На берегу неугомонной Буреи

Солдат царской армии Иван Степанович Кожемяко (в центре). Январь, 1917 г.

Потом была служба на флоте, учеба в Дальневосточном государственном университете, работа на Приморской ГРЭС, с которой он накрепко связал свою судьбу, пройдя путь от первостроителя до заместителя начальника строительства. Там, в поселке энергетиков Лучегорске, вместе с супругой Зинаидой Карповной, тоже уроженкой амурского села Николаевка, вырастили двойняшек Олега (будущего губернатора Приамурья) и Ольгу.

Сейчас Николай Кожемяко на пенсии, радуется внукам, которых у него трое. Но вновь и вновь возвращается памятью к тем далеким годам, о которых поведал в своей книге. Некоторые главы из «Моего родословия» АП предлагает вниманию читателей.

От прадедов

Задолго до издания царского Указа о выходе крестьян из общин и переселении в малолюдные земли Сибири и Дальнего Востока (Столыпинская аграрная реформа была принята позже, в 1906 году), мой прадед по отцовской линии решил поискать счастья в далеком краю. Через губернское начальство получил отходную на двух своих старших сыновей — Степана и Петра. У Степана было трое детей — Иван, будущий мой отец, Михаил и дочь Ефросиния. Так в 1902 году отправилась из Черниговской губернии очередная партия переселенцев на Дальний Восток.

Ехали и на лошадях, и по железной дороге, и на пароходе, и шли пешком.

Добрались они до приамурской земли только через год. Остановились на берегу неугомонной горной реки Буреи. Сначала жили в небольшой, наскоро построенной землянке. Затем срубили дом, обзавелись скотом, лошадьми. Стали постепенно прибывать и другие переселенцы из разных мест России. Деревня разрасталась, и дали ей название Николаевка, в честь первого поселенца Николая.

Дед

Через два-три года в эту далекую таежную деревню прибыло несколько семей из Белоруссии. Среди них был и мой дед по материнской линии Степан Иванович Камков. Он также получил отходную и в 1904 году двинулся на Дальний Восток. Вместе с ним ехали его молодая жена Матрена, восьмилетняя дочь Татьяна, будущая моя мать, вторая дочь — Мария — и три сына — Федор, Никандр и Павел.

Большую часть пути они ехали уже по железной дороге.

Чтобы доехать до Приамурья, переселенцев пересадили из вагонов на пароход и везли по забайкальским рекам, затем и по широкому Амуру, к Благовещенску, который в 1856 году основан был как Усть-Зейский военный пост.

В то время в Благовещенске было всего несколько каменных домов на главной улице, идущей вдоль Амура. А на остальных улицах дома были деревянные, с плотными заборами и высокими подворотнями. Жили там в основном купцы и промышленники.

В Благовещенск стекалось много переселенцев. Там они, как и мой дед Камков, получали безвозвратную денежную ссуду. На полученные деньги дед купил корову, лошадь, телегу, конную сноповязалку и небольшой набор плотницкого инструмента. Весь скарб везли на телегах, сами же шли пешком до Буреи — это двести километров. Только на седьмые сутки прибыли на место. Там деда направили в небольшую деревню Малиновку. Она располагалась на правом берегу реки. В ней уже обосновалось с десяток семей.

Дед с сыновьями раскорчевал двадцать пять гектаров земли. Выращивали пшеницу, овес, рожь, гречиху. На богатых приамурских черноземах получали хороший урожай. Зерна вдоволь хватало на семью, на корм скоту и на продажу.

Дом

Дед выстроил большой добротный дом. Но ему в этом роскошном доме долго пожить не пришлось. В 1929 году его, зажиточного крестьянина, назвали кулаком и раскулачили. Всю землю отобрали, весь скот, лошадей и этот дом. Я хорошо помню, как в годы Великой Отечественной войны бегал к бабушке Матрене, и она показывала мне их дом, в котором жили уже другие хозяева. Дом стоял на высоком фундаменте, пятистенный, со стеклянной верандой, окрашенный в желтые и голубые тона.

После раскулачивания дед выстроил другой дом и на вновь раскорчеванных землях занялся хлебопашеством. Но всего через пять лет, в 1934-м, его судили показательным судом за невыполнение хлебозаготовок. Крестьян-единоличников в то время облагали неподъемным налогом, так называемой контрактацией. Она была настолько велика, что надо было отдать бесплатно весь урожай, не оставив себе ровным счетом ничего.

Дед не хотел вступать в колхоз, а когда комиссия пришла его агитировать, упрекнули старика: дескать, икон много, а вот портретов Ленина, Сталина нет. Дед был глубоко верующим и на это ответил: «Антихристы мне не нужны». А ведь это был 1937 год! На следующую ночь деда по доносу арестовали. Бурейским райотделом УНКВД Амурской области он был осужден по знаменитой 58-й статье — за «проведение антисоветской агитации». Мать сильно плакала и говорила нам, что он уже не вернется никогда...

Комиссия придралась к деду еще и за то, что он держал в доме боеприпасы. Он, как и большинство односельчан, живя в таежном месте, занимался охотой, ну и, естественно, имел ружье. Через полгода, 25 мая 1938-го, постановлением выездной сессии Специальной коллегии Дальневосточного краевого суда в Свободном деда приговорили к десяти годам лишения свободы и отправили в Омскую область, где он и погиб.

Отец

Вернемся на Бурею, в начало прошлого века. Таежная деревня Николаевка бурно строилась. На этом строительстве два Степана, два моих будущих деда — Кожемяко и Камков — познакомились. У Степана Кожемяко был сын Иван, время которого уже подошло к женитьбе, а у Степана Камкова дочь Татьяна была на выданье.

— Отец часто намекал мне, — вспоминает мать, — что у него есть на примете хороший хлопец, который был бы неплохим зятем. Но я этому не придавала значения, так как была еще молода и выходить замуж не собиралась. Но, несмотря на это, отец все-таки привез твоего будущего батю. Я тогда еще не знала, что отец привозил его на смотрины. В тот год нас не обвенчали, так как мне еще было мало лет. И только с наступлением совершеннолетия состоялось венчание...

Когда разразилась Первая мировая война, отца призвали на службу в царскую армию. На передовой его ранило в правую руку. После лечения в военном госпитале ему дали небольшой отпуск — на побывку домой. Отец привез несколько фотографий, где он запечатлен в солдатской форме.

По окончании Первой мировой войны отец вернулся домой. Но скоро Дальний Восток оккупировали японские интервенты (1918—1922 гг.). Много деревенских мужиков ушло в партизаны. Отец неоднократно помогал им перевозить оружие. Делалось это обычно ночью. После очередной такой перевозки кто-то донес об этом японцам. Рано утром отца вызвали на допрос. Японский офицер вложил ему в рот пистолет и требовал сказать, куда и сколько отец перевез оружия. Но кто-то из деревенских, кто был в доверии у японцев, объяснил офицеру, что отца ночью там якобы не было, и таким образом это спасло отцу жизнь.

В своей деревне отец славился как мастер на все руки. Он изготовлял красивые резные сани, широкие и глубокие дорожные кошевки для быстрой езды. Хорошо знал текстуру разных пород деревьев. Только на одни сани уходило три-четыре породы. Молодая береза шла на полозья, на скрепления — ильм и вяз, на отводы — сосна и ель, а на копылья (опорные брусья в полозьях) — дуб. Бочки он бондарил также из разных пород — смотря для каких нужд: для меда — из липы, для огурцов и капусты — из березы, для кваса и медовухи — дубовые. Из елки, которая мало впитывает влагу, делал лодки и оконные рамы. Вил он и веревки из пеньки и льна. Конскую сбрую — хомуты, седла, дуги, удила, уздечки, стремена — также делал сам. Ковал плуги и бороны.

Когда отец работал в колхозе, у нас был целый гектар огорода. Мы выращивали все, что необходимо для жизни крестьянской семьи. Одной картошки накапывали по сто мешков. Отец обладал недюжинной, просто-таки титанической силой. Брал, например, под каждую руку по мешку картошки и спокойно нес до телеги. Когда же огород у нас отняли, мы стали сажать картошку на противоположном берегу реки.

Окончание следует.

Возрастная категория материалов: 18+