— Виктор Васильевич, начнем с вопроса, который напрашивается сам собой: от чего и от кого сегодня нужно защищать наших детей?
— От жестокого обращения. Это касается детей всех возрастов — начиная от грудничка и заканчивая теми, кого поперек лавки не положишь. От насилия со стороны преступников, педофилов, опасного интернета. По данным УВД, за минувший год против несовершеннолетних было совершено 986 преступлений, 421 — с применением насилия, 21 ребенок погиб. А в целом пострадало от преступлений, включая кражи сотовых телефонов, избиения, — 1228 детей. Особо хочу отметить рост преступлений сексуального характера. В 2010 году их зарегистрировано 105 против 89 год назад, — продолжил Виктор Васильевич. — Это говорит о более эффективной работе следователей. Но вообще это количество можно смело умножать в разы — часто либо сам ребенок скрывает случившееся, либо родители боятся огласки.
Наша область одной из первых присоединилась к общенациональной информационной кампании, проводимой Фондом поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации. С 1 сентября у нас заработал телефон доверия, на который поступило более 200 звонков, около сотни из них — от маленьких амурчан.
— И на что вам жалуются дети?
— Говорят о самом важном. Например: «Мне 14 лет, и он меня отверг». Не улыбайтесь, все очень серьезно. Буквально на днях получили из УВД информацию, что 14-летняя девочка ударила в грудь ножом 17-летнего парня. Причина — неразделенная любовь. Часто дети жалуются на конфликтные отношения между сверстниками в классе, на преследования со стороны старшеклассников — либо отбирают деньги, либо заберут сотовый, а когда деньги на нем заканчиваются, возвращают.
Как правило, все звонящие получают реальную помощь. Мы связываемся с сотрудниками ПДН, с участковыми, чтобы оперативно отреагировали. С кем-то работают психологи. Если ситуация тянет на уголовное дело, оперативно выезжаем на место.
— Что удалось сделать за год?
— Выстроена система взаимоотношений со всеми органами власти. Мы заключили соглашения со всеми федеральными структурами на территории области, которые занимаются вопросами детства, за исключением наркополицейских. У нас пока нет статистики, насколько наркотики распространены среди несовершеннолетних. Педагоги отрицают, что в школе появилась эта проблема. Есть решение об обязательном обследовании учащихся на употребление наркотиков, считаю, оно должно стать обязательным.
Если говорить о реальных результатах, они есть. Например, после того как в новобурейской школе-интернате № 5 отравились дети, мы провели независимое расследование совместно со специалистами института уполномоченного по правам ребенка РФ. После чего минобрнауки оперативно отреагировало на наше обращение и выделило порядка пяти с половиной миллионов рублей на устранение всех недостатков.
— Вы часто выезжаете на место?
— Если обращение кажется серьезным — обязательно. Мы часто бываем с проверками в интернатных учреждениях. При этом я не предупреждаю заранее — сообщаю о нашем визите за полтора часа. Что-либо скрыть за это время невозможно, поэтому мы видим объективную картину.
Дважды я был с проверкой в Юхтинской спецшколе. Мы увидели там безобразия в пищевом и санитарном блоках, в столовой. На мой вопрос: почему тут так грустно? директор ответил: «А у нас тут не санаторий!» Но ведь и не концлагерь! Да, эти дети совершили серьезные преступления, но тюрьма не перевоспитывает и не лечит, а в таких учреждениях оступившихся подростков надо теплом лечить. И здесь должно быть больше радостных красок, не должно быть уныния.
Первый раз я побывал в спецшколе, когда у них были проблемы с теплом. Мы разобрались, в чем дело, и передали котельную муниципальным властям. Директор, вместо того чтобы заниматься детьми, то уголь искал, то золу вывозил, то у него насосы летели или трубы лопались. А в бане нет элементарной вентиляции. На ремонтные работы областной бюджет выделил 3,5 миллиона рублей. Через полгода посмотрим, что изменится.
Понятно, что в спецшколе своя форма одежды, но я против, чтобы дети ходили в серых рубашках и серых брюках. Не спорю, там много трудных подростков, а кто-то и случайно попал, кто-то от голода украл, а кого-то взрослые использовали в своих интересах — заставили в форточку залезть. Начинаешь с такими разговаривать — они же все про себя расскажут. И все хотят домой. Я намерен работу по Юхте довести до конца. Должен быть общественный контроль, попечительский совет нужен. Согласен — это не санаторий, но условия для развития личности там должны быть. Спецшкола должна показать: ты жил неправильно, надо жить вот так. Чтобы он домой пришел исправленным. А задача общества за это время с родителями разобраться, чтобы он не вернулся в ту среду, из которой его изъяли.
— Много ли сегодня сирот при живых родителях, скольких за год лишают родительских прав?
— В 2010 году лишено родительских прав 646 родителей. Это почти на 200 меньше, чем в предыдущем году. Причина — в повышении эффективности работы общественных организаций, женских активистов, министерств. Это хорошая тенденция.
Но есть настораживающие факты, когда родители намеренно отказываются от детей. Приходят, например, бабушка с дедом с жалобой на собственную дочь — такая-сякая, надо лишить родительских прав. Начинаем разбираться, выясняется: бабушке с дедом хочется, чтобы внук был сыт, одет, обут за счет государства, потом у него будет льгота при поступлении в учебное заведение, а самое главное — возможность получить квартиру. А что мать ему даст? Учится он слабо, сам на бюджетное обучение не поступит, живут в бараке. Вот вам и мораль. Сначала родители от детей отказываются, а потом дети от стариков, поэтому у нас не только детдома переполнены, но и дома престарелых.
Я готов поклониться женщинам, которые в одиночку воспитывают детей, на маленькую зарплату, и не оставляют их. Недавно у нас была женщина, мать пятерых детей, младший — инвалид по трем заболеваниям. Малышу два годика, но у мамы и мысли нет, куда-то его отдать. У крохи ДЦП, а он уже умеет сидеть, хотя врачи говорили, что он «неподъемный». И надо видеть, какие у мамы глаза, когда она о своем малыше рассказывает. Значит, она за него бьется. Если эту семью поддержать, они справятся с трудностями.
— Почему органы опеки часто настаивают на том, чтобы забрать детей из семей, которым трудно, на попечение государства? У них какой-то корыстный интерес?
— Их зарплата от количества отнятых детей не зависит. К сожалению, органы опеки сегодня недееспособны вот почему — в районе работают один-два специалиста, как правило, без специального образования в области социальной защиты. Таких специалистов сейчас готовят, например, в АмГУ, но поскольку работа не мед, молодежь идет в органы опеки неохотно. Считаю, что эти органы работают по старым методикам, как им удобнее, в основном на запретительных мерах. Мне приходилось читать протоколы органов опеки, где постановляли отобрать детей из семьи, потому что не хватает одного квадрата площади либо игрушки не соответствуют возрасту детей. Вместо того, чтобы прийти в семью и спросить, какая нужна помощь.
— Многие помнят вас как сурового чиновника областного ранга, чей командный голос гремел на планерках. А сейчас — дети, и вы говорите о них так, что слезы наворачиваются. Где вам сложнее работать?
— Все зависит от задач, которые передо мной поставлены. Ранее на меня были возложены обязанности, где я должен был подчиненных держать в напряжении, добиваться, чтобы люди эффективно работали. Хотя суровым я не был, требовательным — да. А с детьми надо общаться по-другому, доверительно. Не было случая, чтобы я не разговорил ребенка, мне он расскажет все, что у него на душе. Возможно, он чувствует силу человека, который может помочь. У меня у самого трое внуков, и я знаю школьно-детсадовскую жизнь и то, что волнует детей, как говорится, из первых уст.
Очень важно не ждать, когда что-то случится — а потом ехать, комиссию создавать, наказывать виновных. Это неправильно. Когда ты в тонусе и чувствуешь ситуацию, опыт и интуиция подскажут — здесь плохо, здесь недоработали, и это грозит плохими последствиями. Усиливаешь работу — и проблема решается.
Возрастная категория материалов: 18+
Добавить комментарий
Комментарии