Она помнит, как через несколько лет бежали женщины за грузовиком, увозящим почти всех мужчин села, горькое осознание потери отца и слезы матери, оставшейся одной с восемью детьми. В Амурской области увидел свет шестой том «Книги памяти». Как и все предыдущие, он посвящен жертвам политических репрессий. Почти три тысячи новых имен и столько же сломанных судеб. Сколько подобных страниц еще увидит свет, не предскажет никто, ведь данные о прошедших ГУЛАГ постоянно меняются. В новом цикле материалов «Амурская правда» постарается вспомнить хотя бы небольшую горстку амурчан, погибших и выживших в сталинских лагерях. Жариковы из Жарикова Нетрудно догадаться, какой территории России обязан своим названием Тамбовский район Приамурья. Ехали люди в поисках лучшей доли на Дальний Восток из центральной полосы России. Были среди них и Жариковы - люди зажиточные и работящие. Три года на дорогу потратили. К началу прошлого века жителей села Жарикова с такой же фамилией насчитывалось около 60 человек, почти половина - мужчины. Их семьи держались вместе. Лошади, коровы, амбары - все зарабатывалось кровью и потом. Перед Великой Отечественной из Жариковых в селе остались единицы, да и те - женщины и дети. Родителей Зои Дмитриевны Жариковой раскулачили одних из первых, и к началу тридцатых годов они оказались в числе спецпоселенцев. Как говорится в официальном документе, Жариковы все - от мала до велика - были признаны социально опасными для общества. Из родного села всю семью вместе с девятью детьми отправили в Магдагачинский район валить лес. Лишь лошадь оставили с телегой, чтобы ребятню везти. Взрослым пришлось идти пешком. - В 1932 году мне два года исполнилось, когда нас всего лишили и в тайгу отправили, - вспоминает Зоя Дмитриевна. - Голод помню и куски картофеля, которые под одеялом хранились и поедались вместе с кожурой. Жили в грязных бараках с двухъярусными кроватями. Родители возвращались с работы из тайги и с ног валились. Спали вповалку и взрослые, и дети. Антисанитария страшная, холод постоянный - от этого брат мой погиб в возрасте четырех лет. Мать однажды пошла в село за картошкой, а на обратном пути пришлось реку с ледяной водой вброд переходить. Она до того замерзла, что ног не чуяла. Хорошо, старшая сестра пошла встречать, помогла ей на берег выбраться и мешок с картошкой подхватила. На берегу баня топилась, и мама бегом побежала туда греться. Внутри мужик голый моется и кричит: «Женщина, подождите!». Она ему в ответ: «Мне уже все равно, в каком вы виде, а на улице я погибну». То же творилось и в жилых бараках - не до стеснений было, всем выжить хотелось. Массовый арест По словам моей собеседницы, людей из спецпоселений использовали как рабов, не считаясь ни с их здоровьем, ни с выносливостью. Но отец Дмитрий Васильевич был человеком хватким. И плотничал умело, и печку мог сложить. К 1936 году позволили ему с семьей «за добросовестный труд» переехать в Граждановку, от которой до родного Жарикова рукой подать. Долго начальство уговаривало отца остаться в спецпоселении на правах специалиста, но старшие дети настояли на переезде. Очень скоро все поняли, что лучше бы продолжали в Мазановском районе лес валить. - Я на черемухе сидела и, как сейчас, помню: всех мужиков прямо из поля сгоняют во двор конторы, а там усаживают в грузовик, - продолжает вспоминать Жарикова. - С дерева спрыгнула, а машина эта мимо меня проскочила - лишь пыль столбом. Следом женщины бегут, ребятишки, кричат, плачут. 38-й год шел - разгар сталинских репрессий. Поначалу лишь два мужика осталось на всю Граждановку - председатель да партработник, а потом еще один появился - из тех, что увезли. Вернулся слепой, глухой. Добиться от него ничего не смогли. О том массовом аресте в Тамбовском Жарикове помнят до сих пор. Правда, людей оттуда и раньше забирали, но, как правило, все происходило ночью, по одному, на легковой машине. А здесь все случилось средь бела дня, на глазах десятков людей. Лишь после перестройки Зоя Дмитриевна узнает: ее отец был расстрелян как враг народа буквально через три месяца после ареста. Основанием для казни стал «рутинный» на то время приговор особой тройки. А тогда... - Говорят, в Тамбовке лагерь был, где арестованных распределяли: кого в БАМлаг, кого в другие места, - рассказывает Зоя Дмитриевна. - Отца отправили в Благовещенскую тюрьму, а на письмо моей матери ответили, будто бы он умер от туберкулеза. Ему не припомнили былых заслуг. Дмитрий Васильевич в первую мировую воевал, а позже, когда в период интервенции в село пришли японцы, он в окно выскочил и подался к партизанам. С ними геройски сражался до победного освобождения Дальнего Востока. Мать в то время со старшими детьми осталась. Японцы вели себя, как фашисты на оккупированных территориях. Опустошали подворья, забирали кур, коров, другую живность. Многие семьи обрекались на голодную смерть. Мама пошла жаловаться на солдат японским командирам. Ее сильно избили и приказали больше не приходить. Еще в кровопролитные двадцатые, когда весь Дальний Восток трясло от гражданской войны, у Дмитрия Жарикова наверняка была возможность поддержать белое движение, а значит, и иностранных оккупантов. Нет, не пошел он на этот шаг, все еще продолжая верить в светлое будущее и лучшую жизнь. Она повернулась к нему боком, впоследствии подставив под дула тех, кого он поддержал в минуту опасности. Чтобы помнили После ареста главного мужчины в доме судьба не оставляла попыток поставить детей и мать Жариковых на колени. Потеря кормильца в голодное время означала гибель для всей семьи. Вопреки всему они старались выжить. Абсолютно всех, включая ее - маленькую Зою, продолжали допрашивать. Приезжали прямо в школу и забирали с уроков. Какие вопросы задавали - она уж и не вспомнит. Да, было страшно. Страшно и за себя, и за братьев и сестер, и за маму. Но переносить все страхи приходилось молча - в их шкуре были почти все родные, близкие, соседи. Вслух обсуждать происходящее было не принято, да и небезопасно. С началом Великой Отечественной все девчонки сели на тракторы - Родина требовала: все для фронта, все для Победы. Один из старших братьев Зои Дмитриевны до фронта добраться не успел. Его освободили от призыва, как механика. С утра до вечера брат носился по полям, починяя сельхозуборочную технику и прикладывая свою мужскую силу везде, где не могли справиться женщины. В 43-м надорвался и после экстренной операции умер в возрасте 28 лет. После войны оставшиеся в живых Жариковы стали перебираться в областной центр. Все беды, свалившиеся на их головы, пересчитать невозможно. Несмотря на все лишения и обиды, Зоя Дмитриевна всю жизнь работала на благо страны. Реабилитация была позже, после 38 лет непрерывного труда на благовещенской швейной фабрике. Она и сейчас душой всего в двух шагах от родного предприятия - участвует в общественной организации ветеранов «Вера», объединяющей бывших работников. Недавно ездила в Магадан, где живет и работает единственный сын. Там сильное впечатление на Зою Дмитриевну произвела «Маска скорби» - монумент, посвященный погибшим в сталинских лагерях и пережившим жестокую эпоху непонимания и недоверия. Ей 76, но она с соратниками хочет успеть соорудить нечто подобное в Благовещенске. Чтобы помнили.

Возрастная категория материалов: 18+