Побег в Америку и увольнение из «Чурина»

Яков Шафир был бунтарем с детства. Из второго класса гимназии его исключили за непочтительный отзыв о венценосной особе царя-освободителя, за пророчество о его свержении. До 16 лет Яков жил в Иркутске с матерью, пытавшейся пристроить его к торговому делу, но это ремесло казалось молодому Шафиру отвратительным и противным.

Несмотря на просьбы матушки юноша уезжает из Иркутска в Казань, где меньше чем за два года подготовился и сдал экзамены за восемь классов гимназии. А вот поступить в университет ему не дали — еврейская кровь помешала.

Прослужив год вольноопределяющимся, он уехал в Америку. Там проработал 11 лет чернорабочим на разных фабриках, после вернулся в Россию в Благовещенск. «Шафир поступил в контору торгового дома «Чурин и Ко» в качестве конторщика при товарном отделе, ведая кроме того, и иностранным отделом», — значится в сборнике «Красная Голгофа», который посвящен погибшим за рабоче-крестьянское дело.

Свободно владея тремя иностранными языками, Шафир быстро становится незаменимым сотрудником в компании, даже несмотря на то, что городские власти считают его политически неблагонадежным. С 1905 года Яков Григорьевич состоял в партии демократов, примыкал к большевистскому течению, а в 1917-м был избран в социалистическую городскую думу. И всегда смело заявлял, что он сторонник большевистского течения.

Таких заявлений в торговом доме «Чурин и Ко» терпеть не стали и уволили Шафира со службы.

Дверь редактора всегда была открыта

После того как в области установилась советская власть, Шафир делегировался на Всероссийский съезд Советов. В 1918 году он стал редактором газеты «Известия Благовещенского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов», которую впоследствии переименовали в «Амурскую правду».

Работать приходилось в трудных условиях. Не было постоянной типографии, не хватало бумаги. Журналисты не имели опыта, да и было их всего несколько человек. Но газета выходила регулярно.

Во всем этом большая заслуга Якова Шафира. Он умел работать с людьми и привлек к участию в газете десятки добровольных сотрудников. Люди шли в редакцию по самым различным вопросам, приносили свои письма. Дверь к редактору всегда была открыта. Сам он находился здесь с раннего утра и до глубокой ночи.

«После белогвардейского переворота с помощью интервентов Антанты и образования Амурского правительства тов. Шафир вместе с другими был арестован и брошен в тюрьму, как идейный большевик. Другого обвинения не было, да и не могло быть предъявлено человеку, бескорыстно честному, неподкупно преданному великой идее социализма, любви к угнетенному человечеству и делу рабоче-крестьянской революции, — говорится в архивных документах. — Осудить товарища Шафира, даже судом атамановщины, палачи не рассчитывали, а посему и прибегли к гнусному приему — зверски дикой, бесчеловечно варварской расправе».

Кровавая мартовская ночь

Воспоминания очевидцев о той страшной мартовской ночи сохранил амурский краевед Григорий Степанович Новиков-Даурский.

«26 марта японский штаб совместно с белогвардейскими палачами учинил зверскую расправу над 16-ю видными партийными советскими работниками Приамурья. По официальным документам и воспоминаниям спасшихся товарищей, событие это произошло так:

26 марта 1919 года начальником благовещенской тюрьмы Турецким, после вечерней проверки заключенных, по требованию начальника военного контроля полковника Лебедева, японскому командованию были выданы 18 человек: комиссары тт. Чумак Андрей Кондратьевич, Поспелов Николай Иванович, Мельниченко Георгий Андреевич, Белин Леонид Михайлович, Шумилов Сергей Полуэктович, Констанчук Михаил Петрович, Зубок Петр Иванович, Вшивков Прокопий Егорович — комиссар здравоохранения, Воробьев Николай Иоаникиевич — комиссар народного образования, Федин-Акимкин Евдоким Иванович, Повилихин Василий Васильевич — член исполкома, Шафир Яков Григорьевич и еще несколько красноармейцев и большевиков-агитаторов.

На следующий день 27 марта начальник тюрьмы Турецкий, который, конечно, знал о судьбе выданных накануне заключенных, сообщил окружному прокурору, что «означенные лица в тюрьму не возвращены». Утром того же дня на Загородной улице был обнаружен труп комиссара Зубка, убитого японскими патрульными, а 29 марта за городской больницей в яме, на месте заброшенной кирпичеобжигательной печи, были обнаружены 15 трупов людей, изрубленных шашками и заколотых штыками. Это были взятые из тюрьмы 26 марта комиссары».

Троим из них удалось сбежать с места казни. Правда, Петр Зубок наткнулся на японский патруль и был зверски заколот штыками, а Прокопию Вшивкову и Василию Повилихину повезло больше.

«Прощайте, братья!»

Вот что рассказал о той страшной ночи выживший большевик Василий Повилихин:

«Я сидел вместе с партизаном-разведчиком т. Ерыгиным. Прошла вечерняя проверка. Не успел утихнуть шум удаляющей стражи, как вдруг в коридоре послышался топот… Увидя коридор, наполненный японцами, которые окружали заключенных, выведенных из тюремных камер, я понял, что затевается что-то недоброе, что-то страшное.

Связанных веревками, плохо одетых, нас вывели на тюремный двор.

— Прощайте, братья, прощайте, товарищи! — кричим мы оставшимся в тюрьме.

Заскрипели тюремные ворота, и нас поглотила ночная тьма. Подгоняемые прикладами, мы направились за тюрьму к ямам, где копали глину для выработки кирпича. Нас сгрудили в тесную толпу, приготовляясь к убийству…

— Какой произвол, какой жестокий произвол! Даже с родными не пришлось проститься, — говорит Яков Григорьевич Шафир, и жгучие слезы туманят его старческие глаза.

Сверкнули шашки, послышались глухие удары, предсмертные стоны, хруст костей. Кровь застыла в моих жилах… Какая-то непонятная сила или страшный удар столкнули меня в яму, и я потерял сознание. Долго ли я пробыл в таком состоянии, не знаю, но ледяной холод привел меня в чувство. Я лежал в одной рубахе, а вокруг меня и на мне лежали убитые и умирающие товарищи. Кровь их заливала мне лицо, а связанные сзади руки делали меня беспомощным. В яме еще были слышны стоны умирающих».

Обессиленный, замерзший. Весь в крови Василий Повилихин смог добраться до избушки сторожа городской больницы.

В следственных материалах сохранились свидетельства зверства японцев. По заключению врачебной экспертизы у 15 трупов были рубленые шейные раны, у одного голова совершенно отделена от тела. На телах всех убитых по нескольку колотых, рубленых и огнестрельных ран. Например, на трупе Леонида Белина — на голове и шее — четыре раны, четыре раны на левом боку, две раны на предплечье, рана круглой формы на животе. На теле Якова Шафира 5 ран рубленых, одна рана колотая, круглая рана на бедре и сзади раздроблена голова.

Тела комиссаров сегодня покоятся в братской могиле на территории благовещенского стадиона «Спартак». Вот, правда, вспоминают о них все реже, судя по нетронутому снегу возле памятника…

Геройский внук-танкист

«Амурской правде» удалось разыскать краткие сведения о родных Якова Шафира. Его сын Николай Шафир — один из первых комсомольцев Амура, участник Волочаевских боев, член партии с 1920 года. Погиб в Великую Отечественную войну.

Его внук комсомолец-танкист, названный в честь деда, Яков Николаевич Шафир погиб в боях за освобождение Киева в 1943 году. 12 октября 1943-го Яков вел в атаку командирский танк, который занял намеченный рубеж. За этот подвиг он был награжден орденом Красного Знамени. За уничтожение вражеских танков представлен ко второму ордену, который ему уже не суждено было получить.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

⇒ Страницы истории. 14 улиц Благовещенска с именами людей, оставивших след в истории города:  в честь кого названы ул. Шимановского, Шилова, Дьяченко и Шафира

⇒ Первые редакторы: историю «Амурской правды» открыли большевики и революционеры

Возрастная категория материалов: 18+