Александр Ярошенко

Елена Яковлева: «Эпатажных всегда сторонюсь»

«Меня часто упрекают, в том, что интервью не даю. Тут дело тонкое, бывают моменты, что вообще разговаривать не хочется, а бывает, хочется выговориться, появляется такое, чем хочется поделиться», — так начинался несколько лет назад наш разговор «за жизнь» с актрисой Еленой Яковлевой в одном из китайских ресторанчиков приграничного Благовещенска.

Фото предоставлено автором

«Занижала себя провинциальностью»

Воспоминания детства? Это некое одиночество, которое всегда присутствовало. Быть дитем военного — это трудно: папа все время менял место службы, мы всегда куда-то переезжали, я в школе была в разряде вечных новеньких.

Подружки появлялись. Только сдружишься, как снова приходилось расставаться. Слезы, обещания писать часто и вечно. Но все это по-детски быстро заканчивалось, потом я стала в эти переезды играться. Это стало интересной игрой, по типу «кто на новенького»?

Я поменяла не меньше десяти школ, а сколько мы сменили казарм, флигелей и квартир — счету нет.

Но друга или подруги детства у меня не было, все из-за этих бесконечных переездов. Что я видела? Утром в школу, вечером возвращаешься из школы.

Я поменяла не меньше десяти школ, а сколько мы сменили казарм, флигелей и квартир — счету нет.

Отставала от школьной программы, потом нагонять все было очень сложно. Особенно тяжело было с точными науками, честно говоря, я потом уже и не старалась. С ними у меня беда и по сей день. Но в тех вечных переездах детства было и много прикольного: новые девочки-подружки, новые мальчики, которые нравились. Было и чувство вечной новизны — новые тетрадки и книжки. Казалось, что с каждой новой школы начнешь новую жизнь.

Артистка… Сколько себя помню, хотелось быть всем. Потом пришло понимание, что единственная профессия, которая в себе это «все» совмещает — актерская. Ты можешь быть и библиотекарем, и космонавтом, врачом и следователем, монахиней и преступницей. Кем угодно. Знаете, в городках моего детства театров не было, и все спектакли я смотрела по телевизору. Но как смотрела! Как завороженная, почти не дышала. После окончания школы я не могла поступить в театральный институт по одной причине — у родителей не было денег отправить меня в Москву. Пришлось пару лет поработать.

Помню, получила отпускные и расчетные, которых мне хватило на первое время моей московской жизни. Стояло лето 1980 года, Москва встретила безумной чистотой, порядком и малолюдьем. Я первое время покупала финскую колбасу «Салями», которая мне казалась вершиной вкуса.

Я долго не могла избавиться от того, что не москвичка, что из провинции, что мне неловко и многое не по плечу.

Кстати, Москва меня не сразу приняла и по моей вине. Я долго не могла избавиться от того, что я не москвичка, что я из провинции, что мне неловко и многое не по плечу. Занижала себя сильно и этим самым себе же вредила в конечном итоге.

Посмотрите вокруг. Больше всего в столичной жизни добиваются те, кто приехал из провинции и сам себя сделал.

Я так и не смогла привыкнуть к тому, что в Москве так часто можно увидеть грязные окна. В Сибири, например, грязных окон не найдешь. Там геранька на подоконниках и занавесочки веселые. Окно — это лицо дома, на которое все смотрят. Москвичи это часто объясняют ритмом жизни, который присущ мегаполису.

Доллары в глазах и широко расставленные локти? Я этого не вижу по одной простой причине: я не хожу на тусовки, у меня нет на них времени. Тусовки — это безумно сложная работа. Нужно оббежать все магазины, чтобы что-нибудь на себя напялить, для того, чтобы быть в тренде. Ведь встречают по одежке, как ни крути. А менталитет людей тусовки?! Его же тоже надо соблюдать…

«Интердевочка» — большой кусок моего счастья…»

Картина «Интердевочка»… Вы тоже не получите премию, которую я пообещала тому журналисту, который про нее не спросит. А если серьезно: эта картина — большой кусок моего счастья. Если бы не было той роли, то не было бы и меня сегодняшней, и мы с вами не разговаривали бы.

Парадокс этой картины в том, что о ней говорили все, но меня на улице никто не узнавал. Помню, один раз ехала в такси и таксист спрашивает меня: «А ты смотрела «Интердевочку»? Классный фильм…»

Я едва не закричала ему: «Ты что, меня не узнаешь? Ведь это я там снималась…»

Парадокс этой картины в том, что о ней говорили все, но меня на улице никто не узнавал.

На съемках у меня перед глазами был только один человек — Петр Ефимович Тодоровский, режиссер фильма. После картины «Военно-полевой роман» я его полюбила невероятно. И также невероятно жалела о том, что на несколько лет позже родилась. Я бы реально билась за роль в той картине, она мне до безобразия близка. Встреча с Петром Ефимовичем — это самое настоящее чудо. Господь просто услышал все мои мольбы. О другом я его и не просила.

Проститутка моя героиня или не проститутка — мне было неважно. Главное — работать с Петром Ефимовичем. И когда снимались в этом фильме, мы не думали, что из этого получится. Просто делали свою работу. Вечерами после съемок мы с Петром Ефимовичем пели песни, все было интеллигентно и просто здорово.

Настоящим чудом на съемочной площадке была Люба Полищук, мы на нее смотрели как на суперзвезду. Она была безумно красивая и безумно талантливая и вела себя как настоящая звезда. В хорошем смысле этого слова. К нынешним «звездам» очень часто хочется поменять первую букву.

Что такое Люба Полищук? Непередаваемое. Она заходит, и с ней все здороваются. Она со всеми общается просто и достойно, но у тебя ощущение, что ты стоишь около звезды. И ничего с этим ощущением поделать нельзя. Таких актеров и актрис на моем веку было немало. Слава тебе, Господи.

Настоящим чудом на съемочной площадке была Люба Полищук, мы на нее смотрели как на суперзвезду.

Честно скажу, что артистам дружить очень сложно. Профессия наша конкурентная и зависимая. Внутри сидит какое-то ощущение: почему ты, а не я? Почему он тебя позвал, а не меня? Хотя мы все разные люди и каждому из нас на роду написано свое. Часто бывает, встретишься с коллегой, поговоришь, а если еще разговор под рюмочку, то многое услышишь. Потом думаешь, что больше встречаться и не надо.

Цена известна многим, но мне проще руку подать человеку, хотя знаю, что стоит за его улыбкой и за комплиментами. Обычно бывает так, что после четырех-пяти рукопожатий человек ломается и уже не считает тебя своим врагом. Мне очень тяжело чувствовать, что человек держит меня во врагах. Очень!

Про безумную странность

Когда прихожу на съемочную площадку, я со всеми знакомлюсь. Со всеми без исключения. Мне очень важно, когда я вхожу в кадр, чувствовать, что все смотрят на меня с приязнью. Когда неприязнь — работать очень трудно. Боже сохрани чувствовать себя главным персонажем, которого все обслуживают.

С людьми нужно только на равных. Это не потому, что я сейчас взрослая и стала мудреть. Нет, я всегда была такой. Меня многие упрекают, что нельзя быть такой — простой со всеми, дескать, надо быть выше. Ты же артистка, зачем тебе с осветителем конфеткой делиться.

Боже сохрани чувствовать себя главным персонажем, которого все обслуживают.

Есть ли у меня нерукоподаваемые люди? Если только Никита Джигурда и Стас Садальский. Я таких людей немножко побаиваюсь, эпатажных всегда сторонюсь. Не знаешь, какой кинжал от него ожидать. А зачем мне их кинжалы?.. Я не понимаю природу эпатажа.

Вот странности Иннокентия Михайловича Смоктуновского мне очень интересны. Надо было видеть, как он курил, как он с пожарными общался.

Помню, как я снималась с ним в картине «Сердце не камень». Он был точно такой же, всех замечал и всех уважал, но в нем еще была какая-то безумная странность. Я бы очень хотела ее приобрести, но она не приобретается. Либо дано, либо нет. Честно скажу, что даже пыталась что-то подобное придумывать. С завтрашнего дня глаз у меня будет с поволокой, и я буду смотреть в даль светлую. Но это все карикатурно немножко или не немножко. Жить и играть — разные вещи.

Вернусь к Смоктуновскому. Он говорил мне на съемках: «Ленка, пойдем, покурим». Я шла, у него были сигареты «Мальборо» — сумасшедший дефицит в то время. Он был заядлым курякой. По-особому держал сигарету, подзывал голубчика-пожарного и так проникновенно ему что-то говорил, тот безропотно разрешал ему курить прямо в павильоне. Стоял рядом с ведром, полным воды.

Я, как курильщица, знаю, что такое никогда и никому не позволялось.

Вернусь к Смоктуновскому. Он говорил мне на съемках: «Ленка, пойдем, покурим».

Мешают ли мне жить сигареты? Безусловно. Но скажу, что сегодняшний закон против курильщиков слишком жесток. Курить везде запретили, а мест для курения не создали. Ну нельзя так относиться к миллионам людей. Еще Анна Ахматова говорила, что курение — это цепь унижений. Так что лучше не курить.

«Я принята в «Современник» — ужас!»

Когда шла на показ в театр «Современник», то вообще не волновалась. Не потому что такая самоуверенная, просто была уверена — не возьмут. Нам, студентам, четко сказали, что нет прописочного лимита и иногородних никого не берут в столичные театры. То, что Москва не резиновая, говорили еще в те, советские годы. До этого я уже прошла несколько столичных театров, и все было несерьезно. Предлагали ради прописки даже фиктивно выйти замуж. Одна надежда была на то, что кто-то из режиссеров провинциальных театров обратит внимание и предложит работу.

Когда мне сказали, что я принята в «Современник», то первое состояние, которое я испытала, был ужас. В это поверить было невозможно. Говорили, что это был единственный случай в истории театра, когда худсовет единогласно проголосовал за мою кандидатуру. Не скрою, приятно было это слышать.

На всю жизнь запомнила, как к нам в общежитие позвонил руководитель нашего курса Владимир Андреев, как я кубарем летела с четвертого этажа на вахту к телефону.

Когда мне сказали, что я принята в «Современник», то первое состояние, которое я испытала, был ужас.

«Лен, Галина Борисовна Волчек просит тебя завтра к 10 часам вечера зайти к ней в кабинет», — сказал Андреев. Я чуть не умерла после этой фразы. Как жила ночь и весь следующий день до десяти часов вечера, вы себе даже представить не можете.

Я кругами ходила по Чистым прудам вокруг театра часов с шести вечера. Зашла в кабинет к Галине Борисовне, она мне дает репертуар на месяц и говорит: «Ходи и смотри все спектакли, контрамарки возьмешь на служебном входе». Я вышла на улицу с ощущением того, что мне просто повезло и мне дали возможность месяц посмотреть спектакли в театре «Современник», вот и все. Ну, где я, а где «Современник»?! Мне даже страшно было об этом думать. Я ходила на все спектакли как на работу. Самое фантастическое, что со мной все здоровались. Думала: «Боже, сам Гафт мне говорит: «Здрасьте». Кваша, Ахеджакова, Неелова, все со мной здоровались. Мое состояние было близким к обмороку.

Даже когда мне в отделе кадров театра выдали красную книжечку, в которой было написано «актриса» и действительна эта книжечка была на целый год, я все равно не поверила до конца в это счастье.

Только когда вывесили план репетиций, в котором у меня были расписаны репетиции в спектакле Галины Борисовны Волчек «Двое на качелях», я стала понимать и осознавать, что это все серьезно. Когда сыграла этот спектакль, меня практически все сравнили с Татьяной Лавровой, с первой исполнительницей этой роли.

Был успех. Но я потом ушла из «Современника». Почему? Молодость, глупость, некий сквозняк в голове. Мне говорили, что ты тут будешь делать? Посмотри, сколько тут замечательных артисток, которые в самом актерском соку, они и будут играть. Ну, соблазнили, и я ушла в театр имени Ермоловой на целых три года. Все обещания, естественно, остались обещаниями.

Галина Борисовна Волчек никогда никого второй раз в театр не брала. У меня опять случилось исключение. Мне позвонили из «Современника» и спросили, не могу ли я вернуться в спектакль «Двое на качелях», на разовые работы. Я, естественно, согласилась. Пришла к директору театра, мы с ним оговорили все нюансы. Выхожу из директорского кабинета, напротив кабинет Галины Борисовны, в который дверь открыта. Она сидела за столом, и глаза наши встретились. Я поздоровалась, она ответила и пригласила зайти.

Но я потом ушла из «Современника». Почему? Молодость, глупость, некий сквозняк в голове.

«Ну что, поняла, что ошиблась?» — спросила она меня. Поняла, ответила я и расплакалась. Галина Борисовна тоже прослезилась, мы обнялись. И все! Снова пошла работа. Работа и еще раз работа, и никто никогда в жизни этот момент больше не вспоминал и предательницей меня не называл.

Почему снова ушла из «Современника»? Все взрослеют, и театр уже стал не тот, который я безумно любила. В последние годы театр стал резко меняться и не в лучшую сторону. Он стал абсолютно другим, таким, как все. Раньше артисты к театру относились как к лаборатории, очень честно. Спектакль так спектакль, и никаких замен быть не может, никаких болезней. Бывало, что полуживые на сцену выходили.

Потом все это куда-то ушло. Можно заменить спектакль, можно заменить артиста без режиссера. Стало возможным заменить спектакль по какой-то отвратительной причине. Вот так этот стакан непонимания наполнился — и через край. Терпеть все это стало просто невозможно.

Вот я села и подумала, а зачем все это терпеть? Жизнь-то очень короткая. И потом, за последние семь лет мне не дали ни одной приличной роли. Те, что давали, их нельзя было поставить в один ряд с теми ролями, которые я играла раньше. Спектакли я играла по двадцать лет, а хотелось чего-то новенького.

Стало возможным заменить спектакль по какой-то отвратительной причине.

Ведь я уже заняла какую-никакую нишу в театре. Ненавижу слово «нишу», но говорю. Какой-никакой профессионализм у тебя есть, и ты уже какая-никакая, но артистка. Но о тебе не думают. Свои самые лучшие годы я просидела и прождала. Пошла в одну антрепризу, потом в другую с одной надеждой, что заметят, что я есть.

Я, конечно, хорошо играла 28-летнюю девочку больше 18 лет в спектакле «Мурлин-Мурло». И когда мне партнер кричал: «Вижу, девке 28 лет, а она все без мужика мается!», я уже сама себе кричала: «Не верю!» А спектакль «Пигмалион»?! Уже Валентин Гафт отказался играть, ввели Сергея Маковецкого. А я все играла… Противно до отвращения. Знаете, аплодисменты зрителей не всегда значат, что ты хорошо существуешь на сцене, это просто они тебя любят.

Скажу вам честно, как на духу: «Без театра не трудно». Это, наверное, потому у меня была в театре очень хорошая жизнь, просто до безобразия хорошая.

Галина Борисовна мне говорила, что она не понимает, почему я ухожу из театра. Я ей даже в глаза посмотреть не могла. Я понимала, что она даже и не думала об этом… Я приняла решение закрыть эту дверь в надежде, что откроется новая.

Скажу вам честно, как на духу: «Без театра не трудно». Это, наверное, потому у меня была в театре очень хорошая жизнь, просто до безобразия хорошая. До определенного времени. Мне жалко только то, что такого «Современника» больше нет. Вот и все.

«Ты звезда, а я собак выгуливаю…»

Сегодня мой телефон звонит намного чаще, и открытых дверей много: входи, входи. Но проблема в том, что открыть новую дверь и войти в нее намного сложнее, чем я думала. Это все к поговорке про то, что обожжешься на молоке, дуешь на воду. Я безумно благодарна тем театрам и тем режиссерам, которые меня приглашают. Но вливаться в театральный коллектив, как когда-то в «Современник», я уже не буду.

Обидно видеть и слышать ту грязь, которая полилась после моего ухода. Я же молчала, как партизан в засаде. Я же ничего плохого не сделала, просто ушла и все. Я же не крепостная актриса. Поэтому сходиться, а потом, если придется, вот так расставаться с театрами уже не хочется.

Все бывает, иногда в нем прорывается актерская жила: «Конечно, ты звезда, а я тут собак выгуливаю…»

Трудно ли с мужем-актером жить под одной крышей? Бывали периоды очень нелегкие. Я поступала мудро, всегда Валере говорила, прежде чем к чему-то приступить: как ты скажешь, так и будет. Хотя, конечно, решение уже было принято мной… Как будто мы это решение принимали вместе, и поэтому он часть ответственности брал на себя. Я снималась, а он порой сидел дома с ребенком и выгуливал собак. Провожал, встречал и ждал. У нас до сих пор так.

Все бывает, иногда в нем прорывается актерская жила: «Конечно, ты звезда, а я тут собак выгуливаю…» Но я знаю, что это не его сущность заговорила, а минутная человеческая слабость.

Бывает, говорю ему: «Валера, вот есть сценарий, я в нем играю, посмотри себе какую-нибудь роль, я поговорю с режиссером». — «Нет! Никогда в жизни!» — говорит он. Тут уже мужские амбиции лезут наружу.

Сын? Популярность, которая обрушивается на маму, бьет больно по ребенку, и в какой-то момент ребенку перестает нравиться, что его воспринимают как сына такого-то или такой-то. А потом, сколько близким приходится слышать и читать ерунды, которую пишут про популярную маму или дочь. Мой сын просил меня встречать его из школы за углом, чтобы лишний раз меня не видели. Как-то со своим Денисом я поехала в московский зоопарк. Иду с ним, разговариваю, общаюсь. Но это удавалось слабо, люди постоянно просили автографы и разрешения сфотографироваться со мной.

Возвращаемся домой, он и говорит: «Вот, люди будут показывать фотографии с бегемотом, с жирафом и с мамой моей». И столько в этом было обиды. Мне стало страшно от того, что в его маленькой голове происходили такие вещи.

Мой сын просил меня встречать его из школы за углом, чтобы лишний раз меня не видели.

Денис всегда пытался утвердиться в своей самостоятельности и бывало, что совершал ошибки и глупости. Еще момент: меня часто не было дома, съемки, гастроли, репетиции, возвращаешься домой с чувством вины перед ребенком.

Пытаешься эту вину загладить подарками, какими-то материальными благами. Тоже протест в ответ. Он носит самую простую одежду и обувь.

Боже сохрани, никаких брендов. Кроссовки «Дольче и Габбана» — никогда! Догадываюсь, почему: чтобы не сказали, что ты, мол, сын Яковлевой…Я бегала по заграничным магазинам, выискивала ему самое хорошее, но в ответ протест. У него в гардеробе все самое обыкновенное. Белая майка, черные джинсы. Но, слава богу, сейчас у нас нормальные отношения. Нормальный парень получился.

«Колченогая мебель и бешеные миллиарды»

Фото предоставлено автором

Жизнь за окном? Не дай бог я начну ее понимать. Если я открою это окно и целиком окунусь в эту жизнь, то сдохну. От жалости к людям, от того, что с ними делают. То же самое делают и со мной, но я больше зарабатываю и больше независима.

Если бы попала в ряды наших думцев, я бы с ними дралась день и ночь, кидала бы в них камнями, и меня бы просто убили. Как можно издавать законы, полные ерунды, бороться с курильщиками не там, где надо. Или с гей-пропагандой, когда вокруг столько нищеты и запредельного.

Наводнение на Дальнем Востоке — без слез смотреть невозможно было на эти кособокие домишки, на колченогую, убогую мебель и слышать про какие-то бешеные миллиарды, которые ушли и уходят не понять куда. Когда я увидела, как к затопленным хатам подъезжала лодка с ящиком для голосования, я просто рыдала от этой меры цинизма. Когда накрашенная тетка совала бабке урну для голосования вместо помощи, от вида всего этого, думала, сердце разорвется.

Популярность моя меня не раздражает, я спокойно хожу по улицам. Фотографы и автографы — это часть актерской профессии. Иди в бухгалтеры, сиди в офисе, и никто тебя не будет фотографировать. Не понимаю актерского лукавства, когда начинают жаловаться, что они устали от внимания людей. Врут.

Думаю, что нигде, кроме России, жить не смогу, если меня спросят: «Куда ты, Лена, хочешь съездить — в Австралию или на Камчатку?» Выберу Камчатку. Там такая мощь, такая дикая природа. И все без людей, и до безобразия много медведей. Душа там лечится.

Чего от жизни хочу? Найти своего режиссера, который бы поставил на меня хороший спектакль. Сценариста хорошего встретить хочу, который бы написал на меня хороший сценарий для фильма.

Не понимаю актерского лукавства, когда начинают жаловаться, что они устали от внимания людей. Врут.

Если доведется встретиться с Богом? Я однажды после наркоза улетала в трубу, ощущения — как на Камчатке. Это безумное блаженство света и звука.

Потом очень яркий свет, который не режет тебе глаза, и я видела дядечку с белыми волосами, спокойный такой. Я ничего ему не говорила. А он мне сказал «Возвращайся обратно, тебе еще сына нужно поднять»… Я и вернулась. Сказать мне ему нечего, он и так все знает.

Из биографии

Елена Яковлева, народная артистка России. Входит в число одной из самых популярных отечественных актрис. Снялась в более чем 70 фильмах, среди которых «Интердевочка», сериал «Каменская», «Анкор, еще Анкор».

Обладательница национальных кинопремий «Ника» и «Золотой орел». Замужем за актером Валерием Шальных.

***