Всего 11 дней Борзунова прожила в пенсионном возрасте. Друзьям и коллегам она часто рассказывала, как ждет не дождется, когда наступит долгожданный уход на заслуженный отдых. Тогда, мол, она займется поэзией на полную катушку. А пока мешают постоянные заботы. Увы, скоротечная смертельная болезнь не дала Светлане осуществить намеченные планы. В наследство нам, современникам, остались три книги Борзуновой. Не много для поэта высочайшего уровня, каким была Светлана. Но, как говорится, мал золотник, да дорог. Думается, что ее творчество будет в поле зрения многих поколений. До тех пор, пока у дальневосточников останется интерес к настоящей поэзии. Увы, стихам Борзуновой не удалось проникнуть на страницы солидных журналов, столичные издательства не публиковали ее поэзию в шикарных обложках, как сегодня выходят большинство произведений гораздо менее талантливых, чем она. Как известно, имя «делается» исключительно в столице. У Светланы не было ни сил, ни средств засветиться в литературных салонах московской или питерской богемы. Ей надо было растить двух сыновей. В нечастых перерывах от забот она создавала короткие по объему стихотворения, не превышающие, как правило, пятнадцати-двадцати строк. - На большее не хватает времени и терпения, - грустно улыбалась она, - из меня, верно, никогда не получится прозаика. Не смогу, не выдержу долгого сидения за столом для написания длинных повестей и толстых романов. Ее «крохотки» сверкают, как алмазы, они полны мудрости и бесшабашности, тонкого лиризма и напряженного психологизма. Светлана постоянно утверждала, что существует резкая грань между мужской и женской поэзией. Читая, стихи Борзуновой, с этим нельзя не согласиться. * * * Сначала просто: я твоя, ты - мой. И тем вопрос исчерпан. Любовь волной тугой и терпкой несет меж рифов бытия. Но замедляет бег прибой. И вот - тончайшей ноткой фальши - ну ладно: я твоя, ты - мой, а что же дальше, что же дальше? * * * «Это последние. Больше не будет. Я обещаю». Строчки на память. За стенкою люди. Молча прощаюсь. Чувствую: слезы к глазам подступают. Солоно, липко. Тычусь о дверь твою, словно слепая. Выйти с улыбкой. Крыльями бьет тополиная замять. Стаей лебяжьей. Перелистаешь блокнот со стихами. Слова не скажешь. Слезы, надежды, отчаянье - втуне. Пусто и чисто. ...Не понимаю, откуда в июне желтые листья. * * * Ослепнув от тоски, замечется душа, Не помня в слепоте о жизни и о смерти. Не в силах разорвать смыкающийся мрак, Единственно стремясь избавиться от боли. О чем тут говорить. Все ведомо и так. Ты мог бы мне помочь. Но ты в себе неволен. Все глубже, все черней, все ближе полынья. Так вот она - моя последняя дорога. На мой безмолвный зов придут ко мне друзья, Попробуют помочь. Но и они не смогут. * * * И осветив дорогу, свет померк. Еще надежда искоркой дрожала, но догорел последний фейерверк, И впереди пустыня предлежала. Жизнь иссякала. Подступала тьма. Нашептывала ужасы и бредни. Простейший путь - совсем сойти с ума, Подсказывал случайный проповедник. Я вспомнила в усилии последнем Одно: источник света - я сама. Забилось тело в спутанных сетях, Ища пути на горьком перепутье. Оковы тьмы и разума сметя, бесплодный мрак расталкивая грудью, рванулась к свету всею женской сутью. И зародился свет во мне - дитя. * * * Завтра проснусь и начну все заново. Вдруг окажется: ходить умею. Если так, остальное планово - руки крест-накрест, камень на шею. Очень просто: буль-буль - и в форточку. Пятый этаж, приземленье, финиш. Встану с земли, отряхнусь на корточках. Ты ведь меня и такую примешь? * * * Самое главное в мире - сентябрь. Таинство листьев, до срока опавших. Шепот дождей, ни на что намекавших, луж твоих чистых бегущая рябь. Самое главное в мире - апрель. Почек созревших божественный запах, поступь весны на пружинистых лапах, пестрых и жадных лучей канитель. Самое главное в мире - конец. Самое главное в мире - начало. А в середине я вечно скучала. Крайности, крайности - смысл для сердец. * * * Тот город, в котором никто никого не хотел, Где те, кто любимы, умел лишь любящих мучать, Из тьмы безвременья остался, достался в удел, Со мной разделил свою хмуро-печальную участь. И все снегопады, в которые вместе пришлось, И все ураганы, в которые нам не случилось, Слились воедино, склубились в бесплодную злость. Собой припечатав надежды врожденную милость. Здесь птицы не пели - хрипели, Цветы не цвели. На всякое дело проклятьем ложилась усталость. Скелет динозавра, скрипя проступал из земли, А может - кита, на котором земля и держалась. Нарушилась жизнь. Без надежд, без любви, без друзей. И все умирало под слоем промышленной пыли. И мир превращался как будто в случайный музей, В котором служители про экспонаты забыли. Спасибо, душа, что нашла меня в этом бреду, вернулась назад, нелюбви прегрешенья простила. По городу снова я вместе с тобою иду Навстречу весне. И любовь уже дышит в затылок. * * * Что бы вслед ни ахали, ни пели, злым соблазном стало ремесло. Даже мы не знаем в самом деле, Что у нас с тобой произошло. В нашей доле гордой и убогой Приговор суровый - чистый лист. Много лет мы шли одной дорогой, А теперь дороги разошлись. Так уж вышло. Неужели будем Предъявлять к минувшему счета? Предоставим добровольным судьям Письма пожелтевшие читать. Да и то достанется немногим Истины изведать торжество. Ну зачем ты медлишь на пороге? Ты и впрямь не должен ничего. * * * Вот и время уходить. Я со всеми попрощалась. Только жаль, к твоей груди Напоследок не прижалась. Незатейливый финал Мне давно уже обещан. Нелюбимой быть - вина. Та, что прочих вин похлеще. И она, как в горле кость. Впрочем, Господу не внове. Нелегко тебе далось Бремя пасмурной любови. Невеселое питье Пил мой ангел смуглолицый. За терпение твое Бог воздаст тебе сторицей. * * * В две тысячи семьдесят пятом, а может и позже, году к тебе, мой потомок крылатый, я облаком синим зайду. И к небу взовьется знакомо смятенье воды и огня. Мой дальний счастливый потомок, три свечки поставь за меня.

Возрастная категория материалов: 18+