Сергей Оробий: «Шишкин пишет хорошую качественную прозу».Сергей Оробий: «Шишкин пишет хорошую качественную прозу».

Живет в Благовещенске, его книги продаются в книжной лавке столичного Литинститута и выложены на сайте эмигрантской интернет-библиотеки в Германии. Наш разговор — о чтении и современной литературе.

— Сергей, объясните, зачем, на ваш взгляд, современному читателю нужно читать Михаила Шишкина, чем он интересен?

— Во-первых, Михаил Павлович Шишкин пишет хорошую качественную прозу, он работает над своим текстом, и от этого текста можно получать удовольствие. Во-вторых, он видит задачи литературы в целом и свои задачи как писателя в том, чтобы совместить любовь русской литературы к «маленькому человеку», Акакию Акакиевичу, с технически более совершенными приемами западной литературы. То есть взять от нашей литературы ее знаменитую духовность и донести ее, пользуясь языком модернистов, Джойса и других западных писателей, которые в технике стоят выше. И я думаю, у него реализовался этот замысел. Пересказать сюжеты его книг, чтобы быстро ввести читателя в курс дела, сложно. Во многом его произведения построены на стилистической игре, сюжет ведет не логика событий, а логика языка — «что к слову пришлось». Михаил Шишкин живет в Швейцарии, уехал туда по семейным обстоятельствам, но именно за границей он стал иначе ощущать русский язык, русскую литературу и специфическую миссию писателя.

— Писатель знает, что о его творчестве пишут книги далеко на востоке?

— Конечно, интернет, медийные техники делают любое общение доступным. Мы переписывались, а также встречались лично в Москве. Михаил Павлович очень доброжелательно отнесся к моему желанию анализировать его произведения, он прочитал мою книгу еще в рукописи, признался, что испытал необычное чувство — будто его положили в томограф. Но ему было интересно. Он сказал много вещей, которые меня воодушевили и оказались полезными. Ему было приятно, что есть научный интерес к его текстам.

— С Дмитрием Галковским, о «Бесконечном тупике» которого была ваша первая книга, вы тоже встречались?

— Галковский на тот момент был автором маргинальным, у него была очень своеобразная репутация. Когда специально для диссертации я перечитал и проанализировал его текст, я отметил, что он больше философ, нежели писатель. Потом на основе диссертации получилась книга. Дмитрий Галковский ее прочитал. В Москве есть клуб его поклонников, я передавал туда экземпляры своей книжки, и она дошла до писателя. Он отозвался о книжке в своем блоге. И при встрече сказал какие-то приятные слова, а потом немного лукаво добавил: «Появись эта книжка лет 10 назад, она была бы кстати, а сейчас поезд ушел». Тем не менее ответил постом в своем ЖЖ, вызвал интерес у своих читателей. Контакт литературоведа с писателем для филологии необычен, но полезен. Если работать с текстами классиков 19-го века, ты чувствуешь дистанцию, и присутствует филологический снобизм.

— Вы сами пришли к мысли исследовать современников?

— К счастью, на факультете мне позволили заниматься тем, чем я хотел.

— Вы современную литературу читаете как филолог или как читатель?

— Конечно, когда читаю, не думаю, как бы я подошел к этому тексту с филологическим инструментарием. Но именно как человек с филологическим образованием, я не выделяю любимого писателя, а стараюсь смотреть на литературу как на процесс, в котором очень много имен. Недавно премия «Национальный бестселлер» назвала книгой десятилетия «Грех» Захара Прилепина. И я даже немного расстроился, что они выделили именно этого автора, как сконцентрировавшего смысл десятилетия.

— На ваш взгляд, кто у нас автор десятилетия?

— Могу только пофантазировать на эту тему. В 90-е годы если не главным, то одним из главных авторов был Виктор Пелевин, который своим творчеством выразил суть 90-х, а главной его книжкой была и остается «Generation П». По сюжету и тематике она максимально воплотила в себе дух 90-х с его постмодернизмом.

Нулевые годы не случайно получили такое название — ни то ни се, нулевые. В эти годы появились и писатели социально ориентированные, как Захар Прилепин, и интровертные, как Михаил Шишкин, работающие с вечными темами. И одно имя назвать сложно — их много, писателей десятилетия.

Писатель десятилетия работает не только с ангажированными темами, но с идеями и тенденциями, и при этом хочет что-то важное сказать читателю. Каждый его последующий роман должен отменять предыдущий. Это общие требования к литератору, и боюсь, что «нулевые» нам ни одного такого писателя не дали. Поэтому я так отреагировал на «Нацбест». Но институт литературных премий для того и существует, чтобы дразнить гусей.

— И возбуждать интерес к современной литературе, ведь когда мы читаем списки номинантов, часто именно из них мы и узнаем, что появились те или иные новые писатели.

— Да, все эти лонг-листы и шорт-листы полезны, поскольку позволяют говорить не об одном лучшем писателе, а как минимум сразу о десятке. И читатель может ориентироваться на эти сообщения и вполне представлять себе картину литературного процесса.

— Как бы вы охарактеризовали современный литературный процесс?

— По сравнению с 90-ми, постперестроечными годами, литература вошла в более спокойное русло. Исчезло острое противоречие между массовой литературой и элитарной, сформировалась литература для среднего класса. Я бы отнес к этому направлению Евгения Гришковца. На его концерты ходит очень широкий зритель, люди самых разных занятий, которым интересны и книги. Думаю, что постепенно Виктор Пелевин дописался до более широкой аудитории. Владимир Сорокин, который начал с очень авангардных вещей, начал писать киносценарии, его авангард и эпатаж остались в 90-х. Последняя его книжка — повесть «Метель» — лишена всех эпатажных моментов, зато изящно собрана из разных фрагментиков русской литературы. Получилась такая стилистическая игрушка, которая интересна, скорее, специалистам по угадыванию литературных намеков.

В 90-е годы было явное противоречие между издательским рынком и качеством текста, к концу «нулевых» оно нивелировалось. В обществе вырос интерес к литературе нон-фикшн, возродилась серия «Жизнь замечательных людей». И не случайно многие современные писатели выбирают в качестве объекта тоже необычных писателей прошлого. Например, Захар Прилепин написал книгу о Леониде Леонове, советском писателе, который уже не изучается даже в вузах. И многие прочли эту книгу в первую очередь потому, что автор — Прилепин. Сергей Шаргунов, тоже молодой писатель, написал для ЖЗЛ книгу о Фадееве, Дмитрий Быков — о Пастернаке, Окуджаве, а сейчас дописывает книгу о Маяковском.

Конечно, чтобы судить о процессе в целом, нужна некоторая историческая дистанция. Но наблюдать за ним и описывать его — чрезвычайно интересно.

Книга как идея останется

— Судя по тому, что вы носите очки, читаете вы много?

— Очки у меня появились уже в университете, когда я стал читать не только художественную, но и научную литературу. Читаю много, по научной необходимости, потому что хочу следить за процессом и разбираться в нем. Это предмет моего научного исследования.

— Читаете в интернете или покупаете книги?

— В интернете. потому что там тексты появляются более оперативно, и мне это более привычно. Читаю больше с экрана. Процесс чтения меняется, я об этом задумывался. Но книга как идея, безусловно, не умрет. Возможно, уйдет в прошлое ее переплетный вариант. Институт читателей никуда не денется. Книга как идея останется. Гомер вообще не умел писать, но его «Одиссея» начинает всемирную литературу.

Возрастная категория материалов: 18+