Фото: kinopoisk.ruФото: kinopoisk.ru

В сделанную на макетах, компьютерах и прочих декорациях масштабную беду зритель должен поверить, должен забыть, что он в безопасности и не отрываться от экранов. Говорят, это лучше всех раньше делал Эммерих, но устал. Мэтр, впрочем, страдал тем же недугом: точно так же бегали у него по экрану безутешные семьи, терялись логичным и находились абсолютно неестественным образом, беспрестанно обнимаясь, целуясь и рыдая. Половина «Разлома» состоит именно из таких, достойных беспощадного выбрасывания в помойку сцен. Только герои здесь еще успевают вымыться, причесаться, погладить одежду и, возможно, спрыснуться парфюмом в перерывах между подземными толчками. Магнитуда их тем временем «самая высокая в истории», небоскребы падают, знаете ли, но крепче полуразвалившейся семьи в округе нет ничего.

Глава семьи в исполнении Дуэйна Джонсона представляет собой именно то, что всю свою пострестлерскую жизнь играет этот огромный мужик. Собственно, понять, зачем на эту роль взяли именно его, удается только в самом конце — так-то управлять вертолетом, самолетом, лодкой, автомобилем и т. д. мог бы и какой-нибудь хлюпик. А вот для того, чтобы десять минут плавать под водой, не снимая армейских ботинок, при этом разговаривать и устранять завалы (все это под водой), нужен культурист. Заметим, что вышеупомянутыми транспортными средствами герой управляет при помощи знаменитого «Ну давай! Давай!», причем ближе к концу этот метод он успешно применит и на собственной умирающей дочери. Еще у него есть жена, уходящая к миллиардеру, и это, наверное, самая убогая роль Карлы Гуджино. Ну и та самая дочь.

Создавая образ дочери, сценаристы решили все-таки немножко поработать —  девушка из колледжа Блэйк, способная в экстремальной ситуации не болтаться ноющим балластом, а действовать, смотрится довольно оригинально. Александре Даддарио образ удается отлично до тех пор, пока она в деле. В паузах Блэйк превращается в стандартную безликую дочь, такую же, как ейная мать — лица из памяти стираются; кто там куда ехал до землетрясения, непонятно; «папа, вернись в семью». Папа бы и рад, но пока он летает на вертолете, спасая висящих на веточке над пропастью (буквально!) девиц, а в это время миллиардер запустил свои вкрадчивые щупальца и утягивает семейство к себе. Потом он окажется трусливой шкурой, и будет справедливо прихлопнут контейнером во внезапной комической сцене. Ну и правильно, ведь и до землетрясения было непонятно, почему Дуэйн (известный как Скала) Джонсон просто не оторвет ему рукой голову.

Вся эта сладкая вата не зря: к середине фильма становится понятно, что в Сан-Франциско, гибнущем от ужасной катастрофы, ни одного мало-мальски значимого человека нет. Спасатель-папа, к примеру, узнав о землетрясении, летит не на работу, он жжет казенную горючку в поисках сначала вероломной жены, затем — боеспособной дочурки, успевшей к тому времени закадрить красавчика, оснащенного славным таким младшим братиком. Это и понятно: где-то по соседству высится целый сейсмологический научный институт, сотрудники которого, время от времени ловко спасаясь от толчков под столами, научились предупреждать о сейсмических явлениях за две-три минуты до того, как они произойдут. Но их «никто не хочет слушать» — ну так и провалитесь вы со своим Сан-Франциско! Он и проваливается, причем местами очень впечатляюще. А когда дело доходит до цунами, хочется пожать режиссеру Пейтону и оператору Йедлину руки.

Катастрофа сделана по правилам, то есть по нарастающей: разрушение дамбы Гувера в самом начале выглядит несколько смехотворно, но стоит потерпеть. Впрочем, терпеть это очень трудно, ведь Джонсон постоянно скалится на весь экран, а вместо спасения мира, города и, как заявлялось, жанра, получается спасение плохо собранной ячейки общества на фоне сотен тысяч и миллионов трагедий. Американскому зрителю проще — для него подготовлена финальная сцена, от которой любого другого зрителя выташнивает в ведерко из-под попкорна, после чего он на нетвердых ножках идет к выходу. Ведь создатели эпической катастрофы в очередной раз решили, что вот этот ворох идиотских стереотипов и штампов, накопленных опытом мирового кинематографа, зритель примет за оригинальный сценарий. И вместо возрождения жанру нанесен еще один неслабый удар.

Возрастная категория материалов: 18+