Этот человек, ставший живой легендой, редко общается с журналистами, практически не дает интервью, однако для «Амурки» экс-лидер «Наутилуса Помпилиуса» после своего юбилейного концерта «НауБум» сделал исключение.
О «Нау»
— Добрый день, Вячеслав Геннадьевич, сегодня Благовещение, и вы находитесь в городе благой вести впервые в жизни. Что чувствуете в этот момент?
— Это удивительное совпадение, поэтому я сейчас испытываю очень странные ощущения. Очень здорово, что мы оказались здесь в такой день, наверное, это знак свыше. Я к любым совпадениям отношусь очень внимательно. А какие благие вести приносит ваш город?
— Хотя бы то, что вчера на вашем концерте яблоку негде было упасть. Безусловно, весть хорошая. Да и зрители ревели от восторга и долго аплодировали, вызывая вас на бис. Сегодня во время кризиса мало кто из исполнителей собирает полные залы.
— Меня порадовало, что практически половина присутствующих — молодежь. Значит, то, что мы делали и делаем, — актуально. Вообще у вас в городе особая атмосфера умиротворенности и благополучия.
— Группе «Наутилус Помпилиус» 25 лет, четверть века довольно большой срок, что изменилось за это время?
— Группы уже нет, она распалась давно. Этот юбилейный гастрольный тур просто фикция, мы взяли круглую дату и отдали дань уважения, выпустив «трибьютный» альбом. Предварительно я поковырялся в справочнике и отыскал там перевод слова «трибьют», оно и означает— отдать дань уважения. Знаете, мне часто задают один и тот же вопрос: почему группа развалилась на пике своей славы? Да потому, что в этом образовании люди присутствовали! За 25 лет в нашей жизни изменилось очень многое: мир, люди, и я тоже не исключение… Сейчас мои мысли упорядочились и постоянно требуют просветления, поэтому и песни направлены вверх.
— Во время концерта некоторые до боли знакомые хиты звучали в новом, непривычном для амурских слушателей исполнении. Является ли ваш «трибьют» коммерческим проектом, суть которого заработать деньги на былой славе, или это возможность сделать старые песни «Нау» лучше, чем они были когда-то записаны?
— Я думаю, что и то и другое.
— Когда было сложнее выражать свои чувства, мысли и взгляды: в годы перестройки и цензуры или сейчас, в эпоху вседозволенности?
— Сейчас. тогда, по молодости, я совершенно ни о чем не задумывался, мы просто пели о том, что вокруг себя видели, а не несли конкретную миссию. Хотя в те годы я предполагал, что должна быть ответственность за все, что делаешь, о чем говоришь, но всячески отсекал от себя эти мысли. Мне было наплевать, что будет завтра, послезавтра и так далее. А вот сейчас я стал задумываться, что же все-таки будет с родиной и нами и как жить дальше, и несу ответственность за все, что сказал и сделал.
— В конце 80-х «Нау» реально влиял на градус общества, ваши песни стимулировали массы думать по-другому…
— Первоначально это была, так сказать, студенческая самодеятельность, просто отдушина. Мы были молоды, и в нас кипела энергия. Причина самовыражения заключалась в том, что нас очень не устраивала окружающая нас серость, обыденность и однообразие. Это как комплексный обед в рабочей столовой. Поэтому мы для себя искали развлечений и были в восторге от того, что делаем. Мы не выбирали карьеру трибунов и политиков, были вне этого, просто развлекались таким образом. Сейчас, когда «Наутилус» распался, серость и уныние так и остались, просто немного видоизменились. И это пугает.
— А сегодня группа молодых исполнителей-студентов может вызвать такой же бум в обществе?
— Сейчас бумов не бывает, настала другая шкала измерения.
О личном
— У вас три дочери и сын, какой вы отец?
— Мне бы хотелось, конечно, быть хорошим отцом, но для этого надо еще очень многому научиться.
— То есть вы хотите сказать, что, воспитывая четверых детей, у вас недостаточно опыта?
— Опыта, может, и достаточно, но он только теоретический. А чтобы быть практиком, надо каждый день общаться с детьми, быть рядом с ними и быть им полезным. А это не всегда удается.
— Что для вас значит семья?
— Это оберег. Вообще многодетная семья — это как мини-коллектив: чем больше там народу, тем легче все тяготы и невзгоды переносить. Только имея большую и дружную семью, человек может выжить в современном и агрессивном обществе.
— Вы закрытый человек, редко даете интервью, о вас ходят самые разные слухи, будто вы целиком и полностью посвятили себя религии, стали сатанистом, ушли в бизнес. Да и в современных шоу-проектах и на тусовках вас вряд ли увидишь...
— Пусть ходят, это не на моей совести. А в проектах я участвую, например работаю в студии, записываю песни. У меня нет предрасположенности к телевидению и вообще к общественной деятельности. Общаться более чем с одним человеком для меня мучение. Но ко всему привыкнуть можно, все-таки 25 лет пою, за это время даже козла можно научить кланяться.
— Поэтому на своих концертах вы полностью отстранены от зала и поете, закрыв глаза, в то время как некоторые превращают свой «сольник» в бенефис или творческий вечер?
— Я просто не делаю того, что не умею, поэтому у меня отработанная тактика: вышел, спел, поклонился. Вообще мне нечего предложить публике, кроме песни.
— Вы архитектор, певец и последнее время писатель, чего в вас больше?
— Больше в смысле достижений или ответственности?
— И то и другое.
— Давно пришел к выводу, что я прежде всего должен ощущать себя человеком. А все остальное — специальность, увлечения, профессия — это уже второстепенно, способ добывания хлеба. В принципе архитектурное образование дает широкий культурный кругозор и большой объем знаний. Оно мне всегда помогало и помогает в музыке, стихосложении, написании прозы. Я не филолог и даже не знаю нотной грамоты, поэтому могу лишь проецировать то, что слышу. Например, разбираю слова по кирпичикам и собираю их обратно. Так же и с музыкой: если у меня не было возможности ее напеть, придумывал для обозначения разные знаки и символы.
— Сейчас много говорят о финансовом кризисе. Вас он как-то коснулся?
— Он коснулся всех. Мне уже сорок семь лет, и на моем веку это уже третий кризис. И все они одинаково заканчиваются — люди про них благополучно забывают.
— Как вы относитесь к своей популярности?
— Нормально. правда, мне иногда приписывают крылатые фразы и выражения, чье появление на свет отнюдь не моя заслуга.
О кино
— Как вы относитесь к новому варианту песни «Скованные одной цепью», воплощенной в кинофильме «Стиляги»? На мой взгляд, суд комсомольцев самый сильный идеологический момент мюзикла?
— Положительно. Как только я услышал, что эта затея принадлежит Валерию Тодоровскому, сразу дал согласие, даже не читая сценария. С бережностью отношусь к таким людям и считаю, что у нас в России их единицы, и если они что-то делают, то я искренне готов им помогать.
— Вы работаете с Балабановым, не раз писали песни к его фильмам. Есть еще режиссеры, которым вы доверяете?
— Балабанов — это исключение, у нас с ним отношения в большей степени товарищеские. Мы знакомы со студенческой скамьи, еще дольше, чем существует «Наутилус». Алексей первым переехал в Петербург, потом я там оказался. Он меня попросил сняться в эпизоде, а я не мог ему отказать.
— Ваш актерский дебют состоялся в кинофильме «Брат», где вы сыграли самого себя, а есть еще роли, которые бы вам хотелось воплотить в нашем кинематографе?
— Конечно. я бы с большим удовольствием сыграл не себя, а Барона Мюнхаузена. У него интересная внешность, есть шляпа, усы, шпага. Этот герой близок мне по духу. Мюнхаузен гротесковый персонаж, а я склонен к гротеску.
О книгах
— Недавно вы попробовали себя на литературном поприще и выпустили две книги «Виргостан» и «Антидепрессант», это дань моде или способ самовыражения?
— Это порыв души, созревший на одну треть. Виргостан — это страна, которая произошла из меня, и если бы я ее не видел, я бы не смог о ней написать. В этой книге нет общей идеи, она не рассчитана на определенную аудиторию и ни к чему не призывает
—Сейчас воспоминаниями о времени и о себе увлеклись многие звезды. Планируете ли вы создать свои мемуары?
—Нет, я считаю, что это совершенно не интересно, во всяком случае, мне, как читателю. Я в принципе не буду изучать ничью биографию, а уж истории про каких-то вымышленных звезд вымышленных и самозванцев и подавно? Что интересного и познавательного можно почерпнуть в подобных монографиях? Для времени и истории — ничего. В том, что я пишу, есть вещи, которые живут во мне с детства, их грубо можно назвать автобиографическими фактами, но я их все равно перерабатываю. Детские воспоминания самые красочные. Ребенок воспринимает все большое и красивое. источником. То есть лет до пятнадцати мы, как грибы и ягоды собираем в себе самую ценную информацию. Потом этим авансом человек пользуется всю свою жизнь. Поэтому формированием детского восприятия надо серьезно работать.
— Увидим ли мы ваши новые книги?
— Сейчас я как раз над этим работаю.
— И последний вопрос: песни «Нау» будут вечными или лучшее у вас впереди? Поделитесь с читателями «АП» творческими планами.
— Сейчас я нахожусь в раздумьях. Такой план у меня, что планов нет никаких. И вообще я не люблю их строить, потому что это такая неблагодарная вещь! Например, вы их обозначите, потом будете вынуждены все задуманное выполнять. Для этого надо быть очень предусмотрительным человеком. Такую ответственность я на себя не беру. Я лишь стараюсь развивать чуткость, интуицию, чтобы понимать, что ждет меня в лучшем случае завтра. И мне этого вполне достаточно. Понимаете, в моей жизни очень многое происходило случайно, поэтому сколько мне отведено свыше, столько и буду петь.
Возрастная категория материалов: 18+
Добавить комментарий
Комментарии