«Хипстером» на съёмочной площадке был далеко не только Балагов: в качестве главного оператора выступила 24-летняя Ксения Середа, главные роли достались дебютантке Виктории Мирошниченко и Василисе Перелыгиной, за плечами которой до этого было только две небольших работы на телевидении. Сценарий постановщик писал сам, пользуясь помощью писателя Александра Терехова (у последнего получилось гораздо лучше, нежели с «Матильдой»). История вымышленная, но в работе Балагов постоянно обращался к произведению Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо», так что лауреат Нобелевской премии в списке сценаристов тоже значится.

Место действия — Ленинград через несколько месяцев после окончания Великой Отечественной войны, город, похожий на впадающий в спячку муравейник, в котором голодное и вымотанное пережитым большинство пытается выживать, а сытое меньшинство с чувством лёгкой вины проходит сторонкой. Молодая женщина Ия работает медсестрой в военном госпитале: у неё есть высокий рост, прозвище Дылда, комната в коммуналке и последствия контузии, из-за которых бывшая зенитчица время от времени впадает в глубокий ступор. Из этих коротких путешествий в неизвестном направлении Ия возвращается без посторонней помощи. Ещё у неё есть трёхлетка Пашка, которого подкармливает и воспитывает весь госпиталь. И единственная подруга Маша, которая вот-вот вернётся с неохотно отпускающей своих героев войны.

Балагов в неторопливом темпе излагает исходные данные, сопровождая их нарочито аккуратной и на сто раз продуманной картинкой. Курсируя между домом и работой, Дылда держит окружающих на дистанции, и оттого неизбежно выглядит странно — о контузии публика начинает подозревать задолго до того, как эти подозрения подтвердятся. Впрочем, ещё до середины фильма сюжет неожиданно проваливается в такую воздушную яму, что зрителя надолго вдавливает в кресло кинотеатра — и пройдёт достаточно времени, прежде чем он поймёт, уместно ли уже засмеяться. Режиссёра много кто упрекнул в том, что он нарушил всевозможные правила трагедии, но делать нечего: «Дылде» была нужна отправная точка.

Картина вообще часто ведёт себя, как многократно упомянутый в ней трамвай: ползёт в горку, набирает скорость, резко тормозит, заставляя пассажиров валиться друг на друга. Некоторые сцены, которые притворяются важными, в итоге оказываются чуть ли не лишними, персонажи и вовсе склонны порой застывать, как будто их кто-то рисует. Балагов наделяет выдуманных им людей привычками и секретами, выстраивает и тут же трансформирует характеры, а вокруг этого иногда возникают неуверенные разговоры про новую жизнь, жизнь без войны, в которой только и нужно-то будет, что трудиться, трудиться и трудиться. 

Искалеченные духовно и физически жители Ленинграда, пережившие блокаду, дошедшие до Берлина, испытывавшие себя на предел сил в тылу и на фронте, не могут просто взять и побежать навстречу счастливой мирной жизни.

Эту самую новую жизнь в «Дылде» можно много где встретить в виде метафор, но сводится всё к одному чуду непорочного зачатия: никаких свидетельств и показаний нет, но можно хотя бы надеяться. Ленинград становится измождённым лицом огромной страны: здесь нет даже собак, не говоря уже о единожды упомянутых ангелах смерти из НКВД, люди с трудом обращают внимание на чужое горе, а те, кому совсем уж не хочется продолжать земной путь, находят вялое понимание у близких и посторонних. Ия и Маша, связанные уже вовсе не фронтовой дружбой, а вещами куда более отягощающими, движутся сквозь действие то вместе, то автономно, и надежд на то, что героини придут хотя бы куда-то, немного. Речь вовсе не о безысходности — просто ни у кого не осталось сил. Даже вывернувшие из-за сюжетного угла «советские дворяне» с их супницами, колоннами и холёными борзыми, сражаются за свою раскормленную жизнь с изрядной долей отвращения к самим себе: отдавать долг родине всё же нужно, а все эти благостные визиты с подарочками в палаты к людям без ног и рук а-ля Первая мировая в конце Второй мировой выглядят особенно нелепо. Единственный персонаж, в котором действительно пульсирует жизнь, обречён: Балагов выставляет его на посмешище и навсегда вышвыривает из сюжета. 

Так и получается, что фильм о личной трагедии, название которого можно с лёгкостью ассоциировать, например, с «Чучелом», оказывается фильмом о последствиях, одинаково разрушительных для личности в частности и общества в целом. Искалеченные духовно и физически жители Ленинграда, пережившие блокаду, дошедшие до Берлина, испытывавшие себя на предел сил в тылу и на фронте, не могут просто взять и побежать навстречу счастливой мирной жизни. Вместо этого каждый ищет поручень, за который можно держаться при движении — да простит мне читатель этот постоянно появляющийся в тексте трамвай. Из героев больше всего (если это вообще можно измерять) достаётся Ие — она не умеет искать точки опоры, боится их искать, а те, что всё же нашлись, или норовят сбить с ног, или исчезают в неизвестности. Балагов не стесняется доводить происходящее на экране до тотального абсурда, потому что этот абсурд полностью строится на человеческих отношениях, а значит и выглядит чем-то, что вполне могло бы произойти. «У меня всегда было поверхностное представление о войне», — признавался сам режиссёр, но такое же представление остаётся и у зрителя: в «Дылде» нет войны, зато полно колосьев, безнадёжно сломанных её беспощадными танковыми гусеницами.   

При этом картина ни разу не позволяет себе скатиться в чернуху, даже когда на экране секс, страдание или смерть. Этого удаётся достичь не тщательной работой над сценарием — это умение Балагову ещё оттачивать и оттачивать. Но удачные визуальные приёмы (посмотрите хотя бы на постер, даже там есть немного Вермеера) и нежелание перенасыщать кадр персонажами делают своё дело: пошлость пасует перед драмой, а гибель, тоже уставшая за годы бойни, ходит исключительно на цыпочках. «Дылде» удаётся в большинстве случаев скрывать и неуверенность главных актрис, и желание молодого режиссёра прыгнуть выше головы, и проблемы с кастом второго плана. Пока постановщик забавляется с цветами, хоть и прекрасно знает, насколько это заезженный приём, его герои отстранённо исследуют то место, где они оказались, выбравшись из ада — хотя давно перестали всерьёз верить, что кроме ада что-то есть. Фильм (вполне вероятно, что против желания его создателей) становится противовесом официальной военной киноповестке, которая с каждым релизом всё больше скатывается в ничем не объяснимый сюжетный восторг во время чумы. В прошлом веке коса цивилизаций дважды прошлась по планете. После просмотра «Дылды» от этого факта становится особенно страшно. 

Возрастная категория материалов: 18+