Язык русского Харбина

Елена Оглезнева: «Каждый из харбинцев, сам того не ведая, оставил нам рассказ, в котором символиче

Монография посвящена русской речи в Харбине. Издание носит научный характер, но оно будет интересно всем, кто неравнодушен к «харбинской теме». Новизна его в том, что оно построено на исследовании речевых материалов, записанных во время бесед с последними представителями русской диаспоры в Харбине. О книге рассказывает ее автор, заведующая кафедрой русского языка АмГУ Елена Оглезнева, защитившая по этой теме докторскую диссертацию.

— Книга — итог многолетней работы, в чем ее уникальность?

— Монография носит научный характер, но она останется как память о тех людях, которые стали ее героями. Это последние русские харбинцы, с которыми встречались во время поездок, записывали их речь. Замысел — показать уникальность Харбина через личности людей. Если культура и язык западной ветви российской эмиграции исследовались учеными, то восточное зарубежье долго оставалось «белым пятном». И мы предприняли в 2000—2002 годах ряд поездок в Харбин, который был в первой половине прошлого века центром восточной эмиграции. Там оставались последние представители русской диаспоры. Несмотря на изоляцию (ведь Харбин уже много лет был китайским городом!), они сохранили очень хороший русский язык. Хотелось более глубоко осмыслить причины неординарности этой языковой ситуации.

— Человек непосвященный сразу задается вопросом: русские люди, говорят, как мы с вами, что тут изучать?

— Такой же вопрос возник и у нас при первом общении. Но специфика в речи этих людей все же была — их язык существовал в определенной консервации, и его чистота была очевидна — в их речи применялись устаревшие обороты, выражения, свойственные художественной литературе. Для нас же главным открытием стало столкновение с людьми иного исторического опыта, которые сохранили свою русскость и оказались даже большими патриотами России, чем мы, ее сегодняшние жители. Родной язык был для них символом утраченной Родины. Сохраняя язык, они сохраняли Родину в себе. Россия для них была мифом, который они, в общем-то, создали себе сами.

Они не были сломлены духом, несмотря на бедность, одиночество и жизнь без Родины. Им помогала православная вера, она лежала в основе их духовности. Не случайно местом их постоянного общения была Покровская церковь. И мы с ними впервые встретились там же: я и моя коллега Галина Старыгина пришли туда с журналистом Александром Ярошенко, который хорошо знал и на протяжении нескольких лет помогал последним русским харбинцам. Было символично, что наша первая встреча с ними состоялась 7 января 2000 года — в первое Рождество нового тысячелетия, в Покровской церкви, последнем действующем православном храме Харбина. И в последующие визиты достаточно было в воскресный день прийти в Покровскую церковь, чтобы застать там последних русских харбинских стариков. Церковь была неизменным местом их встречи.

— Третья глава книги построена на речевых материалах, записанных во время встреч с последними русскими жителями Харбина. Что было самым трудным в работе над книгой?

— Эмоциональное переживание, ведь в истории Харбина было немало горьких страниц. Харбинские старожилы были удивительными людьми. Михаил Михайлович Мятов считался патриархом среди последних русских харбинцев. Выпускник Харбинского политехнического института, где преподавала московская профессура. Его речь похожа на письменную, много книжной и религиозной лексики. Когда не стало священника, именно Михаил Михайлович стал псаломщиком. Образован — знал несколько языков: английский, немецкий, французский, разговорный японский. Но китайского не знал, хотя в бытовых ситуациях он говорил по-китайски. Но для него знать язык означало говорить на философские темы, а этого он не мог.

Владимир Алексеевич Зинченко — очень деятельный, энергичный. Родился в Харбине. Говорил по-русски и по-китайски. Хотя тоже считал, что китайского не знает, так как не владеет письменным языком, не может читать китайские газеты. В такой самооценке проявляется высокая требовательность к себе. Обладал широким историческим кругозором, хорошо знал историю России, свободно цитировал Пушкина, Тютчева. Болел за Россию, хотя никогда в ней не был. Его не раз приглашали в русское консульство в качестве переводчика, но китайцам это не нравилось, поскольку он все события интерпретировал в пользу России. Впечатление горькое — сильная личность с большими возможностями, которые на чужбине оказались нереализованными.

Ефросинья Андреевна Никифорова, которая пережила русский Харбин и оставалась до своей смерти в 2006 году последней его русской жительницей. О ней много писали в прессе, снимали телесюжеты. Символично ее воспоминание из детства, которое прошло в Хабаровском крае, в поселке Кульдур. Она вспоминает Рождество, елку. Из большой бочки всем детям доставали подарки, а ей — не досталось. Видимо, родители заранее не положили. И ей было очень обидно. Но что это воспоминание о неполученном в детстве подарке в сравнении с тем, что ей даже Родины не досталось? Каждый из харбинцев, сам того не ведая, оставил нам рассказ, в котором символически оказалась воплощенной суть собственной жизни.

— Где можно купить книгу?

— Мы еще не занимались ее распространением, но думаю, что она появится в книжном киоске АмГУ и в книжных магазинах города. Сейчас ее можно спрашивать на кафедре русского языка АмГУ. Тираж — 500 экземпляров.

— Диссертация защищена, книга увидела свет. Будет ли какое-то продолжение темы?

— Чем больше занимаешься этой темой, тем больше находится в ней новых любопытных для исследования сторон. Например, было бы интересно изучить бытование русского языка в Шанхае во время русского присутствия там, он явно имеет свою специфику. Сейчас мы работаем над словарем харбинской лексики — тоже памятник своего времени. Полагаем, он будет интересен не только харбинцам. Реалии жизни познаются через слово, и словарь поможет сделать образ русского Харбина более полным и зримым.

Харбин и Благовещенск

— Очень тесной была связь Харбина с Благовещенском, — рассказывает Елена Оглезнева. — Немало амурчан оказалось в Харбине. Например, ставший начальником железнодорожной станции Харбин в 1906 году Александр Киприянович Крапивницкий был родом из Благовещенска. В книге опубликовано несколько фотографий, судя по которым в Харбине Крапивницкие жили не хуже, чем люди их уровня в России, — их жизнь была комфортной и буржуазной. Очень ценилась семейственность. На снимках полное ощущение дома — семья, дети, китайская няня, собаки. Или вот на другой фотографии — новый год, елка, рояль, дети, китайские помощники. Многие семьи имели хозяйство в пригороде, где собирать урожай и обрабатывать землю им тоже охотно помогали китайские крестьяне. Противостояния между русским и коренным населением не было — это тоже отражают фотографии из семейных архивов. Никакой тоски по Родине — это была часть общероссийской жизни, хоть и вдалеке от нее. Тоска началась после 1917 года, когда в России все перевернулось. Городской ландшафт Харбина тоже был русским, и даже в сегодняшнем современном мегаполисе сохранились его следы.

Чудеса от «Николай-вокзайла-помогайла»

Образ Николая Чудотворца был особенно значим для харбинцев. Не случайно на харбинском вокзале была установлена икона Николая-угодника, которую китайцы почитали и уважительно называли «Николай-вокзайла-помогайла». И у каждого русского харбинца был свой рассказ о чуде, связанном с этим святым.

Валентина Хан — этническая кореянка, примкнувшая к русской диаспоре. Признавалась, что не только говорит, но и думает по-русски. Получила в Харбине два русских высших образования. Русский выучила в детском возрасте, китайский — только в 60-е годы, в тюрьме, куда попала во время культурной революции. Обязали учить, чтобы на допросах могла говорить без переводчика.

Личная жизнь не сложилась — возлюбленного увезли в Россию в 1945 году по подозрению в пособничестве японцам. Последние годы жизни она учила детей английскому языку. В ее комнате стоял большой стол, за который она усаживала учеников, на столе — непременно ваза с конфетами. Учиться должно быть приятно — ее принцип.

От Валентины Хан записано несколько историй, которые она связывала с чудесной помощью Николая-угодника. В одной из них она рассказывала о картине, нарисованной ее возлюбленным, полотно было потеряно, но потом чудесным образом нашлось. Еще одно чудо — когда ее отпустили из тюрьмы умирать, и она вернулась домой в Рождество, 7 января, изможденная, невесомая — и чудом выжила. А еще одно чудо случилось в юности, когда ей нужно было вернуться с другого берега Сунгари домой, но разыгралась страшная буря, и сам святитель Николай перевез ее на своей лодке через бушующую реку.

Возрастная категория материалов: 18+