Тепло, светло и шоферы непьющие
…Эти слова Степана Авраменко въелись в сознание нескольких десятков человек не хуже цемента. Знающие люди понимали — первый секретарь амурского обкома партии шутить не будет. Разберется, конечно, однако не пожалеет — «шапка вместе с головой полетит». И кое у кого полетела.
— Один товарищ не поверил, хотя опыт общения с Авраменко имел достаточный. Фамилию называть не хочу, потому что родственникам не очень приятно будет. Скажу лишь, что сам этот товарищ когда-то работал первым секретарем Ивановского райкома партии, потом в администрации областных властей трудился. Купил машину себе в обход очереди и на сестру оформил, — рассказывает благовещенский пенсионер, некогда работник амурского обкома партии Владимир Григорьев.
— В партии его оставили, но это единственное послабление, которого он удостоился за былые заслуги. На бюро обкома ему «выдали» по полной программе: строгий выговор объявили с занесением в учетную карточку. Понятное дело, что на его руководящей карьере был поставлен жирный крест. Он потом семь лет рядовым слесарем в горгазе Благовещенска работал, ключом газовым орудовал. Лишь когда Авраменко ушел, этот человек смог устроиться заведующим обкомовским гаражом. Я его встречаю, а он довольный такой: «Володя, ты не представляешь, как у меня на работе тепло, светло и шоферы непьющие!»
Владимир Григорьевич, вспоминая о подобных случаях, обиды на областное руководство не таит. Считает, так и должно быть в идеале. Сначала человек труда, а уж потом забота о руководителях. Понятное дело, что в условиях нехватки благ и комфорта, всеобщей одинаковости и тотальной очередности принцип справедливости растворялся в таких понятиях, как «блат» или «использование служебного положения». Удержать ситуацию под контролем могла лишь жесткая рука руководителя. По многочисленным воспоминаниям очевидцев, в случае с Авраменко это правило было как никогда актуально.
Машина в семье Григорьевых появилась именно благодаря передовику производства в лице супруги Владимира Григорьевича.
— Я как работник обкома оставался без машины, а моя жена Вера Константиновна получила «двоечку». Мы на ней 27 лет проездили, — ностальгически вздыхает Владимир Григорьевич.
Фальшивоталонники
Что только не придумывали амурчане в ходе борьбы за дефицитные продукты. Иногда дело выливалось в откровенный криминал. Правда, напополам с юмором. Вера Константиновна Григорьева много лет работала в «Росгипроземе». Эта организация землеустройством колхозов и совхозов занималась. Картографы — специалисты высочайшей категории — до того руку набили, что просто не могли пройти мимо продуктовых талонов.
— Я сама однажды чуть не попалась, — буквально ошарашивает Вера Григорьева. — И смех и грех, но есть в моей биографии такая страница. Подхожу к прилавку, протягиваю талон, а продавец его поднимает и на свет пристально разглядывает. Я тут же развернулась и бегом к выходу, даже про талон забыла. Несколько дней потом боялась, что за мной милиция придет.
Специалисты «Росгипрозема» приноровились делать талоны на мясо из талонов на масло. Почти ювелирными движениями опасным лезвием срезали «излишки» типографской краски, тут же тушью подрисовывали буквам недостающие «хвостики» и «палочки». Благодаря каллиграфическому почерку отличить подделку от оригинала практически невозможно… до тех пор, пока талон на свет не проверить. В местах среза бумага тоньше обычного. Вот на этом умельцев-картографов и раскусили. Хотя конспирация соблюдалась неукоснительно.
— «Росгипрозем» в районе областной стоматологии располагался, и мы между собой распределили все окрестные продуктовые магазины, — продолжает делиться секретами мастерства участница группы фальшивоталонников. — Одни шли в продуктовый магазин на улице Островского, тот, что рядом с «Детским миром» располагался, второй прямо напротив нашей организации был, третий — в районе главпочтамта. Иначе нас бы гораздо раньше вычислили. Ну представьте — стоят несколько женщин, и все берут только мясо. На масло почему-то никто не смотрит.
Подобную деятельность можно оценивать по-разному. Кто-то осудит, а иные поймут. Ведь не от хорошей жизни люди брались обманывать государство. Хотелось есть, пить, жить просто по-человечески, без очередей и унижений. Не всегда удавалось. Советские женщины даже отличались повышенной стройностью. Потому что в обеденный перерыв не обедали, а разбредались по городу с одной лишь целью — разузнать, где что дают. И если кому-то удача улыбалась, то счастливчик занимал очередь на весь коллектив сразу.
Костюм в награду за подвиг
Сегодня пенсионер Владимир Григорьев облачается в строгий костюм по особым случаям. И надевая темно-синий пиджак в рубчик, всегда вспоминает 14 июня 1941 года. В тот день семья получила очередное письмо от Бориса Григорьева (родной дядька Владимира Григорьевича). Борис проходил срочную службу в поселке Магдагачи и уже вовсю готовился к дембелю.
— Я тогда еще совсем мальчишкой был и хорошо помню несколько строк. Дядька писал, дескать, «пусть Володька мои виниловые пластинки не растаскивает, скоро приеду. Только нас почему-то в срочном порядке в Брест отправляют. В любом случае скоро свидимся», — делится воспоминаниями Владимир Григорьев. — То письмо оказалось последним, через неделю началась война, дядька пропал без вести.
Кто бы знал, что спустя десятилетия канувший в кровавой мясорубке войны родственник вдруг окажет неожиданную услугу. В 1989 году супруги Владимир и Вера Григорьевы оказались в Бресте. Ехали проездом, с туристической группой. Между делом обследовали местные мемориалы, даже находили дядькиных однофамильцев, однако Бориса среди них не встречалось. Тем не менее постоянно лежала в кармане его довоенная фотография, где он в буденовке перед самой несостоявшейся демобилизацией.
— Мы в универмаг зашли, а там костюмы висят, — продолжает пенсионер. — Мы с женой так обрадовались, потому что в Благовещенске пиджаки и брюки появлялись в продаже крайне редко, а мой обкомовский прикид успел порядком поизноситься. Значит, померили мы костюм, в кассу направились, а продавец у нас паспорт требует. Потом выясняется, что на стене этого универмага висит перечень товаров, которые нельзя продавать иногородним. Среди них бытовая техника, обувь, много чего еще и, соответственно, костюмы. Причем решение было принято на уровне городских властей.
Причины столь обидных ограничений объяснились просто. Брест — транзитный город для туристических групп из многих регионов страны. В то же время белорусская текстильная, обувная промышленность славилась своими товарами и неплохо наполняла местный рынок. Чего не скажешь о прочих городах и весях Советского Союза. Власти города небезосновательно опасались, что приезжие опустошат торговый ассортимент брестских магазинов.
— Мы уговариваем продавца продать нам этот костюм, а она чуть не в слезы: «Меня уволят», — разводит руками Владимир Григорьевич. — Я уже рукой махнул, жене сказал, мол, хватит унижаться, и на улицу побрел. Смотрю, она через несколько минут выходит уже со свертком в одной руке, с дядькиной фотографией — в другой. Оказывается, она заведующую универмагом вызвала, фото Бориса ей показала и объяснила, что этот амурчанин защищал Брест… Вот, до сих пор в этом костюме хожу.
Владимир Григорьевич и Вера Константиновна со временем нашли место предположительной гибели Бориса Григорьева. Память о нем висит в домашнем шкафу и надевается по особым случаям.
За кровать до синяков
Е. С. Тимошенко, с. Белоярово, Мазановский район.
В 1954 году мы с мужем переехали жить в Стойбу Селемджинского района. Дали нам небольшую комнату в многоквартирном доме, соседка стол выделила, кровати нормальной не было, поэтому спали на полу. Вдруг соседка сообщает, что в магазин две полутораспальные кровати привезли, но чтобы купить, надо рано утром туда идти. Муж как раз в рейс ушел, поэтому пошла сама прямо с вечера очередь занимать. По темноте в одиночестве там простояла, а как светать начало, люди потянулись. В итоге народу набралось столько, что я оказалась прижатой к дверям. Когда продавщица их открыла, то меня так сильно толкнули, что я прямиком к прилавку отлетела. Он деревянный, я головой об него ударилась, шишку на весь лоб получила, нос разбила. Еле выговорила, что кровать купить хочу. Она казалась такая красивая, с никелированными спинками и сеткой. Муж из рейса вернулся, испугался, как увидел, что у меня лицо синее. А я сама такая радостная, кровать, говорю, купила. Вместе 55 лет прожили, сейчас нам обоим по 80 лет. Все эти годы вспоминали свою первую кровать.
Добавить комментарий
Комментарии