Александр Ярошенко

Монаршья милость

А что королева? Она тоже человек. Как и Жанна д`Арк, и Ася Клячина, и Паша Строганова. И все остальные персонажи, которых довелось сыграть неподражаемой Инне Михайловне Чуриковой. Она не умеет обижаться по пустякам, не любит читать о себе в интернете и честно признается: обмануть ее очень легко, но только один раз.

Паузы по разным поводам

А вот портрет моей любимой АнныМаньяни.

Я ее обожаю не за то, что она актриса, а за то, что она жила на сцене и в кадре. Живой, страдающий, интересный, уникальный человек. Когда появляется такой человек на сцене или экране, то можно только удивляться.

Я ее очень люблю, но никогда не думала, чтобы ей в чем-то подражать. Просто она меня потрясала, потрясла ее работа в театре, я ее видела в Москве, в Малом театре. Помню, что стоя смотрела тот спектакль, мест не было.

Поразила пауза, которую выдерживала Анна Маньяни, — длинная, но какая мощная. Это может позволить себе только великая актриса.

Она паузой говорила больше, чем текстом.

Трудно ли держать паузу? Я никогда не думала об этом. Я держу, это внутренняя способность. Словами не передать, где ты берешь то понимание масштаба и грани. Пауза рождается внутри тебя, причем на каждом спектакле по-разному.

И в жизни приходится порой брать паузы по разным поводам.

Они нужны для меня, потому что иногда надо помолчать. Надо обдумать. Часто бывает так, что нельзя сразу реагировать. Надо досчитать до десяти, если это конфликт. Хлопать дверью, выбегать — этого никогда не нужно делать. Лучше немного помолчи, а потом возвращайся.

Эмоции — наша слабость, а не сила.

Не поверите, но я не умею обижаться. Я через три дня вообще забываю, о чем речь шла. Просто надо уметь отличать подлость от эмоций.

Меня больше всего в людях восхищает талант. И кто бы он ни был, и как бы это ни было, но, когда я вижу талантливого человека, у меня нет чувства ревности. Тольковосхищение! Но скажу честно, таланта истинного вижу немного. Сейчас же как кино снимают? Все молодые, все красивые. Любит,не любит, ушел, пришел, снова ушел. Имесяцами, годами показывают одно и то же. Такое впечатление, что по телевизору, на всех каналах, идет какой-то многолетний сериал.

Дар — такое тончайшее состояние, его сохранить очень трудно. Можно сыграть вначале что-то замечательное, интересное, а потом по разным причинам так уже не получается.

Как сохранить? Трудно. Думаю, надо жить с интересом, даже к тем людям, с которыми ты не знаком. Почему Анна Маньяни была гениальна? Да потому, что она талантлива в жизни, она очень индивидуальна. И молодая, и в зрелые годы она играла блистательно, потому что у нее такое сердце, глубокое и видящее.

Я помню, мы были в Италии, встречались с каким-то итальянским чиновником от кино. Яспрашиваю: «Как живет Анна Маньяни? Что она сейчас делает?» И он так цинично сказал: «Пишет дневники, наверное...» Он меня просто обидел, он подчеркнул, что она вышла в тираж, по его неумному мнению.

Из наших актрис на одну ступеньку с Анной Маньяни поставлю Нонну Мордюкову, она была гениальная актриса.

В ней была такая мощь, она была земля и небо, в ней был космос и глубь морская.

Она могла быть ужасно смешной и могла быть трагической до мороза по коже. И нигде она не играла, а везде жила.

Родить королеву

Во мне очень многое, если не все, от корней, от земли, если хотите. Родилась я в башкирском городке Белебее, оттуда меня мама на руках увезла. Я там больше никогда не была. Никогда…

Потом была деревня Напольная, в которую меня мамочка отправила к бабушке в Рязанскую область. Невероятно, но весь этотдух деревни во мне остался. Я спала на русской печке.

Мама приехала за мной: «А где Инночка?» Бабушка отвечает: «Она спит». Мама меня будит: «Дочка, дочка…» Я открываю глаза, она говорит: «Здравствуй, дочка». Я ееспрашиваю: «А ты кто?» Помню это так, какбудто было вчера…

Мама меня рожала долго, мучилась несколько часов. Соседки по палате всполошились, говорят: «А где же Лиза? Может, она померла?»

Когда мама по стеночке, чуть живая зашла в палату, то на вопросы, что так долго, она через силу ответила: «Я же вам сказала, что буду рожать королеву, я ее родила…» Это мне мама рассказала давным-давно.

Почему меня назвали Инна? Я родилась в 1943 году. Мама написала папе: родилась девочка, как ты думаешь ее назвать? Он пишет, назови ее Ирина. Мама подумала, что в деревне все будут звать меня Арина, и незахотела этого. Так и назвала меня Инна.

А вообще, мне Арина очень нравится.

Большая часть детства прошло в селе Коренево, что в Подмосковье, у другой бабушки.

Кстати, несколько лет назад там поставили памятник моей героине Паше Строгановой из фильма «Начало». Это как-то необычно для меня. Да, необычно, но не более…

Я не только смешная

Где я подсматриваю своих героинь? Я просто очень внимательно читаю пьесу? Нугде я могу английскую королеву подсмотреть? Смотрю много фильмов о ней. Хронику смотрю и понимаю, что она обыкновенный человек. Это такое редкое и такое полезное качество для монарха — оставаться обыкновенным человеком.

Королева Англии Елизавета II — она королева в воспитании, в окружении, в церемонии. А в остальном человек. Обыкновенный. Как-то мой муж Глеб Панфилов показал фотографию, где она стоит,как моя мама старенькая — в платочке, в куртке и резиновых сапогах. Но и в той простоте было видно огромное достоинство.

Она как-то сказала Тэтчер: «Не все вам под стать, госпожа премьер-министр, не у всехтакие замечательные качества, и не у всех такая сила воли. Я же должна думать и о других. О тех из нас, кто просто обычный. Кто должен дважды прочесть текст, прежде чем понять. И я такая же, как они. По-вашему, я размазня», — заключила королева Елизавета. Вот такой я ее и показала в спектакле «Аудиенция».

Актерская индивидуальность? Я не знаю, откуда она, не могу вам сказать. Есть такая актриса Чулпан Хаматова — она уникальна.

Просто она глубокий человек, она погружается, она думает, она фантазирует, она живет в этой истории. И чем серьезнее она живет, тем больше она понимает.

Потом, очень многое зависит от режиссера. Если режиссер чувствует артистку, то это уже совместное дело, у меня-то совместное дело с Глебом Панфиловым, потому что Глеб увидел, что я не только смешная, не только Баба-яга, которую я играла в ТЮЗе, а и что-то другое могу.

Мне, например, в ТЮЗе давали роль купчихи вот с та-а-акой грудью, и на каждой груди чайники нарисованы.

Или роль Свиньи. Помню, на распределении ролей написано было: «Свинья — Чурикова». Я пошла к режиссеру и говорю: «Пожалуйста, я вас очень прошу, не назначайте меня на эту роль, я не хочу играть Свинью, я вас умоляю, не надо». И что он делает, как вы думаете? Он встает на колени и говорит: «Никто так талантливо Свинью не сыграет, как ты». И я поняла, что мне никуда не деться, ведь я только-только пришла в театр. Сшили мне что-то темно-бордовое, жуткое… На прогоне спектакля я очень быстро бегала, режиссер Хомский мне говорил: «Чурикова, вы так быстро бегаете, как крымская свинья». Оказывается, южные свиньи на длинных ногах. А у меня был такой костюм — с открытыми ногами.

Люди врут как никогда

Вообще, если бы мне Глеб не встретился, то у меня была бы другая актерская жизнь. Не знаю какая, но другая точно.

Знаете, в жизни все цепляется одно за другое. Я сыграла роль в картине «Начало», ее посмотрел Марк Анатольевич Захаров, который пригласил меня в Ленком, где я работаю до сих пор.

Мне никогда не хотелось уйти из моего театра. Никогда! Были сложные моменты, паузы в работе были, но уйти не хотелось.

Сегодня в тренде американское кино. Высокотехничное, клиповое, но души в нем нет. Федор Бондарчук, например, снимает только такое кино.

Но это не наше кино, не то, на котором мы воспитывались, к которому привыкли. Но зато туда ходят молодые люди. Молодые люди, которые едят попкорн. Помню, я смотрела фильм среди молодых жующих людей.

Зритель, в моем понимании, должен дышать или не дышать, смеяться или тайком слезу вытирать. Он должен чувствовать и что-то выносить в душе после просмотра, но не жевать. Когда мы едим, душа молчит…

Страшно, что происходит в мире. Люди врут как никогда. Ваша журналистика врет.И это нормальный способ существования.Не наврешь — тебе не заплатят деньги. Не покажут, не опубликуют. И люди вынуждены терпеть.

В театре есть талантливые люди, которые годами унизительно играют в массовке, а я вижу, что он может сделать большое и настоящее, но ему не дают. И человек терпит, сгорает годами, но из театра не уходит. Боится потерять и этот заработок.

Кто может, бежит на телевидение, там за яркую пустоту часто платят хорошие деньги.

Подгибаешься под этот мир, а он такой изменчивый, что ужас охватывает.

Голодуха советская

Знаете, я не нахожу себе места, честно,когда обо мне говорят «великая». Я же знаю, что это не так, что ко мне это не имеет ни малейшего отношения. Я просто нормальная артистка.

Звание? Мне проще, когда объявляют просто Инной Чуриковой, хотя понимаю, что звание народной артистки Советского Союза сегодня не девальвируется. Нас ведь всеменьше и меньше становится…

Я получила это звание одной из последних, мне его вручал вице-президент СССР по фамилии Янаев. Помню, как у него руки тряслись. От волнения. Он так нежно на менясмотрел и говорил какие-то безумно высокие слова.

У меня осталась хорошая память о Советском Союзе. Потому что мы были едины. Украина — Родина. Казахстан — Родина. Я не знаю, как чувствовали себя, допустим, казахи и молдаване. Может быть, они себя и не чувствовали комфортно. Но, когда я была в Алма-Ате или в Кишиневе, мне искренне казалось, что я на Родине.

Еще от советской жизни очень хорошо запомнила глагол «достать». Голодуха была. У нас в театре раз в неделю профком закупал какое-то мясо, и мы в очереди стояли за этим. Более того, я должна была в нашем магазинчике покупать по паспорту. Прописку проверяли.

У меня была знакомая Алла Михайловна, я к ней ходила на рынок, она там заведовала каким-то отделом. Она любила матерок, крепкая была женщина. Очень сострадательная. Она могла бы ни с кем из нас не общаться, к ней же вся милиция и все начальство в очереди стояли. Как-то звонит она мне: «Инн, как ты?» Я говорю: «Да ничего, все нормально». «Инна, у тебя есть что поесть?» — спрашивает она меня. Я говорю:«Ну есть некоторые проблемы...» Она: «Я в том-то гастрономе, приезжай». Я брала Лию Ахеджакову, Лия на своей «Оке», мы — туда. Она нам предлагала по рюмочке, мы на нее смотрели как на благодетельницу, просто зависели от нее…

Но та жизнь вспоминается сегодня, как роскошь, по одной простой причине. Потому что мы были молоды. А молодость — она все перешибает.

Бывает, без мата трудно

Картина «Курочка Ряба»? Я согласилась там сниматься только потому, что режиссер был Андрон Кончаловский — а это звучит гордо. Ведь очень много тех, кто ставит картины, а я не знаю, режиссеры ли они или еще кто-то?

Ко мне сразу как-то пришло чувство этой женщины, Аси Клячиной, потому что рядом был настоящий режиссер — с ним себя чувствуешь свободной, потому что очень доверяешь. И если вдруг ты не туда куда-нибудь, то он обязательно вырулит.

Еще очень помогли люди той деревни, где мы жили, когда снимали картину. Это Горьковская область, деревня была напротив Оки. Люди были чудные. Жили просто. Помню, мы квартировали у Зины Ложкиной. Она мне говорит: «А чего это Андрон все время кашу ест? Хворый?» Реакции простые, детские, прекрасные, добрые…

В той деревне был единственный мужик, который не пил, его Саша звали. Единственный трезвенник на всю деревню. Он второй этаж построил, и сортир у него на улице был уже поцивильнее. Но в доме у него матюгались страшно. Жена его Зоя, дочери что-то говорили: «Ты что ж не положила в холодильник-то, туды тебя растуды». Это было легко и естественно. Когда у нас стали бороться с матом, я думала, елки-моталки, маты же часто бывают очень важными в человеке. Главное, чтобы не похабно... А когда матерок как дыхание, человеку-то легче от этого. Выдохнул и пошел.

Трудно ли мне было материться по роли? А что делать? Без мата Ася была бы фальшивая.

Я и у Васи Сигарева в фильме «Страна 03» тоже ругалась, потому что без этого нет юмора. Не возникает этого. Ну что делать?

Могу ли я в жизни ругнуться? С трудом. Бывает ситуация — без мата трудно.

Запомнила. Как-то я не могла перейти дорогу. Стою напротив и не могу перейти: едут и едут. Зеленый горит, не зеленый, никто не обращает внимания. И я вдруг выхожу и говорю: «Стойте, б…дь!» И машинаостановилась, и я прошла. А что делать? Мне нужно в театр, я не могу перейти дорогу. Сказанула и перешла.

Надо знать, что сносят, что строят

Мне часто бывает страшно. Если смотреть телевизор, то страшно. Пришел идиот на «Эхо Москвы», взял и ножом полоснул девочку по горлу. Я часто телевизор не понимаю.

Показывают одну какую-то патологию, не знаю, наверное, это притягивает зрителя. Рейтинг.

Есть канал «Культура», который можно смотреть: там показывают документальное кино о писателях, о художниках, об актерах, мне это очень нравится, встречи с какими-то интересными людьми. Вообще, встреча с интересным человеком — это подарок.

Новости тоже смотрю по одной причине —надо знать, где живу и что сейчас сносят, а что строят.

Я не могу сказать, что я с интернетом на «ты». Лия Ахеджакова мне завидует, говорит: «Слушай, ты умеешь сообщенияписать!» Я говорю: «Да, умею, я тебе уже посылала, но ты не отвечаешь». Она не умеет...

Еще какие-то вещи, которые я не могу понять, спрашиваю сына, а он говорит: «Мама, это же так просто…»

Вот электронную почту не освоила, письма пишу от руки…

Про Инну Чурикову никогда в интернете не читаю, мне это неинтересно. Важнее знать,какова ситуация в жизни.

Потому что ситуация очень сложная.

И мир-то все жестче, мы накопили столько смерти вокруг, что две кнопки нажал — и мира нет. Страшно. Что все так распаляются, так заходятся. Страшно, что никто не скажет:остановитесь, стойте, б...дь!

Украина? Мне бы очень не хотелось, чтобы было так, как сложилось сейчас… Хочется, чтобы мы помирились при моей жизни.

У меня в загородном доме работают люди с Украины. Правда, мужчина всем хорош, кроме того, что любит выпить порой, но руки золотые... А Ирочка умница, но жизнь заставляет ее бросать дом на Украине, жить и работать в нашем поселке.

Про политику порой заведу разговор, и они признаются: «Да у нас такие охламоны во власти стоят, что мы их сами боимся. Откроешь рот — убьют в одну секунду». Это их слова.

Признаются, что после их революции жить стало еще хуже.

Самое печальное, построено же все на ненависти к нам. Вообще, это жуть, когда объединяющей силой становится ненависть. Но это так. Знаете, я в России не встречала людей, которые к украинцам плохо относятся. У нас нет украинофобии, мы не меняем названия улиц, вокзалов и станций метро.

Что такое для меня Киев? Я там играла бесконечно. Люди реагирует абсолютно как здесь. Те же люди, а с людьми можно закрутить как хочешь. Вот и закрутили.

Пока не позвонит Света

Мне бы хотелось, чтобы у сына была семья, дети, потому что сейчас у него еще пока к этому дело не подошло.

Мне не хочется уходить из театра, хотя я пенсионерка. Когда мне исполнилось 55, раздался первый звонок — из отдела кадров: «Инна Михайловна, у вас же сегодня юбилей». Я говорю: «Да». «Это Света, я вам должна сказать, что отныне вы пенсионерка». Это первое, что мне было сказано в тот день. Я говорю: «Спасибо, Света, это что, поздравление?» Она говорит: «Да». Запомнила этот звонок на всю жизнь. Поэтому иногда думаю, а не позвонит ли мне еще какая-нибудь Света и не предложит на пенсию…

Я еще очень хочу сыграть роль, чтобы была какая-то современная история. Обязательно наша, российская. И комедийная.

Еще я бы с удовольствием поездила бы по миру. Но некогда, вот ведь какая работа. Некогда остановиться. Как остановиться, а кормить кто будет? У нас с Глебом дом большой, мы его строили пять лет, его же содержать надо.

Очень хочется комфорта. Я вообще мечтаю, чтобы наш народ мог жить комфортно. А мы живем в режиме «Надо, надо, надо…»

Звоню сыну: «Ваня, где ты, сынок?» — «В пробке, мама! В пробке!» А хочется хороших разводок и продуманных развилок. Двадцать первый век же на дворе…

Сколько у меня пенсия? Слава богу, не знаю, она у меня копится на книжку, я потом ее снимаю, и она у меня быстро заканчивается.

Думаю, что тысяч двадцать будет, а может,и поменьше. Слава богу, я пока еще зарабатываю…

Люблю своих партнеров

Спорят ли еще два художника под одной крышей? Спорим, иногда ведь по-разному же думаешь. По молодости кровь кипела сильнее, споры были чаще.

Для меня очень важен Глеб, потому что ему как художнику, когда я с ним работаю,очень верю. Он не подставит меня, он родной. И более того, он так глубоко копает, так глубоко…

С годами думается как-то больше. Вот и про смерть иногда думаю. Понимаю, что это неизбежно и что чудес не бывает. Хотя говорят, что в Америке ученые уже открыли какие-то таблетки долголетия, еще что-то, потому что по Библии люди жили 130 лет.

Я хочу жить. Но мысли о смерти приходят, когда теряешь близких людей. Когда Вера Глаголева умерла, я в ужасе была.

Молодая, талантливая, красивая. Мои партнеры ушли — Олег Янковский, Саша Абдулов. Колечка Караченцов...

Тяжело все это, потому что это очень близкие люди. Когда ты делаешь спектакль, ты соединяешься своей собственной жизнью со всеми, кто рядом с тобой, поэтому я очень люблю своих партнеров.

Правда, иногда могу сделать замечаниемолодым ребятам, но очень деликатно. Всегда спрашиваю: «Хочешь, чтобы я тебе что-то сказала?» — и говорю только после разрешения.

Я хочу, чтобы у меня было равное партнерство на сцене со всеми. С молодежью в первую очередь. Хороший партнер — это счастье.

Армен Джигарханян — гениальный партнер: он всегда слушал так, как будто этот текст слышит в первый раз в жизни. Внимательнейшим образом.

Часто встречаю людей, которые существуют только в себе. Больше того, когда ты говоришь монолог, он отдыхает. Ему надо немножечко перевести дыхание, чуть-чуть отдохнуть, чтобы дальше. А Джигарханян напитывается твоим монологом и идет дальше.

Кто его так воспитывал, или он сам так созрел, не знаю.

Не бить же зеркала

Трудно ли принять возраст? (Вздыхает.)Конечно, непросто, хочется же выглядеть хорошо. Бывает, что утром смотришь на себя в зеркало, а радости мало… Но есть какие-то ухищрения, которыми женщины пользуются и о которых мужчинам знать не обязательно…(Хохочет.)

Есть женщины, которые, старея, хотят разбить все зеркала на свете.

Тут все очень индивидуально. Все дело в глубине ума. Фаина Георгиевна Раневская, думаю, никогда не хотела их бить. Она была очаровательна. Я с ней общалась, дружила. Она сама начала нашу дружбу, посмотрела картину «Начало» и стала звонить.

Она была непостижимо хороша везде. Она была невероятно талантлива. А сколько в ней было иронии, юмора!

Фаина Георгиевна была умная. Более того, она была одновременно честная, требовательная и наивная. Мне кажется, она была в жизни всегда удивлена окружающему миру.

Сегодня про нее сочиняют целые книги, там все вранье.

Но были гениальные вещи. У нее собака была по кличке Мальчик, дворянинчик, на маленьких ножках, шерсть длинная, и он еювсегда пол подметал. Сварливый был до безобразия.

Однажды я позвонила ей в дверь, она шла долго, а этот лает, просто заходится. Она открывает дверь и говорит мне: «Не обращайте внимания на моего Мальчика, ему нужна сука. Я прошу вас, найдите ему суку…»Мы сидим разговариваем: она у окна, я спиной к Мальчику. Мальчик вытянул лапы, положил голову и смотрит на свою Фаину. Тихо так, не гавкает. Она мне говорит: «Посмотрите на него, он мне напоминает молодого Горького на Капри»...

Однажды, когда я играла у Андрея Тарковского в «Гамлете» Офелию, она спросила: «Деточка моя, чем вы занимаетесь?» Я говорю: «Да вот, сейчас репетирую Офелию у Тарковского в «Гамлете». Она в ответ: «Ну и как вы думаете, она фригидна?» Какой точный вопрос!..

Запах мамы

Мой стиль? Не знаю. Я же на себя со стороны не смотрю. Мне нравится шляпа.

Мне нравится какой-то определенный стиль. И я как бы себя слушаю.

Я думаю, что некое понимание стиля все-таки с годами пришло. Во-первых, мы все жили очень скромно. Равенство нищих. Женщины душились, простите за это слово, пахли одними духами.

Французские духи тоже одни и те же продавали у нас. Помню, были духи «Клима», они мне очень нравились

А «Красная Москва» — это запах моей мамочки. Этот аромат и сегодня волнует меня.

Мама — это же практически моя жизнь. Я с ней себя чувствовала сильной. Ее уход —потеря невозвратная.

Это невозможно, бывают минуты, когда я понимаю, что только с мамой я могла бы вынести что-то. Или поделиться, что только она могла бы за меня так порадоваться. Вот какие-то такие вещи, которые я, может быть, и не понимала, когда она была жива. У меняквартира, в которой мамочка жила, и я не могу с ней ничего делать, не могу расстаться. Там живет женщина, которая была няней у мамы.

И деньги нужны, а продать не могу. Там запах мамы, там ее атмосфера осталась.

Это надо чувствовать

Вы мне все про королев сценических, а я полжизни прожила в нищете. Моих друзейТомочку Дегтяреву и Сашу Косарева взяли в ТЮЗ, им 75 рублей в месяц зарплату положили.

Я прихожу к директору, сидит Михаил Михайлович и говорит: «Я поздравляю, мы взяли вас. Будете получать ставку суфлера —45 рублей». У меня так сердце раз — и упало. Я смотрю на него и говорю: «Ну что же, я очень рада была с вами познакомиться. Всего доброго».

Он мне: «Вы куда?» — «Домой», —отвечаю и пошла. И уже когда я открываладверь, он сказал: «Ну ладно, ладно — 75». Вот так жили.

Знаете, это был редчайший случай, чтобы я так себя повела. Меня легко обмануть, я очень доверчива. Но обмануть можно только один раз.

Впрочем, меня редко обманывали. Мне кажется, жизнь меня баловала хорошими людьми. И сейчас тоже. И еще, уж простите, я очень не люблю интервью. Это что-то сегодня разговорилась.

У меня было несколько историй, когда заходили журналистки после спектакля и первым делом спрашивали: «Как вы не боитесь быть такой страшной?» Я говорила: «Всего доброго. До свидания. У нас не будет разговора», — «Как? А что?»Они так и не понимали — что.

Чувство Родины у меня от бабушки, оттого, что я жила в деревне с ней и с людьми абсолютно на равных. Помню, была какая-то тетка, у которой был сад. Я так ждала, когда курочка снесет яичко, брала это яичко, говорила: «Бабушка, я пойду яблок куплю». И я с яичком шла к той женщине, отдавала его ей, а она собирала мне упавшие яблоки с червячками. И мы с соседской девочкой сидели в стоге, ели червивые яблочки и разговаривали. Беседовали. Нам лет по шесть, не больше. Вся Россия начиналась с этого стога, с этих яблочек. А вы спрашиваете, как Ася Клячина получилась. Из того самого стога и получилась…

Я не люблю говорить про патриотизм, любовь к Родине, скрепы. Зачем говорить? Это надо чувствовать — тихо и глубоко.

Из биографии

Инна Чурикова — народная артистка СССР, ведущая актриса театра Ленком. Ее муж —режиссер Глеб Панфилов. Актриса —обладательница «Серебряного медведя», Берлинского кинофестиваля за лучшую женскую роль. Лауреат двух Госпремий России. Снялась более чем в 70 фильмах, среди которых — «Военно-полевой роман, «В огне брода нет», «Морозко», «Идиот», «Московская сага».

Возрастная категория материалов: 18+