Белогорские ребятишки приходят в гости к обитателям «Надежды». Белогорские ребятишки приходят в гости к обитателям «Надежды».

В этом каждодневно убеждается Александр Кайзер, директор белогорского приюта для людей, попавших в трудную жизненную ситуацию. В его «Надежде» сегодня живут и трудятся почти сто человек.

Улица с революционным названием Октябрьская находится на окраине Белогорска. Если кто-то думает увидеть здесь городской пейзаж, ошибается — скорее пахнет деревенским духом. Частные подворья, гуляющие возле них куры с козами. Да и сам приют — это несколько домиков, расположенных наискосок друг от друга. Одна из построек в два этажа, остальные четыре — одноэтажные, в каждой из них живут люди. В основном те, от кого отвернулось общество.

Приют для оступившихся или попавших в трудную жизненную ситуацию появился в Белогорске весной. Точнее, в апреле он получил статус частного социального учреждения, хотя действует в городе уже пять лет. Директор «Надежды» Александр Кайзер приехал Белогорск из Нерюнгри в 2003 году как миссионер церкви «Источник жизни». И буквально сразу к нему потянулись за помощью «пропащие» люди — те, кто остался без жилья, документов и средств к существованию. Так и возникла «Надежда» — единственная организация в области, дающая шанс выброшенным за борт жизни начать ее заново.

Компаньоном в нелегком, но добром деле Кайзера стал белогорец Евгений Славков. Сейчас Женя — предприниматель, имеет свою фирму, занимающуюся строительными работами, а в недавнем прошлом он — наркоман и зэк. В колонии мужчина пришел к вере, которая полностью изменила его. Так что все сложности духовной и социальной реабилитации, как говорится, испытал на себе.

Жизнь в общине

В «Надежде» не спрашивают, как человек докатился до такой жизни, — нуждающемуся помогут, не побрезгуют. Если требуется, дадут временную прописку, восстановят паспорт и даже устроят работу. Если болен — отправят на лечение. Поэтому больных и заразных здесь нет.

— Разве я допустил бы этого, если тут живет моя семья, трое маленьких дочерей, — замечает Александр Кайзер. — Мы сотрудничаем с врачами, каждому человеку, который приходит, делаем флюорографию, его обследует венеролог и другие специалисты. Нам помогают мэрия, соцзащита, предприниматели и просто добрые люди. Работа ведется во всех направлениях.

Сегодня в белогорском приюте обитает около 100 человек. Число же временных «постояльцев», которые здесь побывали за пять лет, в четыре раза больше. «Надежда» — не совсем обычное социальное учреждение. Это община, где люди живут сообща, разделяя кров, одежду, еду и труд. Здесь два отделения — мужское и женское, в первом 70 человек, во втором — 25.

В тесноте, да не в обиде — таков быт «надеждинцев», им приходится ютиться по шесть-семь человек в комнатках. Но для сотни бездомных эти условия — как в лучшем санатории. Ведь некоторые десятки лет жили в подвалах и на свалках. Теперь же у них есть теплая постель, вкусный обед и работа.

Большая часть обитателей среднего возраста — от 30 до 40 лет. Треть из них сейчас трудится на городских предприятиях и в фирмах (сфера услуг, ремонт и строительство), остальные ведут домашнее хозяйство. Но работают все — даже инвалиды. Кто печку к зиме глиной мажет, кто шьет, кто картошку чистит, а кто пол подметает. Трудотерапия — обязательное условие социальной реабилитации. У воспитанников центра расписан каждый день и час. Дисциплина жесткая: подъем в шесть утра, завтрак в семь, потом собрание и служба. К восьми работающие «надеждинцы» идут на работу, остальные трудятся на территории центра.

Удивительно, но многих «беспризорников» пугает не трудовая повинность, а соблюдение гигиены. Ведь в приюте нужно мыться, бриться и стираться, плюс раз в неделю банька, их две — мужская и женская. А «новобранцы» с улицы, как правило, мыться не любят либо отвыкли. Некоторые, пардон, приходят с червями в волосах. Но здесь не кормят даже небритых мужчин, поэтому хочешь не хочешь, а придется блюсти чистоту тела.

Кстати, об обеде, ужине и завтраке — для этого в приюте построена столовая. В небольшом помещении сразу могут поместиться только 30 человек, поэтому едят «надеждинцы» в три захода. Первыми — те, кто работает в городе, а потом остальные.

— Без мяса и рыбы не бывает дня, правда готовим либо первое, либо второе. Работаем парами посменно — два через два дня, — рассказывает повар Ольга, живущая в приюте седьмой месяц. У 41-летней женщины есть отец и сын. Парень — студент педуниверститета — живет в общежитии, а с отцом Ольга не общается уже четыре года.

Без веры нельзя

Вообще, желающие остаться в приюте знакомятся с правилами проживания и подписывают договор: спиртное и сигареты здесь под запретом, так же, как и ругательные слова и общение с родными в первое время. С теми, кто нарушает порядок, руководство быстро расстается. А такие, увы, есть. Месяц назад здесь распрощались с тремя парнями, которые вынесли и пропили стройматериалы.

Кстати, именно по этой причине у подопечных Кайзера нет свободной наличности. Все средства идут в общее дело. Община же кормит, одевает и дает жилье воспитанникам.

— Срок реабилитации в центре — один год, но человек может жить до тех пор, пока все не наладится, — говорит директор «Надежды». — Этого времени хватает, чтобы узнать себя, пересмотреть свою жизнь. Человеку трудно первые два-три дня, но уже через месяц его не узнать. А если он выдерживает год, потом, как правило, не сорвется. Я говорю вам из своего личного опыта — сам в прошлом алкоголик, из-за чего потерял первую семью.

Вера, по словам директора белогорского приюта, — это стержень, который не дает пасть человеческой душе, даже если тело пало. Поэтому второе обязательное условие для обитателей «Надежды» (кроме труда) — посещать утреннюю и вечернюю службу, где идут беседы о боге, чтение евангелие. Кстати, один из жильцов, находящийся здесь год, полушутя-полусерьезно заметил, что вера усмиряет его: «Раньше хотел убить всех, потом половину, а сейчас всех люблю».

— В вере своей мы протестанты, но сотрудничаем со всеми религиями, — говорит Александр Кайзер. — Я был в Благовещенской епархии на приеме у архиепископа Гавриила, он благословил нас на это полезное дело. Мы, русские, по своей природе добрые люди, и надо взращивать в нас это ценное качество. А люди, в которых поверили, возвращаются в общество, откуда выпали либо по своей глупости, слабости, либо из-за сложившихся обстоятельств. Пусть это десять человек из ста, но ради них стоит работать.

Люди и судьбы

Столкнувшиеся с жизненными трудностями, а именно так здесь называют воспитанников, пришли в «Надежду» каждый со своей историей. Бездомные, алкоголики, наркоманы, бывшие заключенные… Разные судьбы…

Моя тезка — 38-летняя Лариса — сейчас единственная в приюте, кто живет с ребенком. Однако еще летом в женском отделении обитала 22-летняя беременная девушка — соцзащита попросила Кайзера приютить сироту до родов. Младшей дочери Ларисы семь лет, в этом году она пошла в первый класс. Будни девочка проводит с матерью, а в выходные гостит в соседнем селе у старшей сестры. У Ларисы в недавнем прошлом была 3-комнатная квартира, но когда умерла ее мать, женщина запила и лишилась всего.

70-летний Владимир Николаевич среди обитателей выделяется своей молчаливостью. Но не только ею, а еще и незапятнанной репутацией. Если учесть, что в приюте есть воспитанники-рецидивисты, у которых по шесть-семь судимостей, а тюремный стаж насчитывает 35 лет. У Владимира Николаевича же 44 года непрерывного трудового стажа. Пожилого мужчину в «Надежду» в мае привезла администрация Томичевского сельсовета, так как ему негде было жить. Бабушка, с которой Николай коротал свою старость, умерла, а ее сын «попросил» больного и немощного старика освободить дом.

— Я родом из Белоруссии, была у меня семья, дочь, но когда погнался за длинным рублем и поехал на Дальний Восток, семья распалась, — вспоминает мужчина. — В 90-е начались передряги, в итоге я остался без работы и без денег. А на старости лет еще и без жилья. Сразу не купил, думал, что временно здесь — вернусь на родину, а вот как получилось.

Другого обитателя приюта все называют Дедом. Правда, по привычке — еще два месяца назад Анатолий Захарович носил длиннющую бороду. Ему 70, а зрение у него плюс 15. Директор приюта вместе с компаньоном подобрали Деда на федеральной трассе в начале августа. Мужчина пытался развести костер у дороги и, глядя в огромную самодельную лупу, рубил дрова. Здесь Анатолий Захарович хотел заночевать, а утром продолжить свой нелегкий пеший путь — из Хабаровска в Красноярск. Сестра Деда отсудила у него родительскую квартиру и выставила вон. В сибирском городке у него живет сын, и мужчина надеялся его разыскать.

59-летняя Екатерина Николаевна сама пришла в «Надежду». Схоронила двух сыновей-близнецов и упала на ноги. Без костылей сейчас передвигаться не может. Дом сгорел, какое-то время жила у соседки, а потом решила перебраться в приют.

— Помощи от меня здесь почти никакой, способна только на сидячую работу, но хоть с пенсии помогаю, — делится женщина. — Правда, она небольшая — всего три тысячи.

Сельский уклад

Проблем у приюта «Надежда» немало. Прежде всего это нехватка мест. Дело близится к зиме, а значит, «постояльцев» заметно добавится. Сейчас обитатели строят новый дом для женской половины, заложили фундамент, но закончат его только в следующем году.

Пару лет назад приют значительно разросся вширь — приобрел два дома с земельными участками в 60 километрах от города, в отдаленном селе Воронжа Серышевского района. Сейчас Александр Кайзер оформляет в собственность участок земли в 800 гектаров. В дальнейших его планах — выстроить здесь целый поселок и открыть филиалы приюта, где бы бездомных могли накормить горячими обедами, одеть и обогреть.

В Воронже живут выпускники учреждения — разводят скот, птицу, выращивают овощи, заготавливают сено. Их окружает обычный деревенский быт, который для некоторых когда-то был привычен. Например, 53-летняя Антонина опять доит сельских коров, как 20 лет назад в совхозе. Хотя последние десять лет провела на свалке, в шалашах из выброшенных ковров.

— В Воронже я живу три месяца, а как будто вернулась домой, в совхоз, — замечает женщина. — Я ухаживаю за скотиной: у нас телятки, поросятки, летом огородом еще занимаемся. Сами все выращиваем.

Последними в этом году перцами и помидорами похвалилась соседка Антонины по дому Лидия. Вся «овощная» работа на ней: от рассады и до сбора урожая. Для Лидии Платоновны такие хлопоты только в радость. В январе 57-летняя женщина освободилась из мест не столь отдаленных, где провела восемь лет за убийство сожителя. Но на свободе оказалась никому не нужна: дочь уехала в неизвестном направлении, а бывший зять женился на другой.

— Зять хорошо принял, предлагал остаться, но зачем — у него же другая семья, — говорит женщина. — Поэтому пришла в приют, а дальше будет видно. Честно сказать, я бы осталась навсегда в Воронже — здесь спокойно и хорошо.

Миром правит любовь

Здесь начинают с нуля, поднимаются с колен. Живущие в приюте называют себя братьями и сестрами. Когда их спрашиваешь о чувствах, симпатиях, смеются — мол, «любовей за глаза хватило». Но жизнь все равно берет свое, и нет-нет, да и в «Надежде» создаются пары, появляются семьи. Например, 49-летние Галина и Игорь познакомились здесь, хотя могли встретиться и в прежней жизни: он — инженер-строитель, она — маляр-штукатур.

Со временем семейные пары «отпочковываются» — снимают квартиру или выкупают домик в селе. Хотя сожительства здесь не поддерживают: за пять же лет в приюте сыграли всего шесть свадеб. В семьях «надеждинских реабилитантов» сейчас подрастают четыре малыша. Это ли не высшая награда для руководства социального приюта?!

— У меня искреннее желание помочь людям, — признается Александр Кайзер. — Когда восстанавливаются семейные связи, мамы и папы возвращаются к детям — для нас большая радость. Сейчас в приюте живет женщина, которая не видела свою дочь несколько лет: девочке 11 лет, она воспитывается в свободненской школе-интернате. Сейчас исправившаяся мама хочет забрать ребенка оттуда, и мы делаем все возможное, чтобы они встретились. У нас большой потенциал, мы можем помогать и тысяче людей. Но без поддержки нам трудно: нужна техника, чтобы сеять и обрабатывать поля. 12 наших воспитанников по состоянию здоровья нужно определить в дома-интернаты, но они переполнены. Конечно, не все верят, что мы помогаем от души. Кто-то считает, что мы зарабатываем на людях и строим себе дома. Но какая может быть выгода, если только на хлеб и лекарства мы тратим по две тысячи в день?

Они нуждаются в помощи

47-летнего Виктора Храмцова оставили возле ворот приюта полуголым. После инфаркта и инсульта у него нарушены память и речь. Но он помнит, как умерла жена, сгорел их дом в Новобурейском. Мужчина нуждается в лечении и устройстве в дом-интернат, может быть, найдутся его родственники.

У 62-летнего Владимира Петровича Шина в Благовещенске есть дочь — предприниматель. Несколько раз мужчина пытался разыскать ее, но не помнит адреса. Но он надеется, что после этой публикации она откликнется.