Мы и в Москве много общались с Аллой Николаевной. Она была очень гостеприимным человеком. Гостей всегда ждал накрытый стол, все очень вкусно, и на столе — знаменитая ледяная водка, настоянная на лимонных корках, так называемая «баяновка». Алла Николаевна до последнего могла позволить себе рюмку водки. Она любила слушать байки про мое деревенское детство, ей это нравилось. И она не раз говорила, что Россия держится на ситцевых платках русских баб. Она была очень русская, широкая, я бы даже сказал, куражная. Ресторанная молодость, цыганщина, «К Яру!» — это все в ней было, конечно. В ней была огромная жажда жизни. Она приехала в Советский Союз в 1989 году в 74 года и дала полторы тысячи концертов. В 74 года у артисток обычно жизнь заканчивается, а у нее все только началось. Слово «фонограмма» она не выговаривала, пела только вживую. На телевидении как-то попробовала петь под фонограмму, но не получилось. Я часто спрашивал ее: «Алла Николаевна, в чем секрет вашего долгого и такого качественного века?» Она отвечала: «Еще пока не скажу, золотая нить моя пока не кончилась. Потом скажу». Но так и не сказала. У нее были уникальные голосовые связки. Однажды я встречался в ее доме с фониатром, которая говорила, что таких связок не видела никогда в жизни. Баянова ни одного дня не училась вокалу. Господь Бог поставил этот голос, и он звучал.