- Ольга Борисовна, помню из самого раннего детства: на кухне старый радиоприемник, из которого слышится ваш голос, и моя старенькая бабушка говорит: "Вот девка дает!.." - Я - смоленка. Училась в балетной школе и всегда мечтала быть драматической актрисой, но не певицей, всегда говорила: "Буду петь только с Лемешевым". Из музыкальной школы меня за лень выгнали. Откуда у меня тяга к пению - сама не знаю. Может, от мамы, она у меня была профессиональным музыкантом. Когда я приехала в Москву, меня не брали работать ни в один музыкальный коллектив. Говорили: "Не в той манере поешь..." С трудом устроилась в ансамбль школы милиции Центрального района Москвы. Оттуда и началась моя певческая карьера, я имела очень большой успех. - Путь на песенный Олимп был трудным? - Очень. Я несколько лет не имела никакой работы, перебивалась редкими "левыми" заработками. Однажды меня услышал заместитель министра культуры и сказал: "Какой у девочки голос... А то у нас одна Зыкина кругом, давайте эту девочку брать". С той поры и до сегодняшнего дня я тружусь в "Москонцерте", моя трудовая книжка там до сих пор лежит. - Вы начинали с репертуара Руслановой. Лидия Андреевна не ревновала? - Боже сохрани. С ней я была очень хорошо знакома. Лидия Андреевна знала себе цену. Я с ней познакомилась, когда она вышла из заключения и работала в Московской филармонии. На ее концертах были столпотворения, приходили "на Русланиху" в лаптях из дальних деревень и говорили: "Матушка ты наша, отрадушка, тебя злые вороги хотели посадить, извести..." Русланова после таких слов плакала и долго не могла начать концерт. Все было: и горькое, и курьезное, я сама многому была свидетелем. - Ольга Борисовна, с чего начался ваш "звездный час"? - С работы в ансамбле Юрия Силантьева. Первая моя визитка - это "Вьюга" композитора Пономаренко. Потом меня пригласили на международный кинофестиваль, я увидела весь кинобомонд мировой, такого и во сне не могло привидеться. Там я пела "Белый снег". Вот с того времени меня стали узнавать. Но наутро я знаменитой не проснулась, все давалось по капельке и трудом великим. - Клавдия Ивановна Шульженко была вашей соседкой? - Мы с ней двадцать лет дружили душа в душу, несмотря на разницу в возрасте. Она жила этажом ниже. Клавдия Ивановна меня столькому в жизни научила, словами не передать. Как одеваться, как краситься, как держать себя на сцене... И не только этому. Когда я получила "Заслуженную артистку РСФСР", мудрая моя соседка самая первая пришла меня поздравлять. - Шульженко была для вас больше, чем соседка? - Мы двадцать лет дружили, я ей постоянно давление мерила, она репетировала в полную ногу, никаких скидок на возраст и болезни. В последнее время она часто теряла память. У нее очень хороший сын, который ночевал и готовил для нее. Была у нее Шура - преданная помощница, которая больше пятнадцати лет жила у нее как член семьи. Мы с Клавдией Ивановной друг у друга деньги постоянно занимали. А когда она умерла, то у нее копейки не было на похороны. Сын ее залез в долги, потом продал ее шубу и расплачивался с долгами. Вот так она жила. Я на Новодевичьем у нее и у Руслановой каждый год бываю. В этом году мне сделали сложную операцию, так я накануне поехала к ним - благословения просила. Вроде все удачно прошло. - У вас было соперничество с Зыкиной? - Это все говорят. Мы с ней совершенно разные и внешне, и по голосу, и по репертуару. Скандалов между нами никогда не было, она бывала у меня дома. Мы поздравляем друг друга с днем рождения. По телефону посудачим о делах, проблемах, болезнях. - Вы для многих олицетворение материнства, одна ваша песня "Взрослые дочери" чего стоит. А своих детей не имели... - Когда ее пою, вспоминаю маму, как она в войну работала водовозом и приносила нам крошки хлеба. Я детей очень люблю, но своих никогда не было. Не было, и все!.. Песня не имеет материнских, возрастных корней. Ты артист или не артист - этим все сказано. - Ваш район актерский... - Да, и Люба Соколова жила, и Сева Санаев, Татьяна Ивановна Пельтцер. Я свою двухкомнатную квартиру с большим трудом купила. Мне ничего не давало государство. Никогда и ни-че-го! Эти двадцать семь квадратных метров заработала кровью и потом - всю Сибирь объехала, зарабатывала на жилье. Многие ходили по "моссоветам", хлопотали за себя, и им давали. Я за себя не хлопотала никогда. Убеждена: "Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь..." - Вы бывали на БАМе? - А вы думаете, почему я вас дома у себя приняла? (Смеется.) Дальневосточники, а амурчане в особенности - это родные и близкие люди. Я была на БАМе, когда стыковали и "золотой", и "серебряный" костыль. Такой был энтузиазм, праздник и ликование. Мы все обнимались и плакали неподкупными слезами радости. Я на БАМе встречала столько замечательных людей, как нигде. Однажды на День строителя в глухой тайге давали концерт на каком-то зимовье. Как слушали, как хлопали! А стол какой! Водка была, а хлеба не было. Комары, как самолеты по размеру, голову отъедали за пять минут. Это было потрясающе. Разве это забудешь. Помню вашу набережную в Благовещенске. Как где-то в амурском колхозе угощали карасями, жаренными в сметане, нигде лучше не ела в жизни, ни в каком Париже или Риме. Да, мне на БАМе подарили рыжую лису, совершенно потрясающей красоты, пол-Москвы от зависти лопалось. А вы говорите - БАМ. Это половина судьбы. - А дома вы поете, для себя? - Никогда. И в голову не приходит. Иногда музыканты ко мне приходят - репетируем. Со своими музыкантами я работаю по тридцать лет. - Ваше сопровождение - это русский баян. А современные синтезаторы? - Слушать не могу, у меня голова от них раскалывается. Однажды в Колонном зале спела под музыкальный ансамбль - позор был и для меня, и для ансамбля. Мне недавно звонят: "Ольга Борисовна, спойте с Максимом Галкиным". Нет, говорю, пусть с ним Пугачева поет, я на такое не размениваюсь. - У вас есть ностальгия по прошлой жизни? - Да раньше лучше жилось. И жрать было нечего, и надеть нечего, но было двадцать лет и здоровья уйма... Нет у меня никакой ностальгии. Каждому овощу свое время. Я, слава богу, последний кусок не доедаю и рука голода меня не схватила. А в войну так наголодалась, не приведи господи. Пенсия у меня вместе с президентской три с половиной тысячи рублей - для Москвы это копейки. Но я еще зарабатываю своим пением, предложений - уйма. Я еще вожу машину, прическа, маникюр... Я же артистка и поэтому должна выглядеть соответственно. Пока это удается. - Ромашки с лютиками ваши любимые цветы? - Даже внимания не обращала. А письма на эту песню приходили мешками со всего Советского Союза. - Сегодняшняя власть вас помнит? - Не звонит никто. Но когда была юбилейная (нерадостная) дата, то Путин прислал телеграмму, и Зюганов тоже телеграммой поздравил. Замечу, что у Зюганова поздравление получилось более ярким и искренним. Наверное, в его команде более профессиональные люди работают. Я сама никогда не состояла ни в партии, ни в комсомоле. Боже сохрани. Моя бабушка была столбовой дворянкой, она всегда говорила: "Такой империей руководит сын сапожника, вот до чего дожили..." Это она имела в виду Сталина. - Ольга Борисовна, напоследок - самое сокровенное для амурчан. - Когда случилось, что на Дальнем Востоке люди сидели без воды и света, я плакала возле телевизора. Амурчане, бамовцы, тындинцы - это мои земляки. Чуткие сердцем, добрые душой. Здоровья всем и благополучия. - А если мэр Тынды пригласит в гости, поедете? - Конечно, поеду, только позовите. Из досье "АП" Ольга Воронец родилась в 1926 году в Смоленске. Ее отец был оперный певец. Окончила оперную студию. Ее пластинки выходили миллионными тиражами, а многие песни - такие, как "Русские матери", "Взрослые дочери", "А где мне взять такую песню", "Тополя", "Я Земля", "Белый снег" - воистину считались народными и распевались в каждом доме. Как говорит певица: "В Сибири бабки под них носки вязали". Ольга Воронец - лауреат Госпремии СССР, народная артистка РСФСР (1978 г.).

Возрастная категория материалов: 18+