Олег навсегда остался девятнадцатилетним, сгорев в пожаре чеченской войны. Владимир служит выдуманному божку по имени Иегова, который отрек его от родных, друзей и всего того, что называется человеческой жизнью. «Я рожала для жизни» Нина Лисина из местных, родилась здесь, в Гонже. Ее родители приехали в амурскую глухомань по переселению из центральной России. Они днями пластались на местном лесопункте, трое детей воспитывали друг друга. Первое, самое счастливое воспоминание из детства - когда она, пятилетняя девчонка в линялом ситцевом платьишке, царапая босые ноги о стерню, мчится навстречу широко распахнутым, самым сильным на свете отцовским рукам. Послевоенное детство оборвалось резко. Едва повзрослев, Нина пошла работать на «градообразующий» лесопункт. Рано вышла замуж, одного за другим родила троих сыновей. С мужем не повезло: национальная беда - пил. Зато пацаны росли на редкость послушными, работящими, не доставляли матери никаких неприятностей. Пытаясь спасти благоверного от треклятой болезни, Нина в начале девяностых рванула с семьей к далекой кубанской родне. Прожив в благодатном краю два года, вернулась с детьми в родную Гонжу. Муж остался на Кубани допивать недопитое. Местное начальство выделило им крохотную комнатенку в бараке-завалюхе. Жизнь продолжалась. Старший Олег окончил восемь классов. Понимая, что одной матери тяжело тянуть троих детей, пятнадцатилетним пошел «в люди»: работал грузчиком на местном заводе по розливу минеральной воды. - Хлопцы крепко мне помогали. Все у нас было дружно и ладно. Я их для жизни рожала, - тихо говорит Нина Петровна. «Мы вырвемся из нищеты!» «Мам, мы обязательно вырвемся из этой нищеты. Я выучусь на шофера, отслужу в армии. Все у нас будет хорошо», - часто повторял ее Олег. Когда пришла пора отдавать Родине конституционный долг, он пошел служить с радостью. А когда его - рослого, физически крепкого - призвали служить в морскую пехоту, был на седьмом небе от счастья. - В первых письмах Олег писал, что тяжеловато в учебке. Я ему во Владивосток отписывала: терпи, сынок, сначала тяжело, потом легче станет, - вспоминает мать. В декабре 1994 года от старшего пришла весточка. «Мам, нас скоро куда-то на запад будут переводить. Приезжай, если сможешь, так хочется тебя обнять...» - писал девятнадцатилетний мальчишка. Нина Петровна к тому времени, выйдя второй раз замуж, ждала четвертого ребенка. - Я на сносях была, да и нищета наша вечная. Не смогла я к нему поехать. Теперь простить себе этого не могу, - сокрушается мать... Через пару недель после того письма сына она из ящика достала конверт, подписанный округлым женским почерком. Обратный адрес значился «Северная Осетия». Сердце оборвалось. «Дорогая Нина Петровна, пишут вам матери из Северной Осетии по просьбе вашего сына. Их переправляют в Чечню, они шли через наше село голодные, мы их накормили. У Олега не было ни бумаги, ни ручки, он попросил вам написать. Не беспокойтесь, у нас спокойно...» После этого Лисина окончательно потеряла покой. Долгожданная доченька родилась инвалидом - у Любочки одна ножка короче другой. Все в жизни от нервов! - Мне неловко было, что пацаны уже в зрослые, а я еще родила. Написала Олегу письмо: «Сынок, пойми меня, у тебя родилась сестренка, о которой ты всегда мечтал...» Было это в январе 1995 года. Письма от Олега приходили невеселые. Теперь эти бережно перевязанные листочки в клеточку хранятся как самое дорогое. «Мам, у нас кто-то украл пулемет. Подняли всех по тревоге в половине третьего ночи. Промерзли возле штаба до семи утра, а утром плечом к плечу стали все прочесывать... Второй день не спим, ищем всем полком. Еще тут у нас чистка повальная. Но надеюсь, что все это закончится и в мае буду дома, вас всех обниму...» Металось сердце-вещун Последнюю неделю, перед тем как черная весть прилетела в их дом, у Нины Петровны непрерывно болело сердце. Казалось, туда забили раскаленный гвоздь: - Мне сон приснился, что Олег с большой раной в голове убегает от меня. Потом, увидев по телевизору сюжет о том, что части морпехов выводят из Чечни, она немного успокоилась. Но на другой день черная птица беды залетела в их дом... Она смутно помнит, как смущенно толкались в их приземистом бараке офицеры из райвоенкомата, что-то бессвязно мямля про героизм и конституционный долг. ...Хоронить погибшего сына было не на что, в доме денег не было ни копейки: зарплату тогда на Руси платили только эпизодически. Как водится, собирали всем миром - от солдат автобата, квартировавшего тогда в Гонже, до односельчан-пенсионеров. Кто сколько смог. Только государство не выделило ни копейки. Привезли морского пехотинца Олега Голубова в родную Гонжу на девятый день после гибели, 16 апреля 1995 года. В окошке цинкового гроба виднелось только искалеченное мукой лицо, голова безжизненно вывернута набок, страдальчески искусанные губы... Вот и все, что хранит мутный полароидный снимок. Хоронили Олега из сельского клуба всей Гонжей.Страшная штука жизнь. Старшего ребенка Нина Лисина навечно опустила в промерзлый гонжинский суглинок. Младшая доченька тщетно пыталась найти перегоревшее от горя молоко в материнской груди... Медаль... в кладовке После похорон ей запоздало выплатили так называемую страховку. На эти деньги она купила какую-никакую мебелишку, цветной телевизор. И сегодня в их доме плюшевые кресла называют «Олеговы»... Через год после гибели Олега пошла мать в военкомат, чтобы помогли памятник поставить. «У нас денег нет», - ответили люди в погонах, которые призвали на смерть чужую кровинушку. Привела ее как-то судьба в Благовещенск, в Союз ветеранов Афганистана. - Там ребята меня спросили: «Мать, чем тебе помочь, деньги надо?» От денег я отказалась, попросила: памятник сделайте, если сможете, - вспоминает Нина Петровна. «Афганцы» с памятником помогли. Воистину, голодного поймет только голодный... Семье погибшего морпеха стало совсем тесно жить в однокомнатной барачной клети. К ним добавилась еще и старенькая мама Нины Петровны. Пошла мать солдата беспроцентную ссуду просить, чтобы домишко купить. - Ссуду дали сто пятьдесят тысяч, но с процентами, возвращать придется уже триста тысяч. По-другому, говорят, не положено, - недоуменно пожимает она плечами. Года через полтора после смерти Олега сельский чиновник встретил на улице Нину Петровну: «Там медаль какую-то Олегу в районе передали, она у меня в дипломате, в кладовке лежит. Людей соберу, торжественно вручим». Эти слова бритвой резанули по самому сердцу несчастной женщины. «Торжественно» она не захотела - просто пошла и забрала награду сына. «Какая-то медаль» оказалась орденом Мужества, которым морпех Голубов был награжден посмертно. (Самую святую солдатскую медаль «За отвагу» Олег успел получить при жизни.) Из льгот матери погибшего воина государство дало 50-процентную скидку на разовый проездной билет. Через пять лет эту льготу отняло - не положено... А столь широко разрекламированная монетизация льгот материализовалась для нее всего в сто пятьдесят рублей в месяц. Еще есть пресловутый соцпакет на 450 рублей. «Но никаких бесплатных лекарств не получаю», - смущенно говорит мать. В бесплатных дровах ей тоже отказали - не положено. Письмо с «того света» Вместе с «цинком» десять лет назад матери передали ее последнее письмо, в котором она писала, что у Олега родилась сестренка. Конверт нашли в кармане убитого морпеха. Слегка пожелтевший листок бумаги весь в разводах слез. Сослуживцы потом писали Нине Петровне: «Олег рыдал от счастья, читая это письмо, и кричал: «Мужики, у меня сестренка родилась!» Десятилетняя Любочка знает старшего брата только по рассказам родных и по фотографиям. Когда приходит на могилу к брату, всегда целует фото на памятнике. За истекшие десять лет после гибели Олега Голубова никто ни разу не зашел в осиротевший дом защитника свободной России - ни из военкомата, ни из районной администрации. К слову сказать, Олег единственный из магдагачинцев, погибший в Чечне, но, видимо, государевым слугам недосуг. Живут от выборов до назначений. Нина Петровна несколько раз писала командиру части, где служил ее сын: «Мне так хотелось узнать правду, как он погиб». Из части прислали два куцых письмеца, в которых по-разному описали его смерть. В одном, мол, умер по дороге в санчасть. В другом пишут, что упал как подкошенный у блиндажа, успев лишь крикнуть: «Чехи наступают!» Да еще, как в насмешку, на оборванном тетрадном листке прислали матери рукописную благодарность, из которой ясно, что Олег поехал в Чечню по добровольному согласию и по приказу главнокомандующего Ельцина. Теперь тот главком - самый богатый пенсионер России, в месяц получает более ста тысяч рублей. Есть у него обслуга, дача, самолеты и охрана, и все это бесплатно, в счет «великих», так сказать, заслуг перед народом. И нет ему, всенародно избранному, никакого дела, что в российских гонжах матерям солдат, погибших на развязанной по его «милости» войне, полена дров никто не даст, и бесплатную таблетку тоже надо «выходить», задыхаясь от слез и унижений. - Знаете, мне так хочется посмотреть Ельцину в глаза. Просто посмотреть и спросить: за что он пацанов необстрелянных в то пекло посылал? - плача, говорила мать Олега. Нина Петровна, вы не одна в своем желании. Только те глаза - за высокой рублевской стеной и крепкими воротами. ...Через несколько дней после похорон Олега Нине Петровне принесли его последнее письмо, написанное за два дня до гибели. На смятом листке рисунок сына: вернулся домой бравый моряк, и удивленная мать падает на руки отчима. А в письме было написано следующее: «Я столько тут перелопатил земли, что когда приду домой, вырою себе дом в земле». ...Именем Олега Голубова в Гонже назвали улицу. Нина Петровна призналась: «Я не могу там ходить. Таблички с именем Олега, как ножи, вонзаются в самое сердце». «А Вовка служит какому-то Иегове...» О том, что беда не ходит одна, - истина христианская. Третий сын Нины Петровны - Вовка, окончив среднюю школу, рванул в Благовещенск, в педуниверситет поступать на исторический. На вступительных экзаменах срезался. Шел по улице областного центра в жуткой депрессии. Навстречу ему попалась девушка из числа ловцов душ, из самой тоталитарной деструктивной секты - «Свидетели Иеговы». Слова, отработанные до автоматизма, - и Вовка пошел за ней на собрание иеговистов «душу лечить». - Через месяц приехал домой, и я не узнала собственного сына. Это был уже другой человек. Говорил о каком-то Иегове, о скором рае... Побыв несколько месяцев дома, Вовка немного оттаял душой, стал ходить с друзьями на дискотеку, в глазах появился блеск жизни. Но снова уехал в Благовещенск, поступил в педколледж N 2. «Братья по вере» нашли его, и зомбирование началось с утроенной силой. - Я понимала, что теряю еще одного сына, но ничего не могла с этим сделать. Он меня не слышал, а все твердил о своем Иегове, - вспоминает Нина Петровна. Парень отшатнулся от всех друзей и сверстников, стал замкнутым, необщительным. Мать тянулась из последних сил, стараясь, чтобы сынок закончил учебу в колледже. Оставалось сдать только госэкзамены, но он этого делать не стал - надзиратель не благословил... С единоверцами уехал в Якутск, там они вшестером живут на съемной квартире, перебиваются случайными заработками. - Приезжал летом в гости с таким же сектантом. Оба бледные, худые, одетые не понять во что - все с чужого плеча. Читают какой-то журнал - «Сторожевая башня», что ли. На все мои слезы отвечает одно: «Что тебе надо, я не пью, не курю, не наркоман...» Говорила ему не раз, что жизни у тебя никакой нету. Что же ты себя заживо хоронишь, сынок? Умоляла одуматься. Не слышит Вовка материнские стенания, не чувствует материнскую боль. У него в паспорте лежит записка, которая сообщает о том, что этот человек состоит в секте «Свидетели Иеговы» и что в любой критической ситуации ему нельзя переливать кровь, делать хирургическую операцию. Надо, мол, звонить по телефону какому-то пастору - только тот может распорядиться его дальнейшей судьбой. - Вот такое презрение к собственной жизни, и вот такая у сына «вера»... - плачет мать. В редких весточках матери Вовка напишет «нормальные» слова о себе, справится о близких. Но все это занимает несколько строк, зато пара листов о грядущем конце света будет непременно. И о том как надо «спасаться»... - Судите сами, есть у меня сын или нет. Ничего я не могу с ним поделать. ...Поздним вечером работяга-поезд увозил нас из Гонжи. Вагонные пары, стуча по стыкам рельсов, долго повторяли немой вопрос, застывший в выцветших от горя глазах страдалицы: «За что мне все это?» Действительно, за что? P. S. Майор Владимир Стрелков, и. о. военкома Магдагачинского района: - Зря она это вам рассказала. Помощь оказывать - не наш уровень, а администрации. Когда Олегу ставили памятник, общества «Мемориал» еще не было, и этим никто не занимался. По большому счету мне нечего вам сказать. К сожалению...

Возрастная категория материалов: 18+