«Современные мужчины не хотят быть хирургами»

В отделении гинекологии АОКБ проводят более тысячи операций в год. Фото: Дмитрий Тупиков

— Ольга Степановна, представительницы слабого пола в вашей профессии, как оказалось, часто сталкиваются с дискриминацией. Многим коллеги-мужчины прямо говорят: сложные операции — не женское дело, идите в терапевты. И цитируют обидную поговорку: «Женщина-хирург — не женщина и не хирург». Что вы думаете по этому поводу?

— Конечно, это выражение я слышала, и не раз. Как правило, подобные вещи говорят, когда других аргументов в споре нет. К сожалению, такие слова я слышала от некоторых мужчин-хирургов, которых как раз сделали профессионалами женщины-хирурги. Дело не в том, что женщина не сумеет выполнить сложную операцию. Женщины не уступают мужчинам интеллектуально, но вот по своим физическим данным мужчины чаще превосходят. У нас разный гормональный фон: у мужчин преобладает гормон силы и выносливости — тестостерон. Естественно, что большинство тяжелых — по 4—6 часов — операций выдержит далеко не каждая женщина.

Поэтому с течением времени понимаешь особенности своего организма, какие нагрузки можешь выполнять, а какие нет, и находишь для себя тот диапазон операций, который тебе в большей степени подходит.

— А что касается первой половины выражения? У многих выдающихся женщин-хирургов не было личной жизни, для многих проблема завести семью — некогда, негде, нет сил.

— Это правда лишь отчасти. Возьмем хирургов, работающих в районе, а у нас там много женщин — у них каждый день может быть экстренным. В любой момент за тобой могут приехать и отвезти на операцию. Какому мужу понравится, если жену 2—3 раза за ночь заберут из дома. Но у всех по‑разному, как и в любой другой профессии. У многих наших женщин благополучные семьи, есть дети.

Нужно еще отметить, что женщины-хирурги — люди с высоким уровнем интеллекта. Подобрать достойного супруга — чтобы помогал, понимал, принимал и не предъявлял барских требований — не так просто.

— Какое соотношение хирургов-женщин и хирургов-мужчин в Амурской области?

— Примерно 30 процентов к 70. Сейчас женщин стало больше, чем раньше. Одна из причин в том, что современные мужчины не хотят быть хирургами. Это большая нагрузка, ответственность и сравнительно невысокая зарплата. Люди думают: зачем такие проблемы? Хотя женщинам в этом плане сложнее: у нее двойная нагрузка — работа и семья. Такая тенденция прослеживается не только в Амурской области, но и по всей стране. У нас в области и городе работают вполне успешные женщины-хирурги, не уступающие мужчинам.

— Какими качествами, кроме высокого интеллекта, должен обладать хирург?

— У человека должна быть моментальная реакция, умение быстро принимать самостоятельные решения и отстаивать их. Кроме того, критично относиться к себе и не иметь особого самомнения — обращаться за помощью и советом к товарищам. Ведь решается судьба человека! Но самое главное — крепкое здоровье. Если ты слабый, падаешь в обмороки, боишься крови, то надо выбирать другую специальность. Все, кто стремится в хирургию, обязательно должны понимать, в состоянии ли они длительное время находиться в операционной, выполнять большие физические нагрузки и при этом принимать правильные решения. В среднем хирурги проводят до трех операций в день, но много сил отнимают ночные дежурства, в любую минуту нужно встать и пойти в операционную.

— Сколько длятся операции?

— По-разному. Есть малые операции по 15—20 минут, средние могут длиться 40—60, большие — 3—6 часов. Таких сейчас гораздо меньше: технологии изменились, и работать стало проще. Когда я только начинала, обезболивание было несовершенным, поэтому не было достаточной релаксации мышечной ткани у пациента. Приходилось прилагать большие физические усилия, ассистируя на операциях, — расширяя операционную рану крючками.

Сейчас ассистенты тоже «стоят на крючках». Но благодаря хорошей релаксации тканей уже такой большой нагрузки нет. В настоящее время широко применяется эндовидеоскопическая техника, которая намного облегчила работу хирурга.

— Недавно федеральные СМИ рассказывали о случае, когда женщине зашили в брюшной полости простынь. Часто ли хирурги забывают в человеке инородные предметы?

— У нас существует система: когда операция заканчивается, медсестра пересчитывает инструментарий, полотенца, салфетки. Их число до и после операции должно совпадать. Несовпадение случается крайне редко, в частности в критических ситуациях, когда, например, возникает тяжелое кровотечение и хирург использует большое число салфеток или даже полотенце.

— Несколько операций в день, море крови… Как женщина может работать с таким ужасом?

— Посмотрите картинки в этом журнале — для многих они выглядят шокирующе, а у нас не вызывают эмоций. Я вспоминаю себя на 3‑м курсе, когда мы впервые оказались в гнойной перевязочной, — многие падали в обморок. А с течением времени к таким вещам относишься спокойно. Мы же профессионалы, для нас это нормально.

— Ольга Степановна, вы в хирургии более 35 лет. Что повлияло на выбор профессии?

— Я родилась во врачебной семье, мой отец — Олифиров Степан Проклович — был известным хирургом. Дома у нас часто собирались компании медиков, в основном хирургов. Я помню профессора Евгения Ричардовича Цитрицкого, Олега Константиновича Маслова, Ольгу Ефимовну Якимашко и многих других. Я росла в этой среде, и для меня было естественным выбрать именно такую профессию.

ДОСЬЕ

Ольга Олифирова — доктор медицинских наук, завкафедрой хирургических болезней ФПДО Амурской ГМА,  автор более 200 научных статей и публикаций по хирургическим заболеваниям. Защитила докторскую диссертацию по хирургическому лечению заболеваний щитовидной железы. Имеет 8 патентов на изобретения, которые касаются применения природных антиоксидантов и гипербарической оксигенации в лечении раневых процессов, использования фибрина в хирургической практике. Особую значимость имеет изобретение способа математической диагностики рака щитовидной железы. «Мы разработали с коллегами формулы, благодаря которым, используя данные исследований пациента — ультразвуковые, цитологические, клинические, — можем установить у того или иного пациента возможность наличия рака щитовидной железы или его отсутствия. Для амурчан эта проблема актуальна, поскольку наша область эндемична по зобу».

Операционная отделения челюстно-лицевой хирургии легко может послужить интерьерной декорацией в каком‑нибудь фильме ужасов. По крайней мере, обычному человеку, даже с крепкими нервами, долго здесь не продержаться. Но Елена Фрединская чувствует себя в свете операционных «софитов» как рыба в воде. 38 лет она собирает по косточкам раздробленные после ДТП и огнестрельных ранений лица, реконструирует носы, вырезает раковые опухоли и устраняет врожденные уродства.

— Я с детства крови не боялась. Вместо игрушек у меня были шприцы и фонендоскопы, а все куклы ходили исключительно в белых халатиках, — вспоминает Елена Николаевна. — И стать я хотела именно хирургом — никем другим. В поликлинике не смогла бы работать — сразу бы заскучала.

В то время на эту специализацию набирали в основном парней — Лена была единственной девушкой в группе. Не сломалась, доучилась. Говорит: руки у меня хирургические, всегда хорошо шила и вязала. Так что на роду было написано оперировать, хотя в родственниках врачей не водилось. Интернатуру Елена Фрединская прошла на базе отделения челюстно-лицевой хирургии Амурской областной клинической больницы, да так тут и осталась.

— Тяжело было. Но не потому, что женщина, а потому, что работали вдвоем сутки напролет, — говорит медработник. — Поликлинического приема тогда не было — все на нас. Люди костры ночами жгли под больницей, очередь занимали, чтобы к врачу попасть. Плюс дежурства, санавиация… Летали по всей области. То в Свободном оперировали парней, которые на минах подорвались, то под Белогорском работали с пассажирами машины, попавшей под поезд. Только придешь домой, а за углом уже «красный крест» стоит. Хирурги живут на работе. От этого, конечно, страдает личная жизнь. У меня самой дочь до 10‑го класса жила с родителями.

К слову, в отделении ЧЛХ все женщины-хирурги — незамужние. «Вот еще одна погубленная жизнь сидит, — кивает на засмущавшуюся девушку напротив Елена Николаевна. — Первый год работает. Я студентам говорю: куда идете? Бегите на УЗИ, в лабораторию. Работать в хирургии — это нужно части жизни лишиться. Моя дочь тоже окончила мединститут, хотела идти в хирурги, но я сказала: «Только через мой труп». Теперь она терапевт, и я счастлива. И она счастлива: хорошая семья, двое детей».

Не каждый врач может быть хирургом. Не каждый хирург может взяться за операцию на лице. Лицо очень обильно кровоснабжается, здесь много мелких кровеносных сосудов, много нервов, мимические мышцы. Одно неверное движение — и можно навсегда обезобразить человека.

— Сложных случаев много — от огнестрельных ран и раковых опухолей до гайморитов и фурункулов. В нашем ведении — все, что связано с лицом и шеей. Приходим, оцениваем ситуацию, работаем. В каждом случае — свои подводные камни, свои нюансы. Тот же фурункул не так прост, как кажется. Был случай: 18‑летняя девушка сама выдавила гнойник и осталась инвалидом на всю жизнь. Началось осложнение, а она поздно обратилась к врачам, — приводит пример из практики Елена Николаевна.

В отделение челюстно-лицевой хирургии, которое, кстати, является единственным специализированным отделением данного профиля в Амурской области, поступают жертвы самых страшных ДТП и огнестрельных ранений. Часто у пациента, лежащего на операционном столе, вместо лица — только нижняя челюсть. По кусочкам хирурги собирают оставшиеся фрагменты, скрепляют, закрывают мягкими тканями. Бредом Питтом человеку, конечно, не бывать, но тут, говорят профессионалы, уже не до хорошего. Лишь бы все необходимые функции восстановить, чтобы он мог жевать и говорить. Ну, и без маски по улице ходить.

— Часто поступают к нам с бытовыми травмами. Вот недавно женщина с тройным переломом лежала. Если раньше на таких все бегали смотреть — надо же, муж ударил! — то сейчас этим никого не удивишь. Женщин иногда в отделении больше, чем мужчин, — констатирует хирург. — Оперируем детей с врожденными уродствами — незаращение нёба, так называемые заячья губа, волчья пасть. Но хоть мы и добиваемся хороших результатов, их количество не уменьшается. Дело в том, что такие дефекты передаются по наследству. Операции это непростые. У детей операционное поле небольшое — ротик маленький, а там нужно не просто дырку зашить, а нёбо отслаивать, выкраивать.

Бывают и редкие случаи — типа болезни Альберс-Шенберга. Это системное заболевание — когда кости развиваются без губчатого вещества, очень плотные и на этом фоне развивается остеомиелит. Идет воспалительный процесс, который невозможно остановить. По-другому это еще называют «мраморной болезнью».

Все операции на лице обычно очень сложные и всегда — очень кровавые. Но ко всему привыкаешь и учишься отключаться. «Знаешь, что человеку нужно помочь, и больше ни о чем не думаешь. Я в юности играла в волейбол, и в операционной — как на волейбольной площадке, когда нужно победить соперника: сразу и голод пропадает, и насморк. А только отошел от хирургического стола — и кушать захотелось, и платок взять. К самой операции никак не настраиваюсь. Но, конечно, волнуюсь — это закон. Если хирург перестает волноваться — он уже не хирург».

Рутина — для каждого это слово имеет свое значение. Для хирургов поток людских слез и крови — тоже рутина, как бы цинично это ни звучало. А от нее спасение нужно искать в любимых увлечениях.

— Я полжизни играла в волейбол, командой Россию завоевывали, на Союз выходили. До сих пор игры снятся. Если по телевизору идут соревнования по волейболу, бросаю все и сажусь смотреть, — делится Елена Фрединская. — Раньше много и хорошо шила. Со временем надоело, но мастерство унаследовала дочь — она состоит в академии Burda и печатается в журналах. А мое главное хобби сейчас — сады. Летом все выходные провожу на грядках.

Как и у многих коллег, выбор профессии для заведующей отделением гинекологии Амурской областной клинической больницы был предопределен. Елена Арутюнян росла во врачебной среде,  мама — акушер-гинеколог, родная тетя — врач- хирург, воспитавшая не одно поколение амурских хирургов.

Особой разницы — женщина ты или мужчина — для профессии хирурга нет, — считает Елена Владимировна. — В нашем коллективе пять женщин и один мужчина. Мы все оперирующие, проводим более тысячи сложнейших операций в год, причем все они — на высоком современном уровне, ничуть не хуже, чем в центральных клиниках страны. Выполняем ежедневно огромный объем работы. И здесь, конечно, большую роль играет команда. Когда ты знаешь, что в любой момент тебе помогут, подставят плечо — это ценно. Мы учимся на протяжении всей жизни и должны быть благодарны своим учителям. Среди них для нашего коллектива — Людмила Андреевна Медникова, заслуженный врач РФ.

Сейчас, по признанию оперирующего гинеколога с более чем 30-летним стажем, работа стала более интенсивной, ее объем увеличился в разы. Больше половины операций проводится лапароскопическим доступом, улучшилась диагностика, а вот проблемы, с которыми обращаются женщины, не меняются. Порой встречаются настолько запущенные случаи, что не перестаешь удивляться: ведь живем в XXI веке, что мешает людям обследоваться? Обращаются с запущенными опухолями половых органов, много случаев трубно-перитониального бесплодия, связанного с половой распущенностью, половыми инфекциями.

 Акушеров-гинекологов в Приамурье много. Это не такая «штучная» профессия, как, например, нейрохирург или проктолог. И большинство представителей этой специальности — женщины. Поэтому главное для хирурга — не половая принадлежность, а темперамент, уверена Елена Арутюнян. Меланхоликам и флегматикам здесь не место. В потоке студентов, проходящих  в больнице практику, сразу видно, кто сможет встать к операционному столу, а кто нет. Их отличает быстрота реакции, смелость в принятии решений, они более энергичны.

— Хотя, я считаю, не нужно ставить во главу угла, что ты — хирург. Это обычная ежедневная работа, которую ты должен выполнить хорошо, тяжелая и ответственная, — уверена завотделением. — А если ты женщина, личное счастье , семья, дети, по моему мнению, должны быть на первом месте. Главное — это семья! Ведь не зря говорят, что человек счастлив тогда, когда утром хочется идти на работу, а после нее — возвращаться домой.  Еще очень важно, чтобы родные понимали, какая ответственная у нас работа. Я всегда советую молодым врачам: «Рассказывайте мужу о своей работе, чтобы он знал, какую сложную операцию ты сделала, чтобы уважал, гордился. Ведь ты — хирург!»

Еще надо уметь отдыхать. Бесконечные стрессы, нагрузки, дежурства, работа с людьми, которые порой недовольны, жалуются или просто делятся своими проблемами...  И здесь опять нужна поддержка семьи, друзей, хорошо иметь отдушину в виде любимого занятия — у всех все по-разному. Во всем должна быть гармония!

Вера Игнатьевна Гедройц (1870—1932 гг.)  — одна из первых в России женщин-хирургов и одна из первых в мире профессоров хирургии. 

Возрастная категория материалов: 18+