили все ваучеры у доверчивых, пьющих колхозников. В одно прекрасное утро Николая остановили на проходной родной производственной конторы. Он недоуменно смотрел, как в его рабочий кабинет вносят новую мебель. В акционерном обществе «Кумач» он оказался лишним человеком.

Вероника стояла на пороге спальни, прислонившись к косяку и давила в себе чувство брезгливости. На мягкой пуховой перине лежал человек, которого она не узнавала. Вместо уверенного в себе карьериста и бабника на нее смотрел жалкий старик. Ника тут же, закусив губу, отвернулась. Старик плакал.

Она перевернула его на бок. Тот издал нечленораздельный вздох облегчения — пролежни успели превратиться в настоящую пытку. Вероника затопила баню, приготовила Николаю свежее белье, а затем долго гремела на кухне посудой.  

— Жить на птичьих правах я больше не буду, мне нужна прописка, — категорично заявила Ника. — Впрочем, я не настаиваю. Ты подумай хорошенько, время еще есть, а я пока супчик куриный сварю. Супчик куриный будешь?

Спустя два года Диана смотрела на казенную скромную табличку на торчащем из земли низкорослом типовом столбике. На табличке были выведены инициалы ее отца, даты жизни тоже совпадали. Она сжимала в руке стандартные бланки документов из судебно-медицинского бюро, где в качестве причины смерти была обозначена сердечная недостаточность. Там же красовалась пометка о невостребованном теле покойного.

Последний председатель гигантского колхоза «Кумач», он же первый глава одноименного акционерного общества, депутат райсовета, дважды кавалер ордена Трудового Красного Знамени, был похоронен на кладбище для безродных. Николай покоился среди бродяг и уголовников, никому не нужный, без райкомовской разнарядки. По-сиротски…

Возрастная категория материалов: 18+