Франц Клинцевич: «Я бы расстрелял Гринпис на «Приразломной»

Интервью с депутатом прошло прямо на кухне, за чаем с бубликами.

Издевательство над памятью

— Франц Адамович, здравствуйте! Начну с общего. Ветераны Великой Отечественной уходят, а вместе с ними и пример массового патриотизма для молодежи. Смогут ли афганцы занять эту нишу?

— Если будем жить в том же духе, то никакой ниши может не получиться. В советское время Великая Отечественная война активно эксплуатировалась. Она была на слуху, герои приводились в пример. Потом о них забыли. В современном обществе о ветеранах вновь заговорили только с приходом Путина. До этого 25 лет вообще не вспоминали, только праздники формально отмечали.

Помню, вернулся я из Афганистана, поступил в академию. Накануне октябрьских праздников позвали на встречу ветеранов с молодежью. Мне 31 год, два ордена Красной Звезды. В зале сидят летчики, дважды Герои Советского Союза. Рядом полковник, у которого шесть орденов Ленина, восемь орденов Боевого Красного Знамени, шесть орденов Красной Звезды. Вся грудь в орденах, даже медалей не было. Я его когда увидел, впал в шок. Это ветераны Великой Отечественной. Сел позади них. Все выступили — моя очередь. Представили — вот молодой ветеран-афганец. Я чувствовал себя неуютно на фоне всех этих заслуженных людей старшего поколения. Однако мне молодежь задала больше всего вопросов, они буквально посыпались.

Это не потому, что Франц Клинцевич такой герой, просто ребята увидели во мне человека своего поколения, близкого по возрасту и взглядам. Сейчас той энергетики уже нет. Приоритеты сдвинулись. Все, кто работает сейчас со мной, — это люди больные с точки зрения психологии. Ни один нормальный человек с нынешним менталитетом не будет тратить свое время. Работа абсолютно неблагодарная и никому не нужная. Мы не ждем «спасибо».

Толерантная жестокость

— Вы бы могли назвать виновных в подобном повороте событий?

— Я могу смело говорить о начале Третьей мировой. Переформатизация сознания общества запущена. Яркий тому пример «Пусси Райт». На днях был у меня председатель правления карельского отделения союза ветеранов. Просил усилить ответственность за противоправные действия в отношении памяти и памятников. Молодежь залезла сфотографироваться прямо на скульптуру афганцев во Владивостоке. Такой же пример в Петрозаводске. Издевательство над памятью погибших, но по закону сделать ничего нельзя. Сейчас, как депутат Государственной думы, я буду этим заниматься.

Ведется специальная пропаганда, очень тонкая и эффективная. Я знаю это по работе в Афганистане. Сегодня деятельность иностранных спецслужб опирается на деньги. Серьезные фонды, в которых серьезные люди. Взять ту же нашумевшую историю с Гринписом на «Приразломной». Будь я там начальником охраны, всех бы расстрелял. Рука бы не дрогнула. А если они под видом защитников природы взрывчатку заложат? Мы можем получить такую экологическую катастрофу, за которую придется расплачиваться не один год миллиардными штрафами. В такие игры играть нельзя. Американцы говорят все время о толерантности, но устраивают из смертной казни настоящее шоу. Показывают процесс по телевидению, приглашают родственников, а люди умирают в страшных мучениях.

У нас в стране и своих неприятностей хватает. Как пример, собираемся возводить памятник афганцам на Поклонной горе. Проект шикарнее, чем Арлингтонское кладбище в США. Я нашел деньги, нашел людей, готовых все сделать, но мы уже полгода копаемся в бумагах и не можем победить бюрократическую машину.

Серебряков в роли Клинцевича

— Вы упомянули о своей работе в Афганистане. Что это за специальная пропаганда, способная перевернуть все с ног на голову?

— Небольшой эпизод вошел в кинофильм «9‑я рота». Меня пригласили туда консультантом, а получилось, что актер Алексей Серебряков сыграл капитана Клинцевича. Есть сцена, где герой Серебрякова возвращается ночью по дороге в одежде афганского моджахеда. Я ходил в ней два года. Официально числился спецпропагандистом полка, а на деле под моим командованием действовала специальная группа. Кроме того, у меня в каждой банде был свой агент. У него радиостанция, мы постоянно на связи. Я знал все о настроениях, обстановке, главарях во вражеском лагере. На территории Афганистана действовала 101 политическая партия, и у каждой свои банды. Они взаимодействовали с иностранными спецслужбами, включая ЦРУ, получали финансирование от Германии, Франции, Чехии, даже китайцы там серьезно работали. При этом банды поделили всю территорию Афганистана и постоянно враждовали между собой. Я усиливал эти противоречия.

Если видим, что банда активизировалась, сразу входим в контакт с противоборствующей стороной. Встречаюсь с главарем и говорю: «Давай мы твоего друга Саида хлопнем!» Он согласно кивает головой. Потом полк блокирует отходы, а я с группой вхожу в зеленку, у меня есть связь с артиллерией и авиацией. То есть оказываем поддержку одним бандитам, чтобы выдавить других. Территория и легкое стрелковое оружие оставляется победителю, я забираю все тяжелое вооружение, минные склады взрываются. Подписываем договор о ненападении. Однако я знаю, что он будет работать максимум три месяца, поэтому уже через неделю вхожу в контакт с другой бандой, чтобы успеть подготовить и нанести упреждающий удар. Благодаря такой работе спасено множество жизней наших солдат.

— Кстати, довелось слышать множество полярных мнений по поводу этой картины от самих ветеранов-афганцев…

— Этот фильм действительно не всем нравится. В «9‑й роте» много слов реального капитана Клинцевича, в частности финальный закадровый монолог: «Уходили мы, не зная того, что уже нет той страны, которая нас посылала, и разбросает нас судьба кого куда. Кого в князья, а кого на самое дно». Депутаты Госдумы из числа афганцев подходят ко мне и спрашивают: «Как же так? Зачем ты такое сказал?» Я им в ответ: «А вы разве не князья?» Не знаете, что по городам и весям есть афганцы, которые на стакане сидят? Лежат изувеченные, в лучшем случае их мать обтирает или сестра. Они никому не нужны».

Коновалов Женя ходил со мной на задания. Не пил, не курил, второе-третье места на чемпионатах по карате занимал, нож метал с любого расстояния. В постели умер. Или прапорщик Мусиенко. Он дверь вместе с петлями выбивал одним ударом. Его уже нет, раком болел. Я столько денег истратил на его лечение. Меня попрекали — он все равно умрет, лучше бы эти деньги другим людям отдать. Разве можно бросить умирающего ветерана? Моменты очень тяжелые, и здоровья они не придают.

Я знаю, что когда «9‑я рота» вышла на экраны, то жители Афганистана передавали кассеты американцам со словами: «Смотрите, как воевали русские». В этом фильме много других реальных персонажей. К примеру, командир 345‑го отдельного парашютно-десантного полка Востротин Валерий Александрович. После боя он появляется на сопке в расстегнутом бушлате. Кстати, в ходе штурма дворца Амина он непосредственно служил в этой 9‑й роте.

— Франц Адамович, вы вызываете ощущение человека противоречивого. С одной стороны, такая неблагодарная работа, богатая биография, а с другой — мы сидим на вашей кухне и пьем чай с баранками. Какой образ жизни вам все-таки ближе?

— Однозначно скажу только одно — человек я не тусовочный, хоть и разный. Могу легко поставить на место любого министра. Если потребуется, то и по шее дам. Хамство не перевариваю. Мне жена в молодости даже запрещала в спортивном костюме на улицу выходить. Не мог спокойно пройти мимо, если видел, что человек ведет себя оскорбительно для окружающих. В лоб ногой — и весь разговор. Если же говорить об увлечениях, то в детстве серьезно занимался живописью и театром. Из спортивных предпочтений молодости могу выделить дзюдо и рукопашный бой. Сейчас, конечно, времени на все не хватает, но если выпадают свободные часы, то любим в кино ходить всей семьей.

Материал подготовлен при поддержке амурского отделения Союза ветеранов Афганистана и общественной организации «Боевое братство».