Блокадники нашего гарнизона
Про икру — это я к слову упомянул. В качестве байки, безо всякой морали и далекоидущих выводов. Праздники скоро, пора домашнее меню утверждать — вот и вспомнилось. У меня с красной икрой в принципе ассоциации сплошь кризисные. Как только экономика заваливается в головокружительный пируэт — жди икры!
Довелось мне в середине 90-х служить на острове Большом Уссурийском, что под славным городом Хабаровском. Сейчас этот остров знаменит тем, что наполовину передан Китаю, а по совести сказать — возвращен. Однако на тот момент — самая что ни на есть российская территория с внушительным укрепленным районом. Из достопримечательностей — доты, дзоты, танковые башни да картофельные поля расположенного на «большой земле» совхоза.
Летом в качестве переправы — паром, зимой — ледовая дорога. В межсезонье — только небольшой вертолет пару раз в неделю. Почти месяц весной и осенью наш островок оказывался полностью отрезанным от мира из-за шуги. По большому счету особых неудобств по этому поводу никто не испытывал. Сам по себе факт службы на Большом Уссурийском предполагал бесконечную изоляцию. От паромной переправы до Хабаровска полтора часа на рейсовом автобусе. Много не накатаешься.
Островитяне в шутку называли себя блокадниками. В 90-е годы прошлого века подобная изолированность усугублялась отсутствием альтернативных источников доходов. Денег почти не платили. Зарплаты офицеров и денежное довольствие солдат были сродни редкому празднику, который случался раз в квартал. Причем выдавалось не полностью, лишь бы ноги не протянуть.
На дворе кризис. Соль, сахар, спички и красную икру надо впрок покупать — с запасом.
Флагман танковозного флота
В отличие от нас хабаровские офицеры и прапорщики могли позволить себе непозволительную роскошь — разгружать по вечерам товарные вагоны. Городские гарнизоны, не стесняясь, сдавал в аренду коммерсантам личный состав срочной службы. Солдаты работали такими же грузчиками, строителями, охранниками. В качестве оплаты воинские части получали продукты питания, горючее, медикаменты. Большая страна находилась на грани выживания, и армия не была исключением.
Гарнизон нашего укрепленного района в силу географической особенности всех вышеперечисленных привилегий был лишен. Мясом выручало небольшое подсобное свиноводческое хозяйство. Крупы на гарнир каким-то чудом умудрялся выбивать в Хабаровске наш командир-полковник. Продовольствия мы получали больше городских гарнизонов, но не настолько, чтобы жить полной верой в завтрашний день. Воровать категорически запрещалось, но тайком от командира мы делали пластунские ночные набеги на совхозные поля. Возвращались с полными вещмешками картошки.
Единственное, с чем не было никаких проблем, так это с красной икрой. Дело в том, что укрепленный район имел в своем распоряжении так называемый морской танковоз. Это небольшое десантное судно было дано на случай внезапной войны и поэтому большую часть времени стояло на приколе. Заводили его редко, лишь ради проверки жизнеспособности. Не скажу, что танковоз был ржавым, но и новизной явно не блистал. Так вот, к нему был прикомандирован самый настоящий морской мичман.
В строю этого уникального человека видели крайне редко. Большую часть своей непростой службы он проводил, как и положено, на «боевом посту» без отрыва от любимого танковоза. Пару раз его пытались привести в чувство и заставить ходить на построения, однако парень оказался не робкого десятка и в пылу хмельного угара обещал покинуть тонущий корабль последним. Настоящий капитан, преданный морскому делу душой и телом.
Нерест лососевых стал напоминать ударную уборочную страду.
Ударник браконьерского труда
В принципе пили многие — от житейской изолированности, коммунальных неудобств, от банальной тоски и скуки. Но мичман все же являл собой образец исключительности. Таких людей на острове больше не водилось. По закону жанра сгодился морской волк в самый ответственный момент. Как только жизнь придавила окончательно, командир построил личный состав и объявил конкурс на замещение вакантных должностей в рыболовной команде танковоза. Плановое браконьерство объяснялось жизненной необходимостью: «Шуга не за горами, возможно, завтра есть будет нечего!».
Отбор добровольцев был равносилен престижному кастингу или последнему бою. «Бить врага собрались все — хромые, косые и даже самые ленивые». Почуяв добычу, мичман начал прибегать на построения. Протрезвел, побрился, где-то достал новую тельняшку.
Морской аврал в водах амурских проток длился недели две. Попытки хабаровского рыбнадзора взять на абордаж наше десантное судно неизменно разбивались о звериный мат протрезвевшего мичмана. Окружное командование поначалу встрепенулось, начались звонки с угрозами и призывы прекратить вакханалию. В ответ кто-то из руководства укрепрайона напомнил о голодной трагедии на острове Русском в Приморье. Там тремя годами ранее несколько матросов умерли от истощения. На самом деле у нас ситуация была далека от критической, но в те годы было не принято загадывать даже на завтра. Руководство военным округом быстро успокоилось, рыбнадзор тоже выбился из сил.
В итоге нерест лососевых в районе военного острова стал напоминать ударную уборочную страду. Спустя две недели в меню солдатской столовой появились бутерброды с красной икрой. Их подавали личному составу утром и вечером. Мясо калужатины готовилось в тушеном, жареном и вареном виде. Получается, что если страна не хочет кормить свою армию, то армия прокормит себя сама.
Командование части было завалено дембельскими рапортами — целые подразделения намеревались остаться на службу по контракту. Все знали, что за воротами части, на гражданке, совсем другая жизнь, в которой не будет смелых отцов-командиров и шустрых мичманов — хлеб насущный придется добывать ценой неимоверных усилий.
После той рыболовной эпопеи мичман получил от начальства первую в своей жизни благодарность, бросил пить, а вскоре, неожиданно для всех, ушел на повышение и даже, кажется, женился. Я же с тех пор к красной икре отношусь достаточно сдержанно. Объелся в молодости, в не самых приятных обстоятельствах. Ну не могу я ее больше проклятую!
Хороший рассказ. Многое вспомнилось…У каждого в 90-е был свой остров. Тогда голодные, холодные не бросили ружье, сохранили государство для детей, внуков, а теперь и подавно.
— Гурд