«Надо было увидеть самой»
— Александра, вы жили и учились во Франции, потом вернулись в Москву, играли в театре, снимали документальные и художественные фильмы. Почему вдруг Донбасс?
— Я из тех, кому адресован популярный вопрос: «Где вы были восемь лет?» Начнем с того, что лет десять я прожила во Франции. Год училась истории искусств и археологии в городке Тур, потом перевелась в Сорбонну на факультет художественного искусства — по первой профессии я художник комиксов. Затем поступила в одну из самых престижных театральных учебных заведений Франции-Cours Florent. Окончила — и стала тосковать по дому. Нестерпимо тосковать. Вернулась в Москву, прошла кастинг в театре «Практика» и несколько лет играла в популярном спектакле «Кеды». Параллельно окончила Академию Никиты Михалкова и Высшие режиссерские курсы во ВГИКе, мастерскую Валерия Ахадова. Занималась творчеством, снимала документальные фильмы, осуществила проект «Кино-Тест», сняла художественный фильм «Он + Она», замуж вышла, ребенок родился, создала Фонд «Звезда на ладошке».
Так активно развивалась творческая и семейная жизнь, что повернуть голову в сторону юга — Крым, Донбасс — как-то не догадалась. Моя мама была со спектаклем в Донбассе в 2017 году, что-то мне рассказывала. Но у меня в одно ухо влетало, а в другое вылетало.
Фото: Владимир Воропаев
И вдруг 24 февраля мы просыпаемся в новой реальности. Мои бывшие французские однокурсники стали мне писать: «Саша, что случилось? Почему страна напала на другую? Да как так можно?!» И так далее, и так далее. А как я могу им ответить, если сама там не была и не знаю, что в принципе происходит? И потом, давайте будем честными: в принципе никто ничего не понимал. И я решила, что не могу говорить об этом просто так — надо всё увидеть самой.
— Как вы решились на командировку туда?
— Решающей точкой была поездка нашего благотворительного фонда «Звезда на ладошке» (Александра Франк является основателем фонда, он помогает детям с диагнозом «спинальная мышечная атрофия» и другими заболеваниями. — Прим. АП) в город Россошь Воронежской области. Там жили беженцы из Донецка и Мариуполя. Мы собрали гуманитарную помощь, я попросила своих друзей-артистов поехать и дать концерт: был Дима Певцов, Ксения Лаврова-Глинка.
А после концерта на сцену вышли дети, мы разговаривали, спрашивали их, откуда они. И вышла одна девочка и сказала: «Мне пять лет, я из Горловки». Она такая маленькая-маленькая… (Плачет.) И я смотрю на нее и думаю: «Господи, она же из Горловки — там же руины! Нет, все. Я должна поехать и это все увидеть. Просто поговорить с людьми». И так родился мой первый проект «Лики Донбасса».
— Как вы туда добрались?
— На машине — 19 часов в дороге. Нашли парня, который возит людей из Москвы в Донецк. Очень мало кто тогда ездил.
— Сложно было собрать съемочную группу? Донбасс — не самое безопасное, точнее, самое небезопасное место для командировок.
— Я звонила всем! Мне нужен был продюсер, который помог бы там найти героев, организовать съемки. Да и вообще помог, чтобы меня там не убило. Позвонила своей подруге Ане Ревякиной. Она поэтесса, замечательная девушка. Она сказала: «Давай я с тобой поеду. Но у меня одна просьба — мужу моему не говори». Она скрыла от мужа, что поехала — у нее дочке два года. А у меня сыну — 3,9.
— А вы своему мужу сказали?
— Да.
— Что он ответил?
— «Я поеду с тобой!» Но я сказала: «Нет, надо, чтобы кто-то один остался с ребенком». Он согласился. И мои родители — героические люди, потому что я бы своего ребенка никогда в жизни не отпустила. Я долго не могла найти операторов, все боялись, говорили: «Меня жена не отпустит»! В итоге мы нашли в Донецке замечательного оператора Диму. И уже там, на месте, начали искать героев. И нашли.
«Люди очень хотели поговорить»
— У вас получилось 17 героев — 17 «Ликов Донбасса». Восьмилетний мальчик, который родился в начале боевых действий и всю жизнь живет в коридоре, ветеран Великой Отечественной, отец парня, убитого в Одессе, священнослужитель, врач. Сложно было говорить с этими людьми о том, что происходит?
— Вы знаете, я до этого делала проект «Кинотест» — брала интервью у актеров. Могу сказать, что с актерами общаться гораздо сложнее. А люди на Донбассе очень хотели поговорить! Им это было так важно! Они живут с болью. Я порой просто даже не задавала вопросов, а они говорили, говорили, говорили. А я просто слушала и фиксировала.
— Во время одного из интервью «Ликов Донбасса» за окном раздались взрывы снарядов, а ваш герой спокойно сказал: «Да это туда летят, а не к нам».
— Да, они всегда так говорят — туда. А потом выясняется, что на самом деле это где-то рядом прилетело. Они так успокаивают. Когда я снимала второй проект «Донбасс. Дорога домой», брала интервью у командира батальона «Восток» Александра Ходаковского. Он что-то говорит — и вдруг: «Бабах! Бабах! Бабах!»
Фото из личного архива Александры Франк
И я уже даже не приседаю от взрывов — в какой-то момент перестала. А он такой: «Да это от нас улетело, не волнуйтесь». А потом мы узнали, что рядом, буквально в нескольких километрах, прилетело в военную часть, погибли наши ребята. Когда я вернулась домой, то хотелось обо всем этом забыть. Но надо было монтировать проект, поэтому приходилось все это заново и заново переживать.
«Ужасающая красота»
— Но вы опять вернулись — уже за проектом «Донбасс. Дорого домой».
— Да. Я все-таки режиссер художественного кино, не очень люблю русскую документалку — ее очень сложно смотреть. А если долго — просто невозможно. Когда я вернулась в Москву, мне очень захотелось передать зрителю, который не был там и никогда не будет, те эмоции, ощущения, которые я испытала. Эту ужасающую красоту.
Как это ни странно, захотелось сделать эстетически красивый фильм — есть такой жанр поэтическая документалистика, когда ты ничего напрямую не говоришь, но посредством художественных приемов передаешь свои эмоции. И я очень благодарна Президентскому фонду культурных инициатив (ПФКИ), который пошел нам навстречу и помог сделать этот рискованный проект. Потому что как раз, когда мы снова поехали на Донбасс, мне все говорили: «Туда ехать не надо». Там как раз начались самые серьезные обстрелы. Но мы поехали.
— В фильме вы говорите, что от Москвы до Донецка всего 860 километров, а москвичи по утрам всё так же пьют капучино и выходят на пробежку, а в Донбасс восемь лет летят снаряды. Тяжело было это принять?
— Очень хорошо Аня Ревякина сказала: «Пока тебя не коснется костлявый палец войны, ты не поймешь, что там происходит». Первый раз мы были в мае: Донецк, может, не так сильно обстреливали. Но в Мариуполь мы приехали, еще когда «азовцы» не вышли с «Азовстали». Вот некоторые иногда фантазируют: как же выглядит ад.
Фото из личного архива Александры Франк
Если есть какой-то ад на Земле, то он выглядит так, как Мариуполь в мае. Это самое страшное, что только может быть. Потому что нет ни одного здания, пространства целого — ничего. Машины, деревья витрины, стены домов — дырки, дырки, дырки от снарядов. И эти толстые собаки, которые ходят по городу…
Есть вещи абсолютно несовместимые: дети и война. Это самое страшное. Никогда не забуду, как мы с ребятами спустились в бомбоубежище. Темно, жутко, самодельные кровати — и очень много детей. Ко мне подходит девочка, протягивает троих котят и говорит: «Пожалуйста, вы могли бы их забрать? Они не могут жить в таких условиях»… (Плачет.) Я услышала и думаю: «Господи, а ты можешь жить в таких условиях?!»
Я забрала котят: двоих мы пристроили в Донецке, а одного я привезла своему ребенку. Сын назвал его Коржиком. Он спит с ребенком, за мной ходит, как хвостик. Потрясающе благодарный кот.
— Вам было там страшно?
— Я себя словила на мысли: сначала ты как-то боишься, а потом — самое ужасное — привыкаешь. Мы с одной женщиной на улице разговорились, она мне говорит: «Ну как мы живем? Утром выйду за хлебом и думаю: дойду обратно или нет? Убьет меня или нет? Ну убьет — значит убьет».
Фото из личного архива Александры Франк
В августе в Донецке мы попали под обстрел города. Как мне сказали местные, это был самый сильный обстрел с 2014 года. Как раз в тот день хоронили «Корсу» (командир реактивного артиллерийского дивизиона, гвардии полковник Народной милиции ДНР Ольга Качура, позывной «Корса». — Прим. АП). Мы должны были жить «Донбасс Паласе», уже договорились, но в последний момент поменяли отель. И на следующий день в «Донбасс Палас» прилетело прямым попаданием — и это был ад. Тогда я поняла, что ты там нигде не в безопасности. Мы на следующий день проезжали мимо — и, когда вышли снять кадры, рядом начался обстрел, убило мужчину. И таких ситуаций было очень много. А поняла, что там нет неверующих людей — все глубоко православны. И, кстати, военные тоже.
— А вот что они верят? На что надеются?
— Кто-то верит, что все это закончится, а кто-то не верит и говорит, что уже готов умереть. Мы снимала одну девушку, художницу, которая, как она сама говорит, изо всех сил старается жить нормально. У нее студия-кафе. Вот представьте: вокруг постоянно летают снаряды, работает ПВО. А в ее кафе такая уютная атмосфера, как будто ты сидишь в модном ресторане Москвы. Только стекол нет — все заколочено. И в этом кафе у нее дети рисуют, взрослые, арт-терапия, тебе предлагают банановое латте и мороженое. И я перед интервью думала, что сейчас эта девушка расскажет, как она держится, как верит. А она разревелась. Рыдала два часа и призналась: «Я не верю, что это когда-нибудь закончится». Многие люди говорят: если надо, чтобы меня убило, но это закончилось — мы готовы.
Но я точно знаю: мы не можем проиграть — потому что за нами правда. Украинские военнопленные, которых мы видели, честно говорили: нас готовили к войне. Не надо быть военным экспертом, чтобы это понять. Они должны были идти на Донецк, я видела все эти укрепления. И дальше уже — граница с Россией. И их ракеты летели бы в Воронеж, Липецк, Ростов. Дошло бы до Москвы. Это же понятно, как день и ночь. План был написан давным-давно — и они от него не отступают.
— Какие отзывы на ваши проекты?
— Честно: нет ни одного негативного. Мои знакомые, которые как-то соприкасались с этой темой, говорили, что им звонили с угрозами, обвинениями. А я мне люди говорили: «Спасибо, что рассказали, мы не знали». Ни в «Ликах Донбасса», ни в «Дороге домой» нет пропаганды, нет актеров. Мы просто рассказали истории обычных людей. И делали это максимально аккуратно.
— Вам в итоге удалось переубедить кого-то из иностранных друзей в том, что происходит на Донбассе?
— Да. Когда мы смонтировали «Лики Донбасса», я попросила перевести несколько роликов на французский язык и сделать субтитры. Послала друзьям. И полетели отзывы: «Ну неужели это все действительно так?!», «Мы не знали, что там такая история!», «А что, реально там восемь лет война?» А я говорила: «Ребят, ну вы же меня знаете: я не политик, не депутат, не военкор. Ну вот же реальные люди, вот мальчик, вот врач, вот ветеран». И потихоньку мои французские друзья вышли на диалог. Недавно моя подруга написала, что итоги референдумов в ДНР, ЛНР, Запорожье и Херсонской области и подписание договора об их вступлении в состав России показывали на государственном канале в прямом эфире. И много комментариев, которые тоже шли в прямом эфире, было в поддержку России. Значит, люди не только во Франции, но и, надеюсь, в мире начали понимать, что действительно происходит на Донбассе.
Возрастная категория материалов: 18+
Добавить комментарий
Комментарии