Бессмертная Вера: летопись войны в воспоминаниях фронтовой медсестры, дошедшей до Берлина

Вера Владимировна была за границей только раз в жизни — во время войны. Фото: Владимир Воропаев

Оккупация

Село Озерно Тульской области, где родилась наша героиня, в полымя войны попало сразу. Деревня находилась лишь в 250 километрах от Москвы.

— 22 июня 1941 года приехал вестовой. На следующий день всех мужчин, начиная с 18 лет, мобилизовали и увезли в военкомат, — вспоминает Вера Владимировна.

В ноябре к населенному пункту подошли немцы. «Наши отступали. Их было всего человек 30, не больше. Недалеко от деревни на бугорке окопались. Кухни у них уже не было, мы кормили. Когда немцы зашли, все ахнули. У них пушки, танки! И как наши солдаты еще трое суток оборону держали?» — удивляется ветеран. Фашисты заняли все дома, местные прятались по подвалам и спали в зимних полях.

— Немцы сразу связь протянули. А местный мальчишка взял лопату и провод перебил. Подняли нас утром, еще темно было. Через переводчика спрашивают: «Кто?» Мы-то знаем, но все молчат. «Не говорите — тогда к расстрелу!» Собрали всю деревню, человек 500, в низочке, а на горке два пулемета поставили. Как мы начали прощаться! Ревели! Тогда один дед — он в войну империалистическую 4 года пробыл в плену и хорошо говорил на немецком, — упросил командующего офицера пройти в штаб. Договорился. Расстрел заменили на эвакуацию, — продолжает Вера Владимировна.

Прямой дорогой в соседнюю деревню Кобцево — 3 километра. Но оккупанты в наказание отправили людей петлей. Старики и женщины с детьми на руках шли больше половины суток. Тогда-то, возле местного совхоза, война впервые показала им самую страшную из своих личин — смерть. «Туда пришли в разведку два немца и два наших. Встретились. Наши разведчики одного убили и оставили около конюшни, прямо на куче навоза. А второго как «языка» взяли. Фашисты, узнав об этом, всех дедов и пацанов с 14 до 17 лет в той деревне собрали, в шеренгу поставили и расстреляли. Проходим мимо — и они лежат, все 18», — закрывает лицо руками Вера Владимировна.

Через два дня после страшных событий фашисты покинули Озерно, люди вернулись в свои разграбленные дома и жили в тылу врага, пока не пришла Красная армия.  «19 декабря нас освободили», — помнит ветеран.

«Была возможность отказаться, но мы не могли»

С нового года всех, кроме стариков, призвали на трудовой фронт. «От города Плавска до Тулы копали противотанковый ров: 7 на 7 метров в ширину и глубину. Делали укрепления. А морозяки были тогда до 43 градусов! У нас там сроду таких холодов не было!» — качает головой Вера Владимировна. В апреле начался сев, и снова работали от зари до темна. А в июне совершеннолетних девчонок пригласили в райком комсомола и сказали: они нужны на боевом фронте. Вере Дмитриевой вот-вот должно было исполниться 19.

— Нас не принуждали. Но никто не отказался, мы не могли. Тогда не считались с собой. Не то что взрослые, вот такие пацаны работали, — Вера Владимировна опускает руку чуть выше спинки кресла. — Мы хотели помочь нашим солдатам. 

У ветерана сохранились лишь послевоенные снимки и ни одного — с фронта. Героиня раздала их на память в музеи.

Девчонок мобилизовали на Калининский фронт. Вера Дмитриева попала в санроту. «Я когда в школе училась, всегда мечтала только врачом быть. У меня к медицине было призвание страшенное», — делится героиня.

Больше года дивизия занимала оборонительные позиции.

— В 43-м мы пошли в наступление. Наша рота находилась в 3—4 километрах от передовой. Раненые поступали, у нас их перевяжут — и в медсанбат. Стоял декабрь. И дошли к нам вести, что не успевают санитары уносить солдат с поля боя, они истекают кровью на морозе. У меня подружка была, тоже тулячка, Зина Селезнева. Я ей говорю: «Тут без нас обойдутся. Пошли на передовую!» — вспоминает Вера Владимировна.

«Я только хотела предложить», — отозвалась санитарка.

Вера Дмитриева вытаскивала бойцов из-под обстрелов. «Бой идет, по-пластунски подползаешь к раненому. Если открытое кровотечение, жгут накладываешь, на плащ-палатку его — и тащишь. Зимой, как на санках по снегу, не тяжело. Ищешь укрытие — овражек, бугорок. Там его перевяжешь — и пополз за следующим. Не только раненого нужно забрать, но и его оружие», — описывает ветеран свой ежедневный труд.

— Крови я не боялась. Все руки по локоть были в крови. И бояться было некогда, — улыбается Вера Владимировна моим вопросам.

«Я не плакала на войне», — вздыхает она и признается: лишь однажды дала волю слезам.

— Подползаю к раненому: у него осколком колено вырвало, кровь фонтаном. Быстренько жгут наложила. Снова мина летит. Я его собой прикрыла. Береза рядом росла, видать, мина об нее разорвалась, и шквалом осколки полетели. Снова его ранило. Он подо мной дернулся, кровь захлестала из области печени. Выдохнул, все — пульса нет. Выхватила я его книжку красноармейскую из левого кармана гимнастерки, у сердца. В конце состав семьи: жена и семеро детей! И мне так жалко его стало! Почему не я? Одна б мама по мне поплакала, а тут сколько слез будет, — делится Вера Владимировна.

Слезы набегают, когда ветеран вспоминает гибель подружки — санинструктора Кати Решиной. Немцы засекли почтальона, принесшего письма к землянке, где держали оборону советские солдаты. Шарахнули несколько снарядов — и укрытие, засыпанное свежей землей, стало могильным склепом для живых людей. «Днем все произошло, а дотемна на помощь подойти нельзя было. Откопали их — мертвые все 11. Только почтальон жив остался, был с краю. Потом он рассказывал, что Катя дольше всех кричала: «Спасите, не хочу умирать, я жить хочу. Дышать нечем, дайте воздуха», — вспоминает фронтовик истории военных будней, от которых леденеет кровь.

Победила смерть

Смерть не единожды гналась за ней. Вера Дмитриева пережила контузию — рядом разорвался снаряд. «Оглушило. Недели две лежала, отошла», — отмахивается она. Однажды вражеским огнем ей сорвало погон.

— Бежали в атаку. Обстрел! Разорвался снаряд. Осколок в меня летел, а я быстро упала. Погон сорвало, вырвало клок гимнастерки, но плечо целое. Пока я раненому жгут накладывала, солдат один уже всем сказал: «Нет больше нашей сестренки. Сам видел: ей кусок огня в грудь залетел!» И тут я прибегаю, живая! — улыбается Вера Владимировна.

Теперь она изумляется своей смелости: «Сейчас думаю: это ж надо было! А тогда мы не боялись. Это был долг!»

Пешком на Берлин

С 43-го, как советские войска начали наступать на немцев, больше не сделали ни шагу назад.

— Если не в бой, то шагаем свернутой колонной. Выбьем немцев с укреплений, они на машину — и махнут километров 50—60. А мы догоняем. По двое-трое суток не спали, полчаса привал — и дальше. Уже ноги заплетаются. Сосед говорит: «Давай поспим». Я его под руку беру, он ложится мне на плечо и спит с час, а может, и больше. Волоку на себе. Потом меняемся. И намного легче становилось, — продолжает свою повесть Вера Владимировна.

«Маршал Жуков сколько раз нас встречал и провожал! — гордо говорит боец. — Идем — на повороте духовой «Марш славянки». Мы, сонные, подтянулись как на параде и маршем, да еще каким, проходили!»

Их дивизия освободила Тверскую (Калининская область с 1935 по 1990 год. — Прим. АП), Псковскую и Новгородскую области. Самой трудной была зима 44-го. Немцы, отступая, уничтожали села. «Заходим как-то в деревню, сожжено все начисто. Зима, метель. И мать около голой печки с ребятишками сидит, стен нет», — негодует она.

Привалы у солдат были в ледяных полях. «Не мылись вообще! Как-то после завтрака у повара котелок чаю попросила, голову помыть», — продолжает ветеран. Едва санитарка намылила остриженные под мальчишку волосы, грянул артобстрел. «Вытерлась, шапку натянула… Потом две недели с намыленной головой и ходила», — смеется она.

Отвоевав Советский Союз, дивизия двинулась за границу. «В Прибалтику пришли, затем Белоруссию и Польшу освобождали. А там уже Германия. Всё пешком. У нас транспорта нет. Мы — пехота!» — гордо говорит фронтовик.

В Берлин советские солдаты зашли в конце апреля 1945-го.

— Заняли здание какого-то министерства. Оттуда вели перестрелки. Пол был весь залит кровью. По коридору идешь — ноги прилипают, — живы чудовищные картины в памяти бойца.

«2 мая с утра немцы лезли напролом! Мы уже думали, что измена. Как к нам связной пробрался, не знаю. Сказал: «Держитесь!» Оказалось, верхнее командование сбежало, остались только рядовые», — продолжает ветеран. Война закончилась так же внезапно, как началась. 

— Часа в два дали команду: «Больше ни выстрела». И мертвая тишина. А в ушах звон стоит… Мы еще подождали. А потом вышли на улицу, давай пилотки подбрасывать, оружие в небо разрядили. И гармошка взялась откуда-то. Победа!!!

Автограф на Рейхстаге

На второй день солдаты отправились гулять по Берлину.

— Мы с Зиной целый день шарахались, устали. Есть захотели! Идем обратно, смотрим — толкучка. Подошли ближе, а там  наши расписываются на Рейхстаге. Встали мы в очередь. Когда фамилии свои оставляли, уже на плечи друг другу вставали — места на стене не было, — смеется Вера Владимировна.

Советские солдаты водрузили над германским парламентом Знамя Победы. «Мы — 3-я ударная армия, Краснознаменная, ордена Суворова 2-й степени, Холмско-Берлинская 33-я стрелковая дивизия. Вот!» — наизусть чеканит ветеран слова, отпечатанные в душе навеки.

Домой

В Берлине их рота стояла до июля 1945-го. Затем солдат перебросили в город Гарделеген на Эльбе. И только осенью отправили эшелоном домой. Война закончилась, но горести — нет. Еще в Берлине после объявления о капитуляции Германии оставшиеся немцы отстреливали советских воинов, шедших в одиночку. «Втихаря, с чердаков и подвалов», — замечает ветеран.

Однажды поляки взорвали рельсы, и эшелон, торопившийся на родину, ушел под откос. Погибли сотни боевых товарищей. И в январе 45-го, когда армия делала финальные шаги к победе, освобождая Польшу, умирали не только от пуль. «Остановились мы на привал. На станции две цистерны спирта. Солдаты начерпали по котелку. А на входе в деревню комиссар полка и особый отдел встречал: у всех этот спирт отбирали и выливали на снег. А офицеров-то не обыщешь! За ужином они и выпили по 100 граммов! Только на следующие сутки к вечеру стало им плохо. 182 человека, прошедших такую войну, умерли в муках от отравленного поляками спирта», — сокрушается ветеран.

4 ноября 1945 года Вера Дмитриева вернулась в родное село. «Был престольный праздник Казанской иконы Божией Матери. На квартире у тетки собрались. Полная хата молодежи! А я четыре месяца письма не писала, ведь вот-вот дембель. Мама уж думала, что погибла. Захожу — мальчишки как схватили меня и давай качать. Раз пять, наверно, подбросили!» — смеется фронтовик.

С собой она привезла только медали и две серебряные ложки, подаренные врачом санроты на память.

— Тащили наши из Германии тряпки разные, ковры. Я не стала трофеи брать. У меня впечатление такое сложилось: кто возьмет, того убьет или ранит, — признается ветеран.

С 8 Марта поздравили медалью «За отвагу» 

Первую медаль Вера Дмитриева получила еще до окончания войны, весной 1944 года.

«Мы только выбили немцев, заняли их оборону. Связной подползает: «Вера, тебя комбат вызывает». Захожу, а там командир дивизии. Ко мне подходит, руку мою опускает и говорит: «Вольно! Это не комбат, это я тебя вызывал». А тут и Зина заходит. 

— Поздравляю вас с праздником! — торжественно обратился комбат.

— Каким?

— А какой сегодня день?

— 8 Марта! — сообразили девчонки.

Генерал вручил им медали «За отвагу». «Все извинялся, говорил: вам бы учиться, а вы мужчин замещаете. Я отвечаю: товарищ генерал, вы знаете 103-ю статью сталинской Конституции. «В случае нападения врага на Советский Союз каждый гражданин обязан защищать свою Родину». Не каждый мужчина, а каждый гражданин. А мы — те же граждане», — смеется Вера Владимировна. На груди отважной фронтовички горят награды: орден Красной Звезды, медали «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За победу над Германией», медаль Жукова.  

Печать войны в каждой судьбе

В селе Озерно она оказалась одной из немногих солдат, вернувшихся с войны. «Пришли еще, наверное, трое мужчин. И я. Я была в деревне — культпросвет!» — говорит Вера Владимировна.

Семья Веры Владимировны празднует День Победы. «9 Мая — такой день. Самый счастливый день. Самый хороший день», — теплеют глаза ветерана.

В семье она — единственная прошла Великую Отечественную на передовой. Отец трагически погиб еще в 30-е на Путиловском заводе. Родня по матери навсегда осталась в блокадном Ленинграде. «Сестра мамина там жила. У нее четверо детей было и внуки уже. Все погибли», — вздыхает героиня. Брат Веры Владимировны в 40-м попал на Дальний Восток. Служил в роте боепитания.

— Никаких вестей от него не было. Я каждому раненому на фронте в лицо заглядывала, думала: «А вдруг Вася, братик мой!» Приехал он в наше село только через 11 лет после войны. Сетовал, что 10 рапортов передавал на Западный фронт. Не взяли! Сказали, что он тут нужен, — рассказывает Вера Владимировна.

Анатолий Лешенок и Вера Владимировна отпраздновали золотую свадьбу. «Прожили вместе 50 лет и 10 месяцев», — сохранила твердую память ветеран, которой осталось лишь несколько лет до столетнего юбилея.

Муж Анатолий Никифорович Лешенок, с которым Вера Владимировна познакомилась уже в 50-е в Свободном, встретил войну ребенком. «Он из Брянской области. Ему 11 лет было, когда война началась. Отец погиб, мать умерла от пневмонии в первый же год. Старшая 17-летняя сестра воспитала его и еще троих: в семье были мальчики пяти и трех лет и девочка годовалая. Они тоже пережили оккупацию», — оплакивает каждую судьбу ветеран.   

Работала до 70 лет

Фронтовая медсестра не стала врачом, как мечтала. После войны была заведующей избой-читальней, работала счетоводом в колхозе родного села Озерно. Собирала в ночь молодых девчонок мешками грузить зерно на элеватор. «Отправляли государству. Бесплатно работали», — отмечает она.

В 1951 году брат забрал мать и сестру на Дальний Восток. В 1955-м Вера Владимировна вышла замуж. Выучившись на бухгалтера, Вера Лешенок всю жизнь проработала в Свободном в отделе рабочего снабжения Забайкальской железной дороги. Стала героем труда.

Дочь ветерана Людмила Негматулина, ей 61 год. Внуки Веры Владимировны уже в два раза старше той девчонки, которая в 42-м ушла на войну.

— Мама до 70 лет ходила на работу, — с гордостью рассказывает дочь Людмила Негматулина.

У ветерана двое детей и четверо внуков.

Письмами с фронта растопили титан

Медсестра писала с фронта маме каждую неделю по письму. «Жива-здорова», — гласили скупые строки. Она долго не признавалась, что воюет на передовой.

— Однажды тащу раненого на плащ-палатке. Девчонка ползет, тянет «нитку» — связь. Катушка у нее за плечами, 32 килограмма. Со мной поравнялась, смотрит: «Вера?!» Оказалось, это Маша Прохорова, мы в одном классе учились. И она о нашей встрече своей матери написала. Ее мать к моей с этим письмом. На работе коллективно прочитали, — разводит руками Вера Владимировна.

«Ты мне лапшу вешаешь, а сама каждую минуту под такой страстью. День и ночь плачу, не сплю», —  пришла весточка из дома. «Я ответила: «Мама, верь в судьбу. Если наречено мне погибнуть на войне —  погибну». И потом уже всю правду ей писала, — рассказывает фронтовик.

Тот самый немецкий чемодан, с которым отважная медсестра вернулась с войны и в котором хранились фронтовые письма.

Мать бережно хранила письма дочери с фронта в чемодане, с которым та вернулась из Германии. Перевезла их и в Амурскую область. «Папа ими титан растопил. Чемодан писем сжег! Сказал: «Да зачем они нужны?» Я помню, бабушка так плакала», — качает головой дочь ветерана Людмила Негматулина.

Фото: Владимир Воропаев

Возрастная категория материалов: 18+