«Спрятался» от юбилея
— Павел Григорьевич, поздравляем вас с юбилеем. Расскажите, как отметили?
— Спасибо! Я не устраивал никаких пышных торжеств с застольями и тостами, потому что не считаю это важным. Я «спрятался» — уехал из Москвы и провел праздник со своими близкими.
— У вас много престижных наград. Как вы к ним относитесь, что они для вас значат?
— Вопрос традиционный, но на него, как ни странно, трудно ответить. Конечно, когда я в работе, то не думаю ни о каких наградах. Но мы же делаем картину не для себя, а для зрителей. Поэтому важно то, как они принимают наши фильмы, как к ним относятся критики, что про них говорят на фестивалях. Так что сказать, что меня это вообще не волнует — это неправда. Когда ты получаешь престижные награды, когда участвуешь в национальных и международных фестивалях — это радость. И осознание небесполезности того, чем ты занимаешься.
Чувство времени
— Есть ли у вас ностальгическое отношение к прошлому? Когда вам интереснее работалось?
14
октября 1946 года родился Павел Чухрай
— Конечно, радостнее и интереснее мне работалось и жилось в молодости. Самые яркие воспоминания — это воспоминания детства и юности. Это время ты чувствуешь лучше, чем другое — во всяком случае, у меня так. Поэтому мои фильмы очень часто рассказывают о времени или моего детства, или молодости: ты с этим был больше эмоционально связан, ты лучше понимал окружающую жизнь. В зрелом возрасте ты от многого отрываешься, ты живешь опытом. Это для художника и хорошо, и плохо… А с точки зрения работы — в советское время у тебя было много различных преград в виде цензуры и прочего, которые не давали совершенно свободно рассказывать о том, что ты хочешь людям сказать. Но это не означает, что я делал что-то неискренне. Я, например, никогда не врал. Но просто знал, что вот этого нельзя и того нельзя... Например, по безобидной картине «Клетка для канареек» я в 80-е годы получил двадцать одну поправку от Госкино: «Сменить финал, переменить то, это…» Можно просто было выкинуть картину и снять другое. При этом там ничего такого ведь не было…
«Не ошибиться с артистом»
— Кого из современных артистов вы как режиссер можете выделить? С кем бы хотели поработать?
— Есть большое количество замечательных актеров, с кем я еще не работал. Их можно бесконечно перечислять. И, конечно, есть те, с кем работал и с удовольствием сделал бы это еще: Евгения Добровольская, Сергей Гармаш, Алена Бабенко, Владимир Машков, Сергей Маковецкий, Юлия Пересильд, и так далее... Я их всех люблю по-настоящему. Мне было с ними очень хорошо работать. Надеюсь, что и им со мной тоже. Может быть, нелегко, но мы всегда встречаемая не просто как друзья, а как ближайшие родственники.
— Как выбираете артистов на роли?
— Трудно. Особенно когда ты пишешь сценарий и сразу представляешь себе человека, какой он должен быть. А потом ты приходишь в реальность и понимаешь, что такого человека нет. И надо выбрать из тех, кто есть. Талантливых, замечательных, но других. И надо выбрать, кто больше подходит. Это сложно. Потому что и этот подходит, и этот, и они все отличные... В кино, в отличие от театра, нужна еще и психофизика. Знаете, иногда смотришь телевизор, видишь человека, например политика. Ты смотришь на него и слушаешь то, что он говорит, и не веришь ни одному его слову. Хотя, казалось бы, он говорит все ровно то же самое, что и другой человек, но почему-то ты ему не веришь. Потому что он не органичен. Так вот, задача режиссера — не ошибиться с артистом: выбрать такого, чтобы ему верили зрители.
Искусство возможного
— Импровизацию на съемочной площадке любите?
— Да, очень люблю, но до определенной степени. Если я чувствую, что что-то не ложится — значит, переделываем. Я люблю делать разные дубли: когда мы сыграли по одному, потом говорим с артистом и решаем, что — всё, давай иначе сделаем! Часто это помогает. Мне нравится, когда есть варианты.
— Не было идеи снять новую версию «Водителя для Веры» или «Вора»? Сейчас модно делать ремейки на кассовые фильмы.
— Нет, таких мыслей не было. У меня была идея после «Водителя для Веры» сделать телевизионную картину. Такое продолжение про некоторых героев, про тех, кто остался в живых, и как складывалась их жизнь, мне было интересно это сделать. Но что-то не сложилось, и я недолго горел этой идей. Вообще, понимаете, я все время работаю. Когда не снимаю — я пишу сценарии. Я этим живу, мне это интересно. Но бывают ситуации, когда ты написал сценарий, но деньги на этот фильм не нашел. А через пару лет тебе уже скучно это делать, потому что меняется время, и ты сам уже другой, появляются другие идеи и сценарии, и ты уже пытаешься сделать что-то с ними. Правда, я сейчас снимаю фильм по сценарию, который был написан десять лет назад, но его пришлось модернизировать. Просто ситуация так сложилась, что у меня получилось его снять.
— Вам не жалко этих сценариев, которые так и не увидели жизнь?
— Знаете, конечно, жалко… Это твой труд, твои мысли, твои чувства. Но проходит время — и я к ним не возвращаюсь, потому что я бы уже просто написал все это по-другому.
Поправка на пандемию
— Расскажите про фильм, над которым вы сейчас работаете?
— Я не могу рассказать по условиям контракта. Но некоторые подробности озвучу. Это эпоха 49—57-х годов прошлого века. В этом промежутке мои герои действуют, влюбляются, живут, у них свои драмы, но финал хороший. Называется фильм «Воробьиное поле».
По безобидной картине «Клетка для канареек» я в 80-е годы получил двадцать одну поправку от Госкино: «Сменить финал, переменить то, это…» Можно просто было выкинуть картину и снять другое.
— Пандемия влияет на вашу работу?
— Да. И в моей работе, и в работе коллег, да и во всем мире произошли изменения. Были даже драматические моменты, когда по проекту у нас были утверждены актеры, причем не только российские, а еще и немецкие, и английские. Мы должны были снимать в Прибалтике и в Европе. И вдруг — пандемия! Даже продюсеры не понимали: какие и на каких условиях можно подписывать контракты, как вообще все это соблюдать и придерживаться договоренностей? Все остановилось! Пришлось изменить сценарий и сюжетные линии — снимаем только в Москве. Конечно, потом что-то стабилизировалось, но менять нам что-то снова уже не имело смысла.
«Учить правде»
— Сейчас считается, что мало снимают фильмов для подростков, молодежи.
— Фильмы для молодежи снимаются, и снимают их молодые режиссеры. Так как они чувствуют молодежь. Эти фильмы очень часто не нравятся старшим, их часто критикуют за что-то неправильное. Но я боюсь, что никто точно не знает, как правильно или неправильно. Если молодых людей учить правде, морали и не лгать им, то они не вырастают циничными и дальше сами разберутся, как им жить в этой жизни.
— То есть нужно правильное воспитание?
— Меня часто спрашивают: «Когда вас папа (кинорежиссер Григорий Чухрай. — Прим. авт.) воспитывал, что он вам говорил?» Но он меня не воспитывал в таком понимании, что правильно, а что неправильно. Он мне говорил про жизнь: что он презирает, что он ценит в людях, что такое человеческое достоинство, что такое правда и что такое ложь. Вот и всё. Весь секрет в этом.
Фото Вадима Тараканова
Возрастная категория материалов: 18+
Добавить комментарий
Комментарии