Фото: ТК «Альфа-канал»Фото: ТК «Альфа-канал»

— Здравствуйте, Александр! 

— Добрый вечер, Александр.

— Вы наверняка много думали и думаете о бесследно пропавшей Вере, как вы думаете, что случилось с ребёнком? 

— У меня нет точного мнения, есть разные предположения.

— Какие, например? Что с ней все-таки случилось? 

— Это однозначно похищение, только с какой целью? Это неизвестно. Но то, что это похищение, однозначно. Средь бела дня — в час дня — не пропадают дети просто так, на мой взгляд.

— Вы тот редкий случай, когда ваш адвокат попросил предоставить вопросы перед программой. Вы боитесь какого-то трудного или неожиданного для вас вопроса? У нас очень редко, когда кто-то просит вопросы до программы. 

— Нет, мы не боимся никаких вопросов. С учетом того, что в СМИ практически два года обсуждалась эта тема, многие вопросы были направлены в сторону обвинения, то есть с обвинительным уклоном. Поэтому хотели увидеть настрой – какие вопросы и с какой трактовкой будут.

— Хорошо, я постараюсь задать вам те вопросы, которые задают люди на кухне, в маршрутке, очереди. Известно, что Вера в своем дневнике оставила запись примерно такого содержания, я ее не читал, что «Только дядя Саша меня понимает». Было примерно так? 

— Нет, я здесь вас немного поправлю. Мне пришло обвинительное заключение, в нем есть указание на то, что в мае 2014 года Вера оставила запись, фразу, вырванную из середины текста, – «Дядя Саша хороший». Данная фраза была включена в обвинительное заключение как подтверждающая мою виновность, по мнению следствия.

— «Дядя Саша хороший», фразы, что «Только дядя Саша меня понимает», не было? 

— Нет, просто «Дядя Саша хороший». Фраза, вырванная из контекста описания происходящих дневных событий, погуляли, что-то еще, не помню точно. «Дядя Саша хороший».

— Экспертиза установила, что почти со стопроцентной вероятностью на найденной одежде ребенка есть ваша биологическая жидкость. Каков ваш комментарий? 

— В биологической жидкости, найденной на вещах Веры, есть клетки ДНК, которые совпадают с моим ДНК, но два года все молчали, что на одежде найдены следы ДНК и мамы, и бабушки, и иных лиц неустановленных, которых никто и не хочет устанавливать. И из этой группы людей выдернули меня, так как меня не надо искать, я близкий родственник. Обвинили меня.

— В предварительном разговоре следователь мне говорил, что в этой жидкости есть цинк. Как он уверяет, эксперты говорят, что цинк есть только в семенной жидкости. Его нет ни в крови человеческой, ни в плазме, ни в слюне, нигде. Вы знаете об этом моменте? 

— Эти моменты были и на суде, они всплывали. Но есть такая ситуация по поводу цинка, что это слова и не более того, потому что мы попросили хотя бы экспертизу. Та экспертиза, которая была проведена, про цинк там ничего не говорится. Даже нет исследования на наличие самого цинка. Поэтому у кого спросить, был он там или не был и какие хотя бы исследования проводились?! Это все слова. Но по факту того, что в генетических материалах, которые были исследованы, в том числе на наличие эякулята — семенной жидкости, ни сперматозоидов не установлено, ни клеток, сопутствующих сперматозоидам, тоже не установлено. Об этом молчат все.

— Как я понимаю, сперматозоид не выживет с сентября до апреля. 

— Выжить он не выживет, но однозначно будет. Вот в чем вопрос.

— Цинк ни в одной экспертизе, ни в одном документе не обнаружен? 

— Ни одного такого заключения нет.

— Только на словах? 

— Да, ничего не проводилось, это просто слова.

— Мнение присяжных несколько разделилось: вам вменяли два сексуальных эпизода насилия над ребенком и убийство Веры. По сексуальным преступлениям трое присяжных сначала сказали «да» по одному из эпизодов, по другому из эпизодов пятеро присяжных сказали «да, виновен», но по факту убийства все двенадцать сказали «невиновен». 

— Да.

— Мне немного непонятно, чем руководствовались присяжные: пятеро из них считают, что виновны в сексуальном насилии, но не убили ребенка, после всего помахали рукой и пожелали счастливого детства, и пошли дальше. По их логике получается так. Ваше мнение какое, вы наверняка думали об этом? 

— Для меня это тоже загадка, как и для всех. Ответ знают только те, кто был в этой комнате. Мы с вами можем только догадываться, наши предположения будут опять же голословны, так как мы не знаем истины.

— С каким чувством вы восприняли вердикт о своей невиновности? 

— С чувством того, что все два года, которые я доказывал свою невиновность, все это было не зря. Я все это прошел с поддержкой моих близких, друзей, родственников. Все наши действия были не напрасны. Конкретно в нашем деле справедливость восторжествовала, морально стало намного легче. Я знал, что уже в этот день приеду домой, увижу свою семью.

— Если все ваши сомнения и мысли взять за 100 процентов, какой процент допускали сами для себя внутри, что вас оправдают, зная всю ситуацию? 

— Тяжело было делить это все на проценты, поэтому так не делал.

— Верил или не верил? 

— Верил.

— Верил, что оправдают? 

— Да.

— Вы неоднократно жаловались, что в СИЗО к вам применяли насилие, оказывали давление. Что это было? Сейчас уже можно об этом рассказать. 

— Да, конечно. Это практика, которая давно существует в местах лишения свободы.

— Вас били, унижали, пытались, извините, изнасиловать? 

— Все это и было. Все, что можно только, все ко мне применялось. В результате чего и были написаны все эти явки, которые следствие и взяло за основу. Мы писали заявление, чтобы предоставили видеозаписи с камер наблюдения. Но как это часто в таких случаях бывает, сразу камеры начинают пропадать и ломаться.

— И не работать. 

— Собственно говоря, это и происходило на двух ИВС: белогорском и благовещенском, куда меня доставили спустя месяц.

— Прокуратура проверяла, никаких следов насилия найдено не было. Говорили, что только был укол от инъекции — на анализ брали кровь. 

— По белогорскому ИВС было медосвидетельствование, но оно было проведено в первые 3—4 дня, после этого еще десять дней прошло.

— Зачем вы писали явку с повинной, вы же понимали, что оговариваете себя? Ну, побьют, пусть убьют, а я себя, как в 37-м году оговариваю. 

— Здесь сработал психологический момент. Легко рассуждать, сидя здесь, а не в камере, когда человек жил своей жизнью, и тут выдвинули ему такое обвинение. Такой резонанс, колоссальное давление. Как иногда бывает на ИВС, люди просто умирают, и потом появляются бумаги, что человек сидел неизвестно в какой камере, случайно упал и был доставлен в состоянии комы в больницу. Не каждый человек сможет не сломаться, когда это все происходит с ним. Думаю, эти действия были правильными, потому что сегодня я нахожусь здесь.

— У вас в СИЗО были минуты отчаяния, когда казалось, что уже все? 

— Нет, просто было сложно, очень-очень сложно. Когда казалось, что прям все, такого не было. Просто я знал, за что борюсь. Я боролся за правду и верил, что это мне придаст сил. Поэтому я делал все со своей стороны, чтобы остаться живым и здоровым и доказать свою невиновность. Но порой было очень и очень тяжело.

— Говорят, вы пытались продать машину, по версии следствия, в которой совершили преступление. Из двух машин вы пытались продать именно ту. Это правда? 

— За период моего владения автомобилями, как только они приобретаются, то сразу выставляются на продажу на drom.ru. Это практика в Амурской области — купил автомобиль и поставил подороже на продажу. На тот момент данный автомобиль был на продаже уже года два, когда пропала Вера. Оба автомобиля были на продаже с первого дня покупки. Следствие почему-то доставляет такого рода дезинформацию, что они якобы только после этого начали продаваться, что никто не знал о моем автомобиле.

— Они продавались и до пропажи Веры. 

— Да, конечно.

— После освобождения вы общались с мамой Веры? 

— Близко не общались, просто виделись в кругу семьи, потому что все близкие родственники.

— Тех теплых, человеческих, доверительных отношений уже нет, которые у вас были? 

— У меня нет какой-либо злости на Александру, у нее ко мне тоже нет. Я хотел доказать свою невиновность, и она по сей день хочет выяснить лишь правду, и все. Следствие часто говорит о том, что какие-то отношения, что-то еще, но, если Александра просто хочет узнать правду, это ее право. Следствие все корректирует под себя, что препятствовали следствию все родственники. Каждый, со своей точки зрения, рассказал ту правду, которая одна-единственная. Александра хочет знать правду.

— Отношения у вас остались теми же дружескими, теплыми? 

— На каком уровне они были до моего задержания на таком же уровне и остались.

— Вы не отдалились? 

— Нет.

— Какую мораль вы вынесли из всей этой трагической истории? 

— Сложный вопрос.

— Какой-то урок извлекли? Вы же что-то для себя вынесли из всего этого? 

— Сложный вопрос о морали.

— Какой урок вы извлекли и что бы вы сказали сегодня прежде всего себе? 

— За то время, когда находился в СИЗО, я немного, как и все, наверное, переосмыслил свою жизнь, понял, кто такие действительно близкие родственники, кто чуть подальше, расставил акценты. Научился бороться, понял, что борьба всегда имеет место быть в нашей жизни. Если ты борешься, то докажешь как свою невиновность, так и другие любые действия, направленные на борьбу.

— Может быть, вам сегодня что-то хочется сказать обществу о том, что у вас накопилось? Есть что сказать людям? 

— За все два года пока я находился под стражей, много говорилось о тех вопросах, которые вы спрашиваете сейчас — явка, экспертиза. С первых дней брали интервью у родственников, я говорил следствию путем заявления ходатайств вместе со своим защитником о том, почему никто не говорит о биллинге телефонных соединений. В день пропажи Веры было известно, что я находился у себя в офисе, в центре города, ни в какой Васильевке я не был. Следствие все два года об этом молчит. В биллинге телефонных соединений видно, что в день пропажи Веры я звонил, находясь в центре города.

— Даже получасового окошечка нет, чтобы вы кому-то не звонили и вам никто не звонил? 

— Может быть, минут 15—20. С учетом того, что Васильевка находится очень отдаленно, еще принимая во внимание, что и само преступление надо за какое-то время совершить, то просто нет времени для всего этого. Еще накладывается и на интернет-соединения, которые имеются из офиса, об этом все молчат. Было проведено много экспертиз, что по делу было проведено много экспертиз.

— Что значит молчат? Вы говорите, уважаемые следователи, изучите биллинг! Там все есть. 

— Я говорил, чтобы изучили биллинг, интернет-соединения, но в ответ, что все это безразлично, сеть данные экспертизы, установили совпадение ДНК. Для следствия это хорошая рабочая версия. Много экспертиз было проведено по земле — взята земля с места происшествия, колес автомобиля, ботинок. Множество экспертиз было проведено по тканям из автомобиля и найденным вещам, что нет никаких совпадений. В то же время на одежде действительно есть какие-то волокна других материалов, не имеющих отношения к автомобилю. Было проведено множество экспертиз в пользу того, что я не причастен к этому преступлению, но следствие обо всем этом умалчивает и не комментирует.

— Вы в хорошей физической форме как будто приехали из санатория или длительного отдыха, а не из тюремной камеры вышли. Как удалось не расслабиться и не раскиснуть? 

— Моральный дух, зарядка.

— Александр, вы сны часто видите? 

— Да, часто.

— Вам Вера никогда не снится? 

— Я даже не припомню, чтобы такое было. Некоторые рассказывают, что снилась, что-то рассказывала. Но мне не снилась.

 

Возрастная категория материалов: 18+