• Фото: pozitiv-news.ru
  • Фото: Светлана Панкова

А в десятом новенькая появилась. Ну я сразу и влюбился.

Точнее, не сразу, дня через три. Чувствую — погибаю! Мне и раньше-то до уроков дела особо не было, а тут вообще, только она перед глазами…

Даже стихи стал писать. Хорошие стихи:

Как жаль, что ты не понимаешь

Того, что я тебя люблю,

И что тобой, не отрываясь,

Я любоваться век могу!

— Толстой, одним словом,  — сказал Седой, когда я ему рассказал стишок.

— Почему Толстой? Он ведь писал только прозу…

— Значит, Пушкин. Какая разница?..

Одноклассница моих страданий не замечала.

Жизнь проносилась мимо.

Фоном моей несчастной любви был наш маленький запыленный Благовещенск, со «срывами» с уроков в кинушку, в «Октябрь» («У-у, бездельники!» — беззлобно ворчали билетерши, когда мы проходили на первый сеанс, на 9.15). В буфете продавали шипучий лимонад и сигареты «Шипка» по 14 копеек. Можно было спуститься в туалет и покурить, не опасаясь, что застукают.

На горпарковской танцплощадке, на которой приходило странное, волнующее ощущение взрослости, всерьез отдувался ВИА, в котором почему-то было две ударных установки. Играли ребята хорошо, молотили от души битловский «Бёздэй», «Алешкину любовь» и что-то из «Червоных гитар» с их пшипшиканьем…

Сенсацией стали приезды в наш город космонавта Шаталова и хоккеиста Старшинова. Шаталов стоял на трибуне площади Ленина рядом с Авраменко, а на него, не слушая его рассказ про героический полет, пялилась, как на зверя в зоопарке, добрая половина Благовещенска. Шутка ли, живой космонавт!

А Старшинова я случайно увидел, идущего через «пятак» — это перекресток улиц Ленина и Шевченко, главное тогда место встреч в городе. Я там торчал, думая, что увижу Лерку, она в двух шагах жила, а увидел Старшинова!

 Аж дух перехватило: надо же, сам Старшинов, а идет по улице… Во дела!

А Лерку я в тот раз не увидел. Она потом говорила, что шла следом за хоккеистом и даже показывала мне, как я разинул рот, увидев знаменитость.

А вокруг весна уже разбушевалась, дело к экзаменам подошло — так быстро школа заканчивалась, я и не заметил.

Как-то с какой-то консультации с Леркой шли — тут-то нас гроза и застала. Это сейчас тысячи кафешек, магазинчиков и прочего — забегай под любой навес! А тогда на всю улицу один гастроном. А в скверике у речного училища росли огромные разлапистые тополя. Мы и влетели под один из них. Да что с того — уже мокрыми насквозь были. И продрогли.

И я защитил ее от холода и ненастья. Я обнял ее и прижал к себе. Я защищал ее в тот момент от всех ненастий, от всего зла мира. А она и защитилась. Прижалась…

 И дождь долго не прекращался. Хороший был дождь. Основательный.

… И не спрашивайте меня, за что я люблю Благовещенск. Просто люблю. Может быть, в том числе и за тот дождь, во время которого я впервые ощутил, осознал себя мужчиной, защитником, человеком, ответственным за того, кто доверился тебе.

Может быть, за те песни, которые уже и не звучат над танцплощадкой.

Впрочем, и танцплощадки на том месте уже давно нет…