Ректор амурской медакадемии Татьяна Заболотских: «Учиться у нас сложно, а вот вылететь — легко!»

Фото: Владимир Воропаев

Династия педиатров  

— Татьяна Владимировна, вы из династии медиков или первооткрыватель? 

— Моя мама была детским врачом. Она окончила университет в Ярославле, который во время войны эвакуировали туда из Минска. Уровень преподавания был высокий. И конкурс соответственно. Мама к тому времени была уже сирота. И поступила сама, без всяких мохнатых лап, как говорится. Я пошла по маминым стопам — поступила в медицинский и тоже выбрала педиатрию. В те годы это было, наверное, самое благодарное и перспективное направление. Мне очень нравится наблюдать за детьми. 

— Какие направления в приоритете у современных студентов медвуза — все жаждут быть косметологами?

— Для этого надо пройти ординатуру по дерматовенерологии, а за последнее время Минздрав выделил нам всего два таких места. Раньше мы выпускали сколько хотели специалистов по специальностям, на которые имели лицензию. Теперь Минздрав собирает сведения со всех районов, регионов, и нам дают задание уже по потребности. В ординатуру в первую очередь выделяют места по тем специальностям, которые в дефиците. 

Но сначала мы проводим распределение у себя: интересуемся у студентов, кто кем хочет быть. Вроде бы определились, поняли, столько у нас будет анестезиологов, столько терапевтов, хирургов… Приходит студент на комиссию по содействию трудоустройству (для подтверждения, что поедет по выбранному направлению) и вдруг меняет специальность. Девчонки последнее время почему-то стремятся в хирургию, травматологию. Спрашиваю их: «Как работать будете, кости править? Пациенты бывают такие крупные, с большой массой тела». Или выстоять пять часов за операционным столом хрупкой девушке тоже тяжело. Тем не менее идут.

Мотивация студентов за последние годы изменилась. Если раньше шли лечить людей в широком смысле этого слова, сейчас многие ребята ориентированы на узкие специальности, чтобы меньше контактировать с пациентами. Работать педиатром, терапевтом или врачом общей практики мало желающих.

«Маяком в профессии для меня была мама»

— Если бы вам в студенческие годы сказали, что вуз станет академией, а вы ее возглавите, могли такое предположить?

— Расхохоталась бы и только. У меня, даже когда я кафедрой заведовала, и потом, когда уже проректором по учебной работе была, таких мыслей не возникало. Когда предложили возглавить академию, согласилась не сразу.  

— Почему вы выбрали науку, преподавание, а не практическую медицину?

—  В нашем деле всё неразрывно. Медицина — это захватывающий синтез научных знаний и практической деятельности. Когда ты клиницист, надо обязательно заниматься лечебной деятельностью. Иначе время на образование потрачено зря. Все ассистенты кафедр в обязательном порядке вели больных. И я тоже. У нас даже в зарплате было два оклада: один за преподавательскую деятельность, а второй — за лечебную. Порой слышу упреки в адрес образовательных учреждений, что они отдалены от практической деятельности. В нашем вузе такой проблемы никогда не стояло, потому что клинические кафедры располагаются на базе лечебно-профилактических учреждений. Ведешь занятия со студентами и параллельно в перерывах или после занятий ходишь смотреть пациентов. К сожалению, после оптимизации здравоохранения ситуация несколько изменилась —взаимоотношения с клиниками уже не такие тесные.

—  Это отразилось на студентах, качестве образования?

— На студентах — нет. А вот доценты, профессора кафедр… Раньше они априори считались членами любого отделения, а сейчас надо обязательно, чтобы ты был трудоустроен в клинике. Для практической деятельности преподавателям не всегда хватает объемов. По большей части они консультируют, но ассистентам кафедр, конечно, интереснее пациентов вести. Практику ты нигде не получишь. Помню, как я после аспирантуры вернулась на кафедру детских болезней в Благовещенскую городскую больницу. Профессионал реаниматологии мне заметил: «Вот походишь в подмастерьях пару-тройку или пяток лет, а потом, может быть, что-то у тебя и получится». И оказался не прав.

Так сложилось, что один из опытных врачей уехал в Китай учиться, другая доктор с опытом ушла в декретный отпуск, и я осталась одна. Аспирантура по педиатрии у меня была в пульмонологическом отделении, то есть занималась я преимущественно органами дыхания, и кандидатскую защищала по проблемам хронической бронхолегочной патологии у детей. А тут пришлось заниматься всеми пациентами: и почечных больных смотрела, и в неврологическом, гематологическом отделениях консультировала, и реанимация была на мне. Интернета тогда не было, информацию, кроме книг, черпать неоткуда. Завкафедрой помогала, но у нее самой была и наука, и учебный процесс. Для меня это был бесценный опыт лечебной деятельности.

— Кто для вас был в профессии маяком, на который равнялись?

—  Мама! Зоя Александровна Базанова. Она многие годы была главным педиатром амурского здравоохранения, начмедом Благовещенской детской городской больницы. Это первая специализированная клиника в Амурской области, которая выполняла функции областной клиники. Первоначально была просто педиатрия, а потом появились отделения пульмонологии, гастроэнтерологии и другие. Мама тогда уже ушла на пенсию — так сложились обстоятельства: надо было с моими детьми заниматься. Но мы работали со всеми заведующими отделений. Они меня знали и подсказывали.

— Удается совмещать деятельность практикующего врача с работой ректора?

— Да. Я и преподаю, и консультирую. Вести постоянно больных, конечно, уже не получается.

Преподаватель и студент — это партнеры

— С тех пор как вы впервые переступили порог медицинского вуза, что кардинально изменилось?

— Когда я училась, считалось, что преподаватели должны быть все с большим стажем работы. Убеленные сединами профессора! Нам эти люди казались такими недосягаемыми.  Сегодня отношения более демократичные: в обучении преподаватель и студент — это партнеры. На мой взгляд, только таким образом можно достичь чего-то большего. Последнее время цифровизация захлестнула всю нашу жизнь. Мы без нее уже не можем. Но аксакалы педагогики (некоторым из них уже за семьдесят) иногда испытывают трудности. Я их призываю на ученом совете: «Обращайтесь к студентам. Они вам помогут: сделают и презентацию, и всё что угодно». Молодые в этом вопросе более продвинутые.

Почему-то вспомнилась фраза покойной Елизаветы II, которую однажды спросили: «Как вы относитесь к тому, что молодое поколение в вашей королевской семье всем возмущается, так себя ведет?» Она ответила: «Если они не будут возмущаться, а мы не будем прислушиваться, прогресса никогда не будет». В любой ситуации можно найти консенсус, несмотря на разницу в возрасте. Важно понимать, во имя чего это всё делается.

— Работать стало проще или сложнее?

— Я отдала медицинской академии уже больше сорока лет. Раньше работать было гораздо проще. Не было таких требований, как сейчас: чтобы проводить образовательную деятельность, надо лицензироваться; чтобы развивать образовательные программы, надо пройти аккредитацию этих программ, а значит, нужно выполнить условия по оснащению учебных корпусов, по остепененности преподавателей и так далее. Сейчас мы в жестких рамках: если их нарушить, вуз может лишиться лицензии.

«С пациентом нужно быть на одной волне»

Кабинеты медакадемии для обучения студентов оснастили интерактивным оборудованием. Фото: АГМА

— Почему врачи уходят из бюджетной медицины?

— Из-за большой нагрузки. И отчетов много, невзирая на информатизацию. Существуют приказы, где написано: на прием пациента врачу отводится 12 минут. А в платной клинике — полчаса. Ты можешь и осмотреть пациента, и поговорить, и записать. Министр здравоохранения обо всех этих проблемах знает. И призывает, чтобы активно в поликлиниках работали не только врачи. Всю процедурную часть (довести до пациента информацию, провести его туда-то, выписать рецепт) должна выполнять медсестра. Либо сейчас привлекают помощников без медицинского образования.  

— Последние годы в обществе растет агрессия. Сколько историй, когда пациенты или их родственники в неадеквате причиняли вред медицинскому персоналу. Адаптирована ли система подготовки будущих врачей к современным реалиям? 

— Мы создали в вузе психологическую помощь. У нас есть руководители, есть ассистенты на кафедрах, которые обучены и занимаются со студентами. В первую очередь с теми, которые не могут никак адаптироваться чисто психологически к высокой нагрузке. Учеба, правда, тяжелая. На первых курсах очень много чего нужно запоминать. Некоторые студенты возмущаются: «Зачем нам всё это?» Я объясняю: «Сейчас информация укладывается у вас в голове, а наступит момент, когда вы извлечете ее из анналов своей памяти».  И гистология, и анатомия — все фундаментальные знания необходимы в лечебном процессе.

Сейчас после шести лет обучения в академии можно идти работать участковым врачом. Если хочешь, поступай в ординатуру. Интернатуры нет — ее убрали. Чтобы практиковать, нужно получить аккредитационное свидетельство. Экзамены принимают практикующие врачи на базе нашего симуляционного центра. Когда начали внедрять эту систему и проанализировали результаты всех обучений на практике, выяснилось: очень плохо будущие доктора умеют общаться с пациентами. И мы ввели в аккредитацию еще одну «станцию», где студент должен побеседовать с пациентом, выслушать его жалобы, собрать анамнез.

На первых курсах есть предмет «деонтология», где студенты разбирают этические и юридические вопросы.  Без этого сейчас никуда. Деонтология включает и вопросы психологические: как вести разговор, уметь подстроиться к пациенту.

— Что значит «подстроиться»?

— То есть надо вести себя точно так же, как и пациент, разговаривать с ним на равных. Каждый из нас болел. Приходит человек в врачу, что для него главное? Чтобы его поняли, чтобы на одной волне с ним разговаривали. Доля артистизма, если хотите, у доктора должна быть. Есть разные методики, некоторые из них я использовала в своей практике. И студентов этому обучаем.

«Наших выпускников в других регионах берут на работу с удовольствием»

— Много студентов отчисляются по собственному желанию?

— Диплом врача даже в сегодняшней системе ценностей — это в принципе престижное образование. Кого-то привлекает белый халат — красиво, кажется, что доктор вроде бы ничего такого не делает, ходит себе с трубочкой. Учиться у нас сложно, а вот вылететь — легко! Отсев по большей части происходит на первых курсах. В заявлении обычно пишут: «Я выбрал не ту профессию». Мы пытаемся проводить усиленную профориентацию со школьной скамьи. И что касается амурских ребят, это удается. Более 93 процентов наших студентов оканчивают вуз и потом остаются в медицине. 

— Конкурс высокий?

— Подача заявлений на поступление в медакадемию сейчас должна проходить через «Госуслуги». От медицинских вузов требуют, чтобы целевой прием на бюджетные отделения составлял более 50 процентов. В среднем — с учетом целевиков и льготников — конкурс составляет 6 человек на место. Но у большинства ребят нет специальной квоты — они не инвалиды, не сироты, идут по общему конкурсу — там 20 человек на место.  Сейчас ужесточились требования по окончанию учебы для целевиков. Если ты не идешь работать в медицинское учреждение, с которым заключил договор, то обязан вернуть деньги за обучение. 

— Сколько нужно вернуть?

—  Более 600 тысяч рублей. Такие условия кого-то не устраивают. К сожалению, ребята с высокими баллами целевые договоры заключать не хотят. Это, конечно, плохо.  Некоторые преподаватели вообще против того, чтобы принимать в медицинские вузы с тройками в аттестате. Но я считаю: врач — профессия, которая связана не только со знаниями, информацией, это еще психологическая устойчивость. Иногда бывает: отличник видит неотложное состояние и ему дурно: хоть самого спасай. А троечники практически все удерживаются.

Я лично против того, чтобы студентов делили на отличников и троечников. Так же и в школе: иногда повесят ярлык, и ребенок идет с ним все годы до выпускного класса. Это неправильно. Мы просто не умеем выявлять у человека способности. Приведу пример. У нас девочка училась — она, как и я когда-то, пошла по стопам мамы. Окончила академию, ординатуру, но я вижу: по педиатрии у нее не сильно хорошо получается. А потом эта девочка погрузилась в остеопатию. Сейчас замечательный специалист. И пациентам лучше. Это счастье, когда человек сумел найти себя. Многие выберут специальность — и мучаются всю жизнь.

 — Пациенты часто не доверяют молодым врачам — это из-за отсутствия опыта или подготовка слабая?

— Выпускников нашей академии в других регионах берут на работу с удовольствием. Потому что мы сохранили традиции, когда работа с пациентом занимает большую часть времени на клинических кафедрах. И аккредитационный центр помогает студентам адаптироваться, чтобы не боялись выполнять какие-то медицинские манипуляции. Вы сами представьте: надо сделать внутривенный укол или в плевральную полость человеку войти и что-то убрать. Это не каждый сможет. Страх всегда есть.  Преодолеть его помогает симуляционное оборудование. Это большое подспорье для студентов. Еще у нас до сих пор сохранились истории болезней: если ты их заполняешь, то с больным общаешься. Студенты хотят к пациентам каждый день — на одной кафедре, на другой... Это всё сохраняется. Недавно разговаривала с Сахалином. Говорят: «Ваших ребят берем с удовольствием: они практически больше подготовлены, чем все остальные». Наши выпускники и в Москве, и в Санкт-Петербурге, и за границей находят себе работу.

О науке, новациях и демократии

—  Насколько успешно осуществляется научно-исследовательская деятельность в академии? Какие направления в приоритете?

— Отдельно взятому высшему учреждению очень сложно сейчас проводить научные исследования. И особенно таким вузам, как наш — который не располагает тридцатью тысячами студентов и преподавателей. Поэтому приветствуются разные коллаборации и консорциумы: у кого-то есть оснащение, у кого-то кадры, они объединяют усилия и совместно проводят научные исследования. Мы в первую очередь работаем с Дальневосточным центром физиологии и патологии дыхания.  Пневмония — проблема из проблем для нашего региона. Учитывая, что еще и последствия коронавирусной инфекции большую роль играют, мы взяли для научных исследований две темы: ковид у беременных и постковидные изменения легочной ткани у перенесших коронавирус.

Много лет работаем с пищевыми добавками. В Приамурье есть компания «Аметис», где выпускают хорошие БАДы. Дигидрокверцетин — основа, которую добывают из даурской лиственницы. Это натуральный биофлавоноид, мощнейший нетоксичный антиоксидант с отсутствием мутагенных эффектов, «поглотитель» свободных радикалов.  На разных кафедрах проводили исследования: антиоксидант при многих заболеваниях дает хорошие результаты. Они и не могут быть плохими. То, что стабилизирует мембраны, не дает медиаторам выброситься, развиться патологии, — всегда организму на пользу. В этой лиственнице нашли же еще арабиногалактан. Китайские ученые уже этим заинтересовались. Мы много лет пытались сделать БАД лекарственным препаратом, но пока не получается.    

— Что для вас самое трудное в работе ректора?

— Труднее всего было в самом начале изменить мышление коллектива. Перемены в системе высшего образования произошли кардинальные. В академии многое надо было ломать и внедрять.  И мне выпала такая «честь» — привести всё в соответствие. Было и сложно, и болезненно.

  На виртуальном анатомическом столе Пирогова удобно изучать строение человека: все органы можно разглядеть послойно, до деталей. Фото: Алексей Сухушин

Начала с управления: наряду с ученым советом у нас теперь есть еще и стратегический совет академии. Он контролирует практически всю нашу деятельность, начиная от хозяйственной (финансы, закупки) и заканчивая образовательной — вплоть до учебного расписания. В стратегический совет вошли наиболее инициативные и работоспособные люди. Исполнители уже никому не нужны, а инициативы, к сожалению, мало. Все привыкли: руководитель сказал — я сделал. Все себя считают демократами, а как до дела доходит, до каких-то новшеств, натыкаешься на консерватизм.

— Что вы желаете выпускникам, когда они покидают стены академии?

— Чтобы они никогда не разочаровались в своей профессии, потому что профессия врача — самая лучшая и гуманная.

—  У вас возникала хотя бы раз мысль уйти из медицины?

— Было всё: и слезы, и минуты отчаяния. И мама мне говорила: «Хочешь —уходи». Но она понимала, что я этого никогда не сделаю. Я упорная. 

«Эмоциям нельзя давать волю, иначе не примешь правильное решение»

— У каждого врача есть свой «случай из практики», который хотел бы, да не забудешь.  

—  У меня тоже есть печальное воспоминание. В пульмонологическое отделение поступила девочка. Я еще в ординатуре училась, не была опытным врачом. Девочке поставили диагноз «бронхит». Сейчас, если у ребенка пневмония и выявляют патологию сердца, обязаны перевести в другое отделение. Все — узкие специалисты. А раньше было правило: пока не доведешь пациента до конца, не имеешь право его выписать. И вот эта девочка вроде бы начала выздоравливать, но в анализах крови — анемия.

Запросила карту в поликлинике. Смотрю: девчонке десять лет, а она каждый месяц болеет.  Постоянная бледность, сердце увеличено в размерах. Не знаю почему я решила проверить функцию почек. Оказалась, что у ребенка почечная недостаточность. Зарылась я в книжках. Разложила все синдромы и симптомы по времени появления — наследственная патология. Вызвала маму. Она пришла с пятилетним мальчиком. Я рассказала, что такая ситуация, такой-то может быть исход. Говорила мягко. Мама так на меня разозлилась: «Что, мне ждать, когда она умрет?!» 

Тогда я впервые поняла: как только ты будешь вестником тяжелого диагноза, тебя возненавидят. С этим надо как-то жить и спокойно все воспринимать. Потом я уехала в аспирантуру, а через два года возвращаюсь: девочка умирает и мальчик в тяжелом состоянии. Он тоже погиб. Самое ужасное, что в этой семье родилась еще одна девочка — и третьего ребенка родители тоже потеряли. Тогда на это смотреть было тяжело, а с возрастом вообще рыдаешь. Но эмоциям в нашей профессии нельзя давать волю — иначе не примешь правильное решение.

— Что-то изменилось с тех пор — у детей с таким диагнозом есть шанс?

— Сегодня у нас есть возможность проводить гемодиализ, искусственно очищать организм от шлаков и токсинов. Ведь основная функция почек — это непрерывная фильтрация крови, поэтому их часто ассоциируют с понятием «второе сердце». Диализ за последние годы усовершенствовался, стал более безопасным и доступным. Если есть возможность для трансплантации, делают пересадку донорской почки. 

— Хорошо, у кого родственник — врач, есть к кому обратиться. А что по этому поводу думают сами доктора?

— Лечить своих родных очень сложно, особенно детей и внуков. Казалось бы, банальная респираторная вирусная инфекция, а у тебя в голове сомнения: «Нейротоксикоз… токсическое поражение… пневмония?!» Пример из собственной жизни. Мама же моя — очень опытный педиатр. Когда у меня вторая дочь родилась, после года ей пришлось оставить работу, чтобы сидеть с внучкой. Была такая необходимость. Однажды звонит моей подруге — врачу, с которой мы на одной кафедре работали: «Слушай, вот что мне делать, как быть?» Та отвечает: «Зоя Александровна, вы же сама врач». А мама: «Какой я тебе врач?! Я бабушка». Этим все сказано.    

«Медицина — это вечная специальность»

— Если бы не медицина, то что?

— Я вообще-то хотела быть переводчиком с китайского и японского языка. Собиралась ехать во Владивосток поступать. Однажды сидим с папой — он никогда на меня не давил, а тут говорит: «Знаешь, дочь, медицина — это вечная специальность».  Я всё поняла.  

— Это правда, что медики болеют не так, как все остальные?

— Правда. Зачастую диагноз у нас, медиков, почему-то установить сложнее.    

— Что любите делать в свободное время?

—Смотреть детективы. Отвлекающий фон, ни к чему не обязывает.

— Смотрите фильмы про врачей?  

— Недавно смотрела сериал «Тела».  Сначала думала: детектив, а это медицинская драма о работе акушерской клиники. Клинические случаи хорошо представлены, и там еще идут интриги между врачами. Думаю, как это всё знакомо…

— Вы стойкий человек?

— Скорее да, чем нет. Мне иногда говорят: «Не каждый мужик выдержал бы те испытания, которые выпали вам. Давно бы ушел». Я и после пятилетнего,  после десятилетнего срока на посту пыталась найти на должность ректора медакадемии мужчину. Никто не согласился. 

— Как успокаиваете себя в трудные моменты?

— Когда тяжко приходится, думаю про себя: «Это всё не со мной».

Возрастная категория материалов: 18+