Нина Валериановна: «Амурку» читаю от корки до корки. Фото: Андрей Анохин

В Кремль с Кужугетом Шойгу

— Нина Валериановна, с Днем Победы вас! Если не секрет, как солдата, прошедшего всю войну, занесло в журналистику?

— Добрый день, спасибо за поздравление! Подожди минутку, я губы подкрашу, а то у меня через час встреча со студентами ДальГАУ. Мы же фронтовики, на встрече с молодежью нужно достойно выглядеть. Кстати, мой путь в журналистику тоже со студенческой скамьи начался. Точнее, с войны. Правда, я об этом еще не подозревала.

— Писать на фронте начали?

— Солдатом я стала в июле 1941 года. Была студентом третьего курса Свердловского горного института, когда война началась. Мы штурмовали двери горкома комсомола, просили на фронт отправить. Однако для начала пришлось копать котлован для завода, который эвакуировался из Москвы. 

Потом — курсы радистов, работа на радиостанции в подземном бункере, ниже уровня Московского метрополитена. В перерывах между дежурствами писала стихи, вела дневники, выпускала боевой листок. День Победы встречала в Вильнюсе, но после демобилизации в институт уже не вернулась.

В Свердловском горкоме партии мои работы посмотрели и предложили поработать в производственной многотиражке. Это был тот самый завод, под который я четыре года назад копала котлован.

— Получается, «Амурская правда» стала для вас не первым изданием?

— Перед тем как попасть на Дальний Восток, успела поработать в разных редакциях, включая газету «Тувинская правда». Там же в Кызыле выходило издание «Шын» («Правда»). Его редактором был Кужугет Шойгу, отец нашего министра обороны. Правда, Сергей тогда еще совсем маленький был, я его не помню, хотя с Кужугетом мы часто общались по работе. Очень порядочный человек. Мы вместе с ним стали участниками первого Всесоюзного съезда журналистов в 1959 году. На приеме в Кремле Никита Хрущев с нами шампанским чокался.

Потом — работа в Минусинске, Уссурийске, в Приморской краевой газете «Красное знамя» и наконец — в «Амурской правде». Правда, я сначала настороженно отнеслась к перспективе переезда в Благовещенск. Дочка десятый класс оканчивала, квартирный вопрос для нашей семьи был немаловажным. Приехала сюда на пару дней, встретилась с главным редактором Павлом Александровичем Ухановым. Для пробы написала рецензию на кинофильм и уехала обратно в Приморье. Он мне звонит, говорит, что коллективу я очень понравилась, пообещал дать квартиру в течение двух месяцев.

Наш Витя без головы

— Насколько я понимаю, в редакции засиживаться не приходилось?

— Много ездила, писала больше о людях — достойных героев хватало. Взять хотя бы Героя Социалистического Труда Николая Лексина, машиниста шагающего экскаватора в Райчихинске. Трудовую смену рядом с ним отработала на этом экскаваторе, получился большой, хороший очерк.

— Критические материалы доводилось писать?

— А как же! Это сейчас говорят, что советские журналисты не могли позволить себе критику. На самом деле особых ограничений мы не чувствовали. Однажды довелось готовить публикацию о Благовещенском медицинском институте. Были там недоработки в подготовке студентов. Кстати, в БГМИ казус со мной случился.

Побывала я, значит, в студенческом общежитии, посмотрела аудитории. В итоге отправилась на кафедру анатомии, которая располагалась по улице Ленина. Встречает меня профессор Пономаренко, ведет на экскурсию. Я сразу‑то не сообразила, насколько специфична эта кафедра, да и профессор со мной любезно очень разговаривает. Открываем дверь, заходим, прямо в центре — труп, вокруг которого студенты — изучают строение человеческого тела. Пономаренко подводит к покойному, что‑то объясняет. Я стою сама не своя.

— Страшно было?

— Это еще не все. Зашли в другой класс, в котором тоже покойник — без головы. «А это наш Витя!» —  говорит Пономаренко и показывает на плечо покойного. Там татуировка с именем. Я, конечно, профессору потом все высказала. Он удивленно на меня посмотрел: «Вы так спокойно себя вели, смущения я не заметил».

Материал критический я все же написала. Владимир Доровских как раз тогда комсоргом мединститута был. Но ничего, не обиделся. Сейчас мы с ним рядом на торжественных мероприятиях сидим, он меня всегда поздравляет с праздниками.

Фотокор, потрепанный боями

— Про редакционную жизнь расскажете? Чем жили амурправдисты помимо работы?

— Я всего год проработала в «Амурской правде», но мне кажется, что там вся жизнь прошла. Чего стоят только имена людей, рядом с которыми довелось трудиться. Альберт Кривченко стал первым губернатором, Абрам Ривлин — легенда амурской журналистики, известный писатель Борис Машук, поэт и прозаик Виктор Чумаков, баснописец Николай Фотьев… Каждый из них — целая история. В обеденный перерыв Абрам Ривлин садился за пианино — мы ему подпевали, рядом ребята в бильярд играли.

— Праздники вместе отмечали?

— Как‑то Осоавиахим лотерейные билеты распространял. Знаменитый наш фотокорреспондент Феликс Дунаевский предложил собрать деньги, купить пачку билетов и выиграть машину для редакционных нужд. Машину не выиграли, но билеты остались. Я их к Восьмому марта распространила по редакции. В качестве призов пошли разные безделушки на газетную тематику. Например, резиновый утенок выступал в качестве газетной утки. Я призы объявляю, тут же билеты рву и бросаю в кучку. Кто‑то говорит: «Нина Валериановна, это не те билеты. Вы рвете билеты непроверенные». Феликс на карачках по полу ползает, обрывки собирает, народ хохочет. Весело жили.

Дунаевский прославился во время событий на Даманском. Он единственный из всех советских журналистов сумел проползти под колючей проволокой и попасть на остров. Это случилось в разгар боевых действий. Прямо в рваных штанах в редакцию приехал, фотоснимки привез. Его потом пригласили работать в АПН (Агентство печати «Новости»), созданное на базе Совинформбюро. Уже работая там, побывал в Порт-Артуре. Привез мне в подарок маленькую икону Богоматери Порт-Артурской.

Меньше бандитов, больше людей

— «Амурскую правду» сегодня читаете? Наверняка проводите какие‑то параллели, сравнения?

— Каждый выпуск беру в руки. Читаю от корки до корки, но хочется больше авторских материалов и меньше криминала. Про бандита, бывает, целая статья. Корреспондент еще встретится с ним, интервью возьмет. 

Зато меня одна журналистка однажды летчицей-истребителем назвала. Я ей звоню: «Вы же со мной даже не встречались, зачем такую чепуху пишете? Я радист!». Правда, надолго та журналистка в редакции не задержалась.

Пишите больше о людях — простых и достойных: как машинист шагающего экскаватора, Герой Соцтруда Николай Лексин, как доярка из Толстовки — полный кавалер орденов Славы, депутат Верховного Совета Эльвира Терехова. У газеты очень хороший потенциал. Я всего один год в «Амурской правде» проработала, но непрерывную связь с ней поддерживаю больше 50 лет. Два года назад вышла моя книга «Эхо войны». Большинство очерков публиковалось в нашей газете.

АП стала отдушиной

— Нина Валериановна, почему спустя год ушли из «Амурской правды»?

— Квартиру нам так и не дали. У нас семья, ребенок, а жить приходилось в крохотной съемной комнатушке в деревянной развалюхе. Машинистка из редакции нас приютила. Мы с мужем — на полу, дочка на кровати.

Меня перевели на работу в облисполком. По работе чаще приходилось писать доклады для Петра Павловича Лавунова, председателя облисполкома. Например, собрание глав сельских и поселковых советов. Лавунов мой доклад зачитал, так его председатели сельсоветов размножили и с собой увезли. Мне благодарность объявили: «С таким докладом не стыдно перед людьми выступать». Но это была уже не журналистика, поэтому публиковаться в «Амурской правде» я не перестала. Для меня она стала отдушиной.

— Со Степаном Авраменко приходилось работать? Как он вам?

— Авраменко был человек резкий, строгий, но справедливый. Он меня как‑то попросил подготовить для него доклад. Пришлось на неделю переехать этажом выше — из облисполкома в обком. Инструктора бегали вокруг меня, я у них требовала факты, всю необходимую информацию.